В том же, XII веке, наш Новгородский епископ Нифонт наставляет Кирика, что латинян следует принимать через миропомазание. По его словам, так же принимали их и в Константинополе. Впрочем, Нифонта интересуют подробности исключительно характера обрядового [47]. Федор Вальсамон в конце XII века запрещает пленников-латинян допускать к Таинствам, пока они не отрекутся от латинских догматов и обычаев, пока не будут по канонам оглашены и не сравняются с православными. Необходимость так поступать с латинянами Вальсамон доказывает тем, что римляне отделились от Церкви и папа не поминается вместе с патриархами [48]. При толковании 14 правила Четвертого Вселенского Собора Вальсамон свидетельствует, что православные требовали от латинян отречения, если они желают жениться на православных [49]. Весьма возможно, что под κατηχηθη в первом случае и под εξόμνυσθαι во втором не подразумевается крещение латинян, но византийский канонист считает латинян к Церкви не принадлежащими. Четвертый Латеранский Собор в 1215 году свидетельствует, что после отпадения Рима греки начали крещенных латинянами перекрещивать и практиковали это иногда в XIII веке [50]. Около того же времени болгарский архиепископ Димитрий Хоматин свидетельствует, что отношение к латинянам и к их таинствам было различное [51]. Папа Гонорий III в 1222 году в письме к судьям в Ливонии упоминает, что от епископа Ливонского ему стало известно, quod Rutheni Latinorum Baptismum, quasi rem detestabilem execrantes etc [52]. Папа Григорий IX в 1232 году писал польскому духовенству, чтобы оно не допускало браков католичек с русскими, которые перекрещивают их по своему обряду (in contemptum fidei christianae secundum ritum ipsorum denuo baptizari faciunt) [53]. Из XIV века о крещении латинян есть свидетельство в русских источниках. Наши летописи под 6841 (1333) годом сообщают, что великий князь Иван Данилович женил своего сына Семена. "Приведоша за него княжну из Литвы именем Августу, а в святом крещении наречена бысть Анастасиа" [54].

В XV веке Греческая Церковь перестала крестить латинян. Принятие латинян в Церковь совершалось через миропомазание. Такая практика была определена и на Константинопольском Соборе 1484 года, где был утвержден и чин присоединения латинян, в котором от обращающихся требуется отречение от filioque, опресноков и прочих обычаев латинства, после чего "ευθυς χρίεται υπο του ιερέως ο τοιουτος τω αγίω της Εκκλησίας μύρω" [55]. Хотя и не крестили латинян, однако принимали их, как в древней Церкви принимали ариан, македонян и подобных. Замечательно, что греческие писатели IX века миропомазанием при приеме латинян доказывают, что эти последние - еретики. "Благочестивые постановления, - пишет святой Марк Ефесский, - гласят: еретиками называются и подвергаются законам против еретиков также и те, которые в малом отступают от правоверия. И отчего мы помазуем миром присоединяющихся от них к нам? Разумеется, оттого, что они еретики". Марк Ефесский свидетельствует здесь, что латинян лишь помазывали миром. Но это ничуть не значит, будто он считает их принадлежащими к Церкви. По этому вопросу он говорит ясно и определенно. "Мы, - говорит он, - отсекли их и отбросили от общего Тела Церкви... Мы оставили их как еретиков и поэтому отделились от них". Ссылается Марк Ефесский и на 7 правило Второго Вселенского Собора в доказательство того, что латинян принимают в Церковь, как древних еретиков, и что они поэтому такие же еретики [56].

