Учение древней Церкви о собственности и милостыне
Но все эти преимущества бедности и, следовательно, связанные с ними побуждения избегать богатства и избирать бедность сам св.
отец называешь низшими. Но есть еще, говоря его словами, «другое утешение, но только свойственное любомудрым. Какое же? То что и богатство — ничто, и бедность — ничто... все это кратковременно и различается одно от другого одним только названием. Кроме того, есть еще иное, большее (утешение), состоящее в том, чтобы представлять себе будущие страдания и блага: страдания истинные и блага истинные»[559]. Только будущая жизнь есть наше истинное и вечное благо, и вот, перед лицом этого истинного богатства бедность есть прямой путь для наследования вечной жизни. Хотя св. Иоанн стоит на той точке зрения, что богатство и бедность, как мы уже видели, не добро и не зло сами по себе и являются лишь средством приготовить себе истинное сокровище на небе, но бедность особенно располагает к совершенной христианской жизни. Сам Христос Спаситель и Его апостолы жили в совершенной бедности и это высшая ей похвала[560]. И теперь «неимение денег служит признаком доброго человека»[561], и «добрый христианин обнаруживается более в бедности, нежели в богатстве... потому что в бедности он становится негорделивым, целомудреннее, честнее, смиреннее, благоразумнее»[562]. И св. отец, с этой точки зрения, решительно утверждал, что «только малое число богатых спасется, а бедных гораздо больше»[563]. Это потому, конечно, что бедность особенно располагает к добродетели[564] и в этом отношении может явиться источником множества благ[565], надежным руководителем на пути в Царство Небесное[566]. Поэтому, если в преддверии царского чертога строго различают богатых и бедных[567], то в Церкви этого быть не должно: в ней все равны[568], и бедный может явиться даже более ценным членом для Церкви, так как чужд опасений богатого и ничем не привязан к земле: ни имуществом, ни местом, ни самой жизнью[569]. Поэтому же в христианской Церкви иначе оценивается бедность, чем в Ветхом Завете, и «теперь ублажается бедность»[570]: в бедности скрывается Бог[571], так как Христос приходит к нам теперь не в образе богатых, но в образе нищих[572], и апостолы называют именно бедных святыми[573].
Таким в общих чертах представляется учение о богатстве и бедности св. Иоанна Златоуста. Наша задача состояла в том, чтобы указать те принципы, какие лежат в основе этической оценки св. отцом интересующих нас жизненных положений. Но мы должны сознаться, что в такой сжатой и отрывочной передаче воззрений св. отца, какая имеет место в систематическом труде, нет, думается, и возможности передать всю силу и поражающую выразительность мысли святого защитника бедноты. Слово св. Иоанна дышит такой огненной ревностью, льется таким стремительным потоком, что его невозможно заключить в рамки сухой передачи мыслей св. отца. И самая добросовестная передача этих мыслей не может дать даже понятия о том наслаждении, какое переживается при чтении живого слова великого учителя Вселенской Церкви.
В учении св. Иоанна, собственно говоря, христианский взгляд на богатство и бедность имеет совершенное выражение; в писаниях позднейших учителей Церкви мы лично не встретили ничего существенно дополняющего и выясняющего учение древней Церкви о богатстве и бедности. Поэтому и не будем останавливаться на изложении взглядов позднейших отцов и писателей церковных, но лишь, для полноты своего обзора учения древней Церкви по интересующему нас вопросу, изложим кратко взгляды на богатство и бедность представителей западной церковной мысли: св. Амвросия Медиоланского, св. Астерия Амасийского, блаженного Августина и блаженного Иеронима.
Св. Амвросий в учении о богатстве оттеняет все существенно важные стороны христианского взгляда на него. Указывая определенно на то, что в этой жизни вовсе нет соответствия между добродетелью и богатством, и нередко богатеют злые[574], св. отец настойчиво доказывает, что богатство и не есть такое благо, какого мог бы желать христианин, но таким благом является единственно добродетель. «Для блаженной жизни, — говорит св. Амвросий, — богатства совершенно безразличны. Это ясно показал в Евангелии Господь, говоря: блаженны нищие, потому что ваше есть Царствие Божие... То, что кажется благом: богатство, достаток, радость, чуждая печали — является препятствием к получению блаженства, как это явствует из изречения Господа: «горе вам, богатым, ибо вы уже имеете свое утешение»... Отсюда Новуфей был блажен даже тогда, когда побивался камнями по (проискам) богатого; он был беден и слаб по сравнению с богатством царя, но он был богат духом и богобоязненностью... Справедливо, что добродетель есть высшее и единственное благо, что одна только она может дать радости блаженной жизни, и что не внешними или телесными благами, но только добродетелью приобретенная блаженная жизнь — плод настоящего, а вечная