Очевидно, Бах находится, прежде всего, в лютеранской традиции, характеризующейся хоралом в форме каре, — и таковы большинство его хоралов. Сам Лютер сочинил около сорока хоралов, и он признавал, что музыка является «чудесным даром Бога, совсем близким к богословию». Как и Лютер, произведения которого находились в его библиотеке, Бах настаивает на тотальной греховности человека и безвозмездности искупления.

Тем не менее, по мере того как гений Баха расцветает, он приобретает «католическую» широту в глубоком смысле этого слова, означающего «согласно полноте». В лютеранском послании он делает акцент на Christus victor, Христе–победителе смерти и ада, так же как и греческие отцы. В Лейпциге он находит литургию, все еще близкую к римскому обряду, широко использующую латынь. Лаконичная красота латинских стихов, кажется, особенно вдохновила Баха; отсюда великолепный Magnificat, исполненный на Рождество 1723 г. в церкви Св. Фомы, в котором порыв является уникальным в своей подлинности гимном к радости. Как не вспомнить о Exultavit, о танцующем мотиве виолончелей, затем о предельной вокальной скромности Sicut locutus est, который неожиданно уступает место финальной ликующей Gloria!

Одним из самых прекрасных творений Баха, написанных им в конце жизни, является Месса си минор, которой сам музыкант дал название Католической мессы и которую он посвятил католическому монарху — властителю Саксонии и королю Полыни.

3) Какое произведение Баха Вы любите больше других, и почему?

Я мог бы назвать Страсти по Матфею, эту длинную поэму о Церкви, стоящей у подножия креста, вместе с Марией. Это не просто сочинение, это — целый мир.

Также хорал для органа Vor deinen Thron tret'ich hiermit, Господи, вот я перед престолом Твоим, который Бах, уже будучи слепым, прикованным к постели, продиктовал за несколько дней до смерти. Это вера, твердое доверие, вознесенное до состояния пламени и кристалла. Я бы хотел умереть таким образом, — я воспринимаю это, как чистую молитву.

Но, поскольку следует жить, я бы назвал любую токкату для органа — «иррациональный взрыв», вызывающий у меня ассоциации с тонко чувствующей девушкой, внутренне бросающейся в музыку, словно длинная и тонкая птица; этот взмах крыльев в чистой радости бытия.

4) Что может дать музыкальное переживание Баха, в чем состоит связь между музыкой и литургией?Думаю, здесь важно понять два основных момента. Первое — это то, что музыка должна находиться на службе слова, точнее, Слова с большой буквы. Это музыка и составляет заглавную букву Слова… Это музыка отрывает Слово от человеческой болтовни, чтобы обнаружить его ось тишины, той тишины, что является «тайной грядущего мира» и покоится в Слове, как Дух покоится во Христе. Дух, дуновение: таков, возможно, смысл непрерывной басовой партии, к которой Бах так привязан и о которой он говорит, что «ее финал и конечная цель не могут быть ничем иным, как прославлением Бога и вибрацией души. Обычно подобный оборот не принимается во внимание, финал и превращается только в мычание и надоедливые припевы шарманок».Бах придавал первостепенное значение языку, названию и тексту хорала или кантаты. Adagio его построены, как речи, малейшая модуляция кантаты выверена в соответствии с литургическим выражением. Страсти по Матфею как нельзя более тесно охватывают евангельский текст. Вся композиция этого произведения — это созерцание трагического и животворящего Креста.Другой урок, который можно из этого извлечь, — музыка должна быть на службе слова, но также она должна, в согласии со словом, нести в самой себе богословские символы. Разумеется, они скрываются в полифонии, но в то же время вызывают ее разветвление и делают ее значимой. Повторение одной и той же ноты знаменует отходную дня, или конец жизни. Хроматический рисунок наводит на мысль о тревоге, о страдании, о Страстях. Союз двух природ во Христе (Бах очень «халкидоничен»!) выражается при помощи мужественного ритма и женственного трехтактного темпа. Впрочем, Бах делает свои ритмы и повороты более женственными всякий раз, как ему хочется подвести нас к воротам Царства…Конечно, в этой музыке не все одинаково ценно. Существует, согласно выражению одного немецкого музыковеда, и «Бах за своей швейной машинкой». Итальянизм его не всегда удачен и часто нивелирует смысл текста. Суровая, лишенная украшений пасхальная кантата, как та, что озаглавлена Christ lag un Todesbanden, пробуждаете нас ностальгию по чисто монодийной старинной литургической музыке, григорианской или византийской, или даже музыке Монтеверди и Шютца. У Баха, как это часто бывает в барочной архитектуре, экзальтация затмевает воплощение. Тем не менее для нашего трагического века все спасено через чувство Бога распятого, и экзальтация воспринимается как мирная, бесконечно воскресная…5) Бах воспринимается как одно из светил эпохи барокко. Однако барокко объединяло тень и свет, красоту и риторику. Как два этих противоположных духа барокко сочетаются в музыке Баха?Понятие о «барокко», пришедшее на смену «классики», остается смутным и двусмысленным. Единственное его преимущество в том, что оно освободило историю европейской чувствительности (sensibilite) от некоторого «галлоцентризма», столь заметного, однако, при тех крошечных немецких дворах, где долгое время работал Бах.