14-ое правило: "Аще который Епископ, поставляя предлогом вину своего Митрополита, прежде соборнаго разсмотрения, отступит от общения с ним, и не будет возносити имя его, по обычаю, в Божественном тайнодействии: о таковом святый Собор определил: да будет низложен, аще токмо обличен будет, яко отступил от своего Митрополита, и сотворил раскол. Ибо каждый должен ведати свою меру: и ниже пресвитер да пренебрегает своего Епископа, ниже Епископ своего Митрополита".

15-ое правило: "Что определено о пресвитерах и Епископах и Митрополитах, то самое, и наипаче, приличествует Патриархам. Посему, аще который пресвитер, или Епископ, или Митрополит, дерзнет отступити от общения с своим Патриархом, и не будет возносити имя его, по определенному и установленному чину, в Божественном тайнодействии, но, прежде Соборнаго оглашения и совершеннаго осуждения его, учинит раскол: таковому святый Собор определил быти совершенно чужду всякаго священства, аще токмо обличен будет в сем беззаконии"{13}[1].

Об этой канонической стороне дела достаточно, полагаю, ясной не только для зрячих, но и для подслеповатых, лишь бы они окончательно не смежали очей своих, я больше говорить не буду. "Sapienti sat", а "insapienti"{14} сколько ни говори, он в толк не возьмет...

Теперь мне хочется сказать о другом, что вовсе не так ясно и для многих почитаемых и почитающих себя вполне зрячими. Мне хочется указать на связь рассматриваемого нами печального явления с почвой, на которой оно могло возникнуть и возникло. Ведь об "оживлении Церкви" говорилось очень давно. Толки об этом оживлении идут не первый год, даже не первое десятилетие{15}. Уже давно нашими богоискателями, вроде Мережковского и "иже с ним"{16}, подхвачено было словцо, неосторожно брошенное, кажется, Достоевским, что наша Церковь в параличе{17}. Затем, а может быть, и одновременно, эта мысль о параличности Церкви пошла гулять в духовной литературе{18}.

За толками начались практические попытки выведения Церкви из параличного состояния. Взялись за основную церковную ячейку - приход. Вопрос об оживлении Церкви свелся, главным образом, к оживлению прихода. Наряду с придумыванием "живительного" приходского устава началось в разных местах практическое "оживление" приходских ячеек. И какими только средствами и путями не пытались достигнуть этого оживления!

Очень давно, задолго до войны 1914 г., показывали один из пригородных приходов Петербургской епархии, как пример того, как может быть произведено возрождение приходской жизни. Любознательного посетителя, приехавшего в какой-нибудь праздник в этот приход, приводили в приходскую потребительскую лавку, в приходское ссудо-сберегательное товарищество, на приходский фельдшерский пункт, в приходскую богадельню. Народу оказывалось везде немало, и жизнь приходская представала пред взором посетителя кипучей, многообразной, поистине "возрожденной". Только когда приезжий заходил в приходской храм, там было не очень многолюдно и довольно мертвенно.

Был, рассказывают, в Московской епархии и такой сельский приход, где оживление приходской жизни началось с приобретения приходского племенного бычка. Конечно, все эти приходско-оживительные акты имели свои варианты и дополнения. Так, к числу оживительных средств нужно отнести широко распространенные во многих городах, особенно в столицах, богослужения с театральными новшествами, концертными номерами при богослужении с артистами или без оных, бьющие на эффект проповеди, часто довольно истерического характера. Словом - всякого рода отсебятина, которая должна сделать богослужение интересным и заманчивым. Люди серьезно думали, что, устраивая приходское хозяйство, богадельню, или создавая богослужебную бутафорию, они вдыхают подлинную евангельскую жизнь в омертвелый приход, а через приход и в "параличную Церковь".