Наоборот, с XV века в Русской Церкви начинает господствовать практика перекрещивания латинян. Так, летописи намекают, что в XV веке был крещен у нас венецианец Иван Фрязин, служивший в Москве монетчиком [57]. Особенно много свидетельств о перекрещивании латинян мы имеем от XVI века. Гнезненский архиепископ Иоанн Ласский на Латеранском Соборе 1514 года докладывал о русских: "Они говорят, что все подчиненные Римской Церкви - не истинные христиане и не спасутся... Все церковные таинства профанируют и хулят, осмеивают и презирают" [58]. В 70-х годах XVI века приезжал в Москву чрезвычайным послом австрийского императора Даниил, принц из Бухова, от которого мы имеем сочинение "Начало и возвышение Московии", где читаем: "Тех из наших земляков, которые переходят в их веру, они перекрещивают, как бы крещенных не надлежащим образом. Причину этого они приводят следующую: что крещение есть погружение, а не обливание. Так как таковым великий князь дарит несколько денег и платье, то часто люди легкомысленные за маленькую прибыль позволяют повторять на себе крещение и тем нашей вере причиняют немалое поношение" [59]. В конце своей жизни царь Иван IV начал свататься за Марию Гастингс, племянницу английской королевы Елизаветы. Известно, что этот царь деспотически относился к Православной Церкви; однако когда посол Елизаветы Боус 13 декабря 1583 года на требование принять невесте Православие сказал, что вера христианская одна, царь заметил решительно: "Которой быть за нами княжне, то сперва креститись в нашу веру крестьянскую" [60]. В августе 1590 года королева Елизавета писала царю Феодору Иоанновичу, упрекая его между прочим и за то, что некоторых купцов "принудили вновь креститься, когда они уже приняты в христианство через крещение" [61]. Бывший в России в 1593 году посол римского императора Николай Варкоч в описании своего путешествия свидетельствует: "Если бы привелось крещеным христианам переходить в их веру, они должны дозволить им опять крестить себя; так как московитяне сомневаются, истинно ли наше крещение, то тот бедный грешник, который дает крестить себя, должен отречься от принятого им крещения и снова креститься" [62]. А вот что читаем в грамоте Вологодского архиепископа Сильвестра от 4 июня 1613 года к архангельскому попу Варфоломею: "Как к тебе ся наша грамота придет, и ты б с товарыщи своими с архангельскими попы и с дьяконом тем иноземцом велел до крещенья говети и в нашу истинную православную хрестьянскую веру по правилом святых апостол и святых отец крестил, и на отреканье бы еси им коемуждо велел свою веру проклинати, отрицатися от бесермянства к истинному Богу, и после крещения и причащения також им велел поститися, сколько мочно" [63].

В начале XVII века и при конце Смутного времени вопрос о перекрещивании латинян сделался в Москве вопросом государственной важности. В 1613 году Россия вместо польской династии получила русскую между прочим и потому, что русские люди и русская иерархия были тогда убеждены в необходимости латинян перекрещивать.

В этом "наказе" много раз повторяется условие, которое ставят каждый раз на первом месте: "А государь бы королевич Владислав Жигимонтович пожаловал креститься в православную христьянскую веру греческого закона" [64]. "А будет паны рада учнут говорити, что королевич и так крестился в православную християнскую веру, и вдругорядь ему как креститись, другово крещенья християнину не бывает? И боярину князю Василию Васильевичу с товарыщи говорити: то мы ведаем, что государь королевич крещен в римскую веру по римскому закону; а толко государь королевич над нами умилосердится, пожалует нас: похочет быти в нашей православной християнской вере греческого закона, и ему государю подобает креститися истинным святым крещением нашие святые християнские веры греческого закона" [65]. Самому Владиславу также послали грамоту от имени святого патриарха Ермогена и от всех российских духовных и светских всякого чина и звания людей. В этой грамоте основная мысль: "Со всякою тихостию и кротостию и смирением прими святое крещение", - и в пример Владиславу ставится святой равноапостольный князь Владимир [66].

После всего сказанного я позволяю себе думать, что было бы неточностью называть постановление Московского Собора 1620 года новшеством. Да и самый Собор 1620 года смотрел на свое определение вовсе не как на новшество, а как на утверждение старого обычая... Патриарх Филарет сам говорит о побуждениях к определению 1620 года: "Во второе лето паствы моея, от создания же мира в лето 7128 (1620)

Принесоша же мне хартию выписану исправил, по его митрополичью указу еже не крестити, но токмо миром помазывати повелено им. Аз же смиренный патриарх Филарет не презрех такова раскола, да не погибнут овцы стада Христова, и испытанием Писаний и правою верою исправитися в подобу явленную вещь изволих, да не како останок еллинския и июдейския злобы воистину в зрелую пшеницу вмесился будет, и искорене яко плевел да восторгнется, и чиста явится церковная нива. И того ради повелел Ионе митрополиту пред собою стати". Митрополиту патриарх напомнил о патриархе Игнатии, который, "угожая еретиком латыньския веры", в Успенский собор "введе еретическия папежския веры Маринку, святым крещением совершенным християнского закона не крестил ю, но токмо единем Святым Миром помаза, и потом венчал ю с тем расстригою, и якоже Июда предатель и сей поругася Христу", "егоже Игнатия за таковую вину священноначальницы великия Святыя Церкви Российския, яко презревшаго правила святых апостол и святых отец, от престола и от святительства по правилом святым изринуша в лето 7114 (1606)". Вспоминает дальше патриарх Филарет, как святой Ермоген посылал его к Владиславу "учинити бы его царем; а крестити бы его в нашу истинную в православную християнскую веру греческого закона. И даде ми отец наш, великий господин Святейший патриарх Ермоген, писание, избрав от правил святых апостол, и святых отец, на укрепление всем нам, и против еретиков различных многих еретических вер ответ, чесо ради крестити их". Патриарх говорит и о том, как и сам он исследовал правила и понял, "яко вси еретики различных еретических вер не имут права святого крещения, еже водою и Духом Святым. И того ради от всех еретических вер различных приходящих к Православию христианского закона подобает совершенно крестити святым крещением..." "А ты убо в сем царствующем граде Москве како начинаешь вводити и утвержати сопротивно святых отец правилом и Седми Вселенским и Поместным Собором, и всем благочестивым патриархом содержания, и приходящих убо к тебе от латынские веры почто не велиши крестити в три погружения, и не испытоваеши различия ереси их, но повелеваеши убо токмо святым миром помазовати их..." "Аз же, смиренный, таковую прелесть еретичества нововводимую от тебе не хощу ни слышати, зане не по Божественным правилом сия новая ереси вводиши и глаголеши убо о тем папежницех, яко не подобает их крестити, и яко по правилам святых отец се сотворил еси..." "И от лет убо приснопамятнаго и святаго великаго князя Владимира, иже просвети всю великую Руссию святым крещением, от грек прием, и даже и до днесь, по лето 7128, никтоже в нас не дерзнул сотворити таков соблазн еретичества, кроме Игнатия, изверженного патриарха, и тебя. Так же как и Московское государство учинилося, и от того времени по се время того не бывало в Московском государстве, чтобы еретиков латынь и иных различных вер еретиков не крестили, кроме изверженного из святительства Игнатия патриарха" [67]. В 1621 году патриарх Филарет издал указ о том, как испытывать белорусов - кого из них крестить, кого миропомазывать и кого не крестить, не миропомазывать [68]. Крещенных униатами указано было крестить в три погружения "для того, что крещены от отступника, который молит Бога за папежа" [69]. Но при написании и этого указа патриарх сознавал, что "се не новое предание введше, но древнее укрепляюще поновихом" [70]. Все эти утверждения патриарха Филарета имеют подлинное историческое основание. Вот почему и иностранцы, бывшие в Москве после 1620 года, упоминая о перекрещивании латинян, не говорят, будто эта практика лишь недавно появилась. Адам Олеарий в тридцатых годах XVII века немало интересовался вопросом именно о крещении в древней Руси. Он описывает обряды, сообщает биографии более известных из крестившихся лиц, обсуждает факт перекрещивания с исторической точки зрения [71]. "Такое новое окрещение христиан, переходящих к русским из других исповеданий, русские, без сомнения, заимствовали от греков которые по отделении их от латинской Церкви латинское крещение считают недостаточным и потому желающих из Западной Церкви перейти к ним и соделаться членами Греческой Церкви крестят вторично", - и далее Олеарий ссылается на акты Латеранского Собора [72]. От Олеария мы вправе ожидать заметки и о том, что перекрещивание западных христиан в Москве - лишь недавняя новость, и однако такой заметки мы у него не находим. Бывший в Москве в 1661 году барон Августин Майерберг опять без всякой оговорки сообщает: "Московитяне верят, что крещение не имеет силы, если крещающийся не весь погружается по древнему церковному обычаю три раза в воду. Оттого, когда кто-нибудь, окрещенный по латинской вере, переходит в московскую, его, как крещенного не по церковному обряду, перекрещивают посредством троекратного погружения в воду, расторгают и брак его, заключенный им прежде, как человека, незаконно введенного священною дверью крещения к пользованию прочими Таинствами. Окрещенного тотчас же помазывают миром, не ставя ни во что латинское помазание, как ненужное" [73].

Древнерусская практика, подтвержденная Собором 1620 года, была отменена на Московском Соборе 1667 года. Это и понятно. Собор 1667 года тем и знаменит, что он, руководимый греками нередко сомнительного достоинства, осуждал все, даже в мелких обрядах Русской Церкви, что уклонялось от греческой практики. И до сих пор волнует Русскую Церковь клятва, поспешно наложенная Собором на древнерусский обряд как на ересь. Угодливые в отношении светского правительства греки готовы были тогда провозгласить даже принцип "царство выше священства", и только протест русской иерархии предотвратил такое решение вопроса о царстве и священстве, то есть о взаимоотношении Церкви и государства [74]. О крещении латинян Собор 1667 года постановил: "Неподобно латин перекрещивати, но точию по проклинании своих им ересей и по исповедании согрешений и подаянии рукописания помазовати их святым и великим миром и сподобляти Святых и Пречистых Таин и тако приобщати Святей Соборней и Апостольстей Церкве" [75]. Но в подтверждение своего постановления Собор мог привести лишь определение Константинопольского Собора 1484 года и слова Марка Ефесского [76]. Но замечательно, что постановление Собора 1667 года не сразу переменило русскую практику господствовавшего в ней чина приема западных христиан: в конце XVII и в начале XVIII века все еще их перекрещивали. Вот что пишет в своем дневнике Иоанн Корб, бывший в Москве в 1698 году: "Русские не признают истинно крещенными и христианами тех, которые по римскому обряду, одним только обливанием воды во имя Пресвятейшей Троицы, возрождаются во Христе. Москвитяне по упрямому суеверию утверждают, что крещение должно производиться через погружение в воду, так как нужно прежнего человека удушить в воде, а это можно сделать, только погружая его в воду, а не обливая оной. Придерживаясь упорно этого заблуждения, русские к возобновлению крещения допускают и христиан, какого бы они ни были вероисповедания, в случаях, когда те добровольно принимают русскую схизму" [77]. Генрих Седерберг был в России с 1709 по 1718 год и в своих "Заметках о религии и нравах русского народа" пишет: "Хоть и правда, что они признают римско-католиков христианами, однако считают их учение преисполненным бесчисленных заблуждений и потому наравне с другими, переходящими в их веру, крестят их еще раз, называя их латинянами" [78]. В этом, по замечанию Седерберга, русские не сходятся с греками [79].А между тем в то же самое время Константинопольская Церковь постановление Собора 1484 года распространила и на лютеран и кальвинистов. Друг всех немецких лютеран царь Петр I спрашивал Константинопольского патриарха о том, как принимать в Православие лютеран. В 1718 году патриарх Иеремия отвечал грамотой, которая вошла в "Полное собрание законов Российской империи" (т.5. №3225); в ней патриарх с готовностью сказать угодное русскому царю устанавливает "отступающих от ереси лютеранской и кальвинистской... более не перекрещивать, но через едино помазание святым миром делать совершенными христианами, сынами света и наследниками Царствия Небесного". После без всякого уже соборного определения - ибо соборный строй Русской Церкви был уничтожен Петром I - стали принимать латинян даже и без миропомазания.С XVII века русское богословие начинает подпадать под католическое влияние. Киевская практика в XVII веке была иная, нежели московская. В Требник Петра Могилы вторгается неведомая древней Церкви мысль о некоторой действительности таинств, совершенных вне Церкви. О лютеранах и кальвинистах в этом Требнике говорится: "Сих убо крестити никакоже подобает, понеже крещени суть", а о латинянах: "Сих убо не точию крещаем, но аще от своих си Миром помазани суть и Миром Святым не помазуем их" [80]. Под такую практику, которая в древней Церкви допускалась лишь по соображениям икономии церковной, в Требнике Петра Могилы подставляется уже догматическое основание. Крещение, миропомазание и священство потому не повторяются, что будто бы и вне Церкви они "характир, сиесть печать или знамение николиже истираемое на души приемлющего творят". "Крещение убо знаменает или печатлеет душу во еже познаваемую быти крещенному яко есть овча стада Христова, вписанное в книги животныя; миропомазание же, во еже познану быти миропомазанному от не миропомазанного, яко вписан есть в катастих воинов Христовых" [81]. Но как можно быть овцой вне единого стада Христова? Как можно быть воином Христовым, воинствуя против Церкви Христовой? Именно в латинском богословии с его opus operatum лежит источник усвоенной некоторыми из новых русских богословов мысли о действительности Таинств вне единой Церкви Христовой.Патриарх Иеремия в упомянутой выше грамоте писал очень решительно: "Утверждаем и постановляем, дабы сие было непременно во вся веки... непоколебимо и во веки не нарушаемо потомством". Не прошло и сорока лет, как в самой Константинопольской Церкви стали латинян при их обращении в Церковь крестить. При патриархе Кирилле V в 1756 году было определено приходящих из западных исповеданий принимать как несвященных и некрещенных (ως ανιέρους και αβαπτίστους). При этом делается ссылка на единство истинной и Апостольской Церкви, обладающей Таинствами; еретическое же крещение, как несогласное и чуждое апостольскому Божественному установлению, есть пустая вода (ύδατα ανόνητα), как говорят святитель Амвросий и Великий Афанасий, никакого освящения его принимающим не подает и бесполезно для очищения грехов, а потому и отвергается [82]. В конце XVIII века составлена греческая Кормчая (Πηδάλιον), где латинское крещение именуется ψευδώνυμον βάπτισμα и на католическую иерархию распространяется 1 правило святого Василия Великого в его догматической части (λαϊκοι γενόμενοι). То правда, что постановление 1756 года состоялось при весьма немирных обстоятельствах церковной жизни. Тогда народные толпы восстали на патриарха Паисия, снова возвели на патриарший престол Кирилла V, который был еще раньше, в свое первое патриаршество (1748-1751), сторонником перекрещивания латинян. Нельзя в событиях 1756 года всего объяснять деятельностью и проповедью монаха Авксентия: он был ведь задушен и утоплен в море турками еще до возведения на патриаршество Кирилла V. Пусть профессор А.П. Лебедев не сочувствует определению 1756 года и приводит негодующие слова Βενοδότης’а по адресу патриарха Кирилла V [83], пусть он издевается над греческой Кормчей (Πηδάλιον) [84]: это обстоятельство не уничтожает того факта, что греки с половины XVIII века начали латинян перекрещивать. Однако и от этой практики на Востоке делали иногда отступления, например, при приеме католиков-арабов в Птолемаиде или сирийских мелхитов в 1861 году [85].Такова в кратком очерке история чиноприема в Православную Церковь западных христиан после отпадения Римского Патриархата от Церкви. Целые века практика Восточной Церкви была разнообразной, колеблясь между крещением и миропомазанием. Затем делаются различные в Поместных Церквах соборные определения, которые меняются в разные века. Греческая Церковь в 1484 году постановляет латинян миропомазывать, а Русская все больше и больше с этого времени утверждается в практике перекрещивания, утверждая ее потом на Соборе 1620 года. Под влиянием греков в 1667 году Русская Церковь постановляет латинян миропомазывать и в начале XVIII века ограничивается миропомазанием и в отношении лютеран. Эта практика в Русской Церкви еще более смягчается: миропомазанные латиняне освобождаются и от миропомазания. Греческая же Церковь в это же самое время, в 1756 году, восстанавливает практику перекрещивания латинян и лютеран, делая, однако, иногда отступления, если католик был арабом или сирийцем.Как же смотреть на все эти исторические факты? Как должен о них думать и как должен к ним относиться я, член и священник Восточной Церкви? Могу ли я допустить, что эта практика неразрывно связана с догматическим понятием о единстве Церкви? Означает ли принятие латинян без крещения признание их членами той же Церкви, к которой принадлежу я? Но как же я тогда буду смотреть на свою Церковь, которая то признает католиков своими членами, имеющими ее благодатные дары, то начинает их крестить, как язычников и иудеев? Если крестить всех католиков, то почему можно не крестить католиков-арабов? Что же делал святитель Ермоген патриарх Московский, принявший от латинян мученическую кончину, когда требовал крещения от королевича Владислава? Неужели он, вопреки 10 члену Символа веры, требовал второго крещения? Если перекрещивание латинян было вторым крещением, то не подлежат ли сотни православных иерархов извержению по 47 апостольскому правилу: "Епископ или пресвитер, аще по истине имеющего крещение вновь окрестит или аще от нечестивых оскверненного не окрестит, да будет извержен, яко посмевающийся Кресту и смерти Господней и не различающий священников от лжесвященников"? Нет, я не могу дерзнуть помыслить, будто Поместные Церкви, Греческая и Русская, в течение веков посмеивались и посмеиваются Кресту и смерти Господней! Если Таинства вне Церкви действительны и благодатны, то их можно только принимать; менять же практику чиноприема, как это делали и греки, и русские с XI века до XVIII, это поистине значит кощунствовать и подлежать за то анафеме. Признать же свою Церковь кощунствовавшей или кощунствующей я не могу. Посему и для практики в отношении латинян должно искать объяснения лишь в соображениях церковной икономии, а не в догматическом понятии о единстве Христовой Церкви. Восточная Церковь, как и древняя Церковь, не заблуждалась и не ошибалась, хотя бы и временно, но при постоянной неизменности догматического понятия о единстве Церкви, ради пользы душ человеческих, делала снисхождение, не требуя от обращающихся латинян нового обряда крещения, хотя этот обряд по внешнему виду (обливание) и отличался от православного. Помазывать же миром латинян требовали и церковные определения, и авторитетные церковные писатели. Принимать латинян без миропомазания - лишь местный обычай Русской Церкви, создавшийся под влиянием Требника Петра Могилы и даже навеянный богословским духом самого католичества. Все, что в нашем богословии есть печальный результат влияния католической схоластики, - все это, конечно, не может быть более авторитетно, нежели учение древней Церкви и прямой наследницы ее благодатных даров, Церкви Восточной. А разве это не убедительный факт, что в Восточной Церкви всегда определяли латинян принимать через миропомазание, то есть как в древней Церкви принимали ариан, македонян, аполлинариан? Не засвидетельствовала ли этим Церковь, что она считает латинян столько же принадлежащими к Церкви, сколько принадлежали к ней ариане и прочие еретики древности?В своих письмах архиепископу Антонию Вы не говорите, как Вы смотрите на существовавшую и существующую практику перекрещивания латинян. Но я не ошибусь, если доведу Ваши рассуждения по нашему вопросу до решительного приговора. Вам эта практика, конечно, представляется ошибкой, заблуждением и, может быть, кощунством над Таинством. К такой мысли склоняется и латинствующий Петр Могила в своем Требнике: "Дерзаяй повторяти сия святыя тайны святотатство совершает и Христа вторицею распинает и ругается" (с.192). Около семидесяти лет назад английский богослов В. Пальмер в своем письме к нашему знаменитому в истории русской мысли А.С. Хомякову прямо обвинял Православную Церковь за перекрещивание христиан и считал это признаком ее неистинности, так как перемена практики была сознанием возможности ошибок, хотя бы маловажных. В своем ответе на это обвинение А.С. Хомяков отчасти колеблется, но все же чутье глубокого богослова подсказывает ему несколько прекрасных и верных мыслей, которых я не могу здесь не привести. "Местные заблуждения не суть заблуждения всей Церкви. Это ошибки, в которые могут впадать частные лица вследствие незнания церковных правил. Здесь виновато частное лицо (епископ или мирянин - все равно); но сама Церковь твердо стоит в незапятнанной чистоте своей, постоянно исправляет местные заблуждения, но никогда не нуждается сама в исправлении. Прибавлю, что, по моему мнению, и в этом случае Церковь никогда не изменяла своего учения; тут заметно лишь различие в обряде при совершенном сохранении его первоначального значения. Все Таинства могут окончательно совершаться лишь в недрах Православной Церкви. В какой форме они совершаются - это дело второстепенное. Примирением (с Церковью) Таинство возобновляется или довершается в силу примирения; несовершенный еретический обряд получает полноту и совершенство православного Таинства [86]. В самом факте или обряде примирения заключается, в сущности, повторение предшествовавших Таинств. Следовательно, видимое повторение крещения или миропомазания, хотя и ненужное, не имеет характера заблуждения; оно свидетельствует о различии в обряде, но не в понятиях. Сравнение с другим фактом церковной истории уяснит мою мысль. Брак есть Таинство в глазах Церкви; однако Церковь не требует повторения брака от тех язычников, которых она принимает в общество верующих. Самое обращение язычников без совершения обряда дает предшествовавшему соединению четы значение христианского Таинства. Вы должны с этим согласиться, а иначе Вам придется допустить невозможное, именно, что законное соединение языческой четы имело полное значение христианского Таинства. Церковь не требует ни от язычников, ни от иудеев возобновления брака; но вторичное обвенчание могло ли бы считаться заблуждением? Не думаю, хотя в обряде произошло бы изменение" [87]. Как можете видеть, А.С. Хомяков высказывает почти то же, что, по моему мнению, было постоянной мыслью Церкви; эту мысль мешает многим понять и принять лишь схоластическое учение средневекового католичества о Таинствах, по которому Таинства могут совершаться и вне единого Тела Христова, вне единой Церкви. Живая вера А.С. Хомякова в единство Церкви побудила его объяснить разнообразие церковной практики при чиноприеме, не разрушая учения о единстве Церкви. Вера в единство Христовой Церкви, которую мы исповедуем в 9 члене Символа веры, решительно не позволяет и мне согласиться с тем понятием о единстве Церкви, какое предлагается в Ваших письмах и брошюрах. Нельзя искажать единую Церковь, которая есть голубица, единственная Матерь христиан (Карфагенский Собор, правило 68). Не могу веровать в такую "единую" Церковь, в которой Поместные Церкви враждуют друг с другом, не причащаются от Единого Хлеба, крестят или миропомазывают приходящих из другой Поместной Церкви, в которой одна Поместная Церковь устраивает специальные миссии для обличения и разорения другой! Как я назову такую Церковь единой? Ведь это будет такая явная неправда! А в делах веры не нужно неправды! Она может лишь вредить делу христианского единения!