Жутко становится, когда вдумаешься в эти факты, в эти взгляды... Но это были лишь цветочки по сравнению с теми ягодками, которые произросли на той же почве в последнее время. Тогда скромно обновляли малые приходские ячейки, теперь пытаются, по тому же "духовному" принципу, оживить сразу все тело церковное; тогда создавали крохотные хозяйственные учреждения в приходе, в роде потребительских лавок, теперь ставится колоссальная задача социализирования, на "христианских" началах, всей нации, даже всего человечества. Тогда "реформа" производилась смирно и скромно нравственными и финансовыми силами прихода, теперь программа обновления человечества проводится дерзновенно (чтобы не сказать - дерзко) при посредстве насилий, тюрем, ссылок и крупных субсидий (употребляемых, правда, очень часто на служение Бахусу).Но общее, что сближает тогдашних мелких возродителей церковноприходской жизни и теперешних мировых реформаторов, это - полное непонимание существа христианства, существа Церкви, и вытекающая из этого непонимания подмена христианского пути жизни иным, о котором можно сказать: "ин путь мняйся благий, а конец его во дно адово"{19}. Впрочем, это страшное слово едва ли вполне приложимо к прежним наивным радетелям церковноприходского возрождения, но к теперешним строителям церковной жизни оно идет целиком, ибо путь их есть несомненно путь антихристианский, в конечном счете - антихристов.Не знаю, читали ли вы в №№ 8 и 9 журнала "Живая Церковь" статью свящ. Семенова "Русская Церковь и социальная революция"? советую прочесть. Вы увидите, куда идут и куда ведут поборники "Живой Церкви". В сущности, им христианство и не нужно. Они не знают его, да и знать не хотят{20}.Христианство, эта великая тайна Боговоплощения, искупления и обожения человека и твари - только помеха на пути достижения выдвигаемого ими социалистического идеала с его исключительно посюсторонними, земными и приземистыми целями и задачами. Все это было бы не так страшно, если бы эти новые строители тайн, не Божиих, а антихристовых, не уходили корнями в ту почву, которой питаются, как вы увидите из указанной аналогии настоящего с прошлым, и их многочисленные quasi-благонамеренные противники, остановившиеся лишь на полпути в своей возродительной работе.Здесь наблюдается приблизительно то же явление, что и в политической области. Живоцерковники - это церковные большевики{21}, а их противники и предшественники указанного типа - церковные эсеры. Те и другие из одного теста и так же естественно ополчаются друг против друга, как и политические большевики против таких же эсеров. Но ничто по существу не мешает тем и другим осоюзиться между собою, так как расхождение между ними вовсе не принципиальное. Мы и наблюдаем это трогательное осоюжение или, попросту говоря, переход, иногда добровольный, а иногда и вынужденный[2], но вовсе не противоестественный, эсерствующих батюшек и архиереев к живоцерковникам, т.е. церковным большевикам.Не знаю, понятна ли для вас моя мысль? Думаю, впрочем, что она уяснится, когда я скажу несколько слов в раскрытие того положительного пути Христова, который был, несомненно, забыт церковными эсерами и теперь открыто отвергнут церковными большевиками.Прежде всего, те и другие относятся к Церкви, как к учреждению человеческому, почему в их лексиконе выступает на первом плане термин "оживление Церкви". Они полагают, что явствует из их писаний и из их деяний, что нужна лишь энергия человеческая, с одной стороны, и ряд внешних перемен в организации церковной - с другой, чтобы "парализованное" тело Церкви ожило и начало правильно функционировать. Источник оживления церковного в них - деятелях церковных. Требуется умелый подбор энергичных деятелей, чтобы оживить, окрылить и пустить в ход омертвевшую организацию, именуемую Церковью. Эта точка зрения обща, повторяю, и живоцерковникам, и большинству, скажем так, староцерковников. Ни те, ни другие не подозревают, в какие дебри религиозного заблуждения они забрели, куда отходят сами и куда отводят других малосмысленных от истинного, подлинного благовестия Христова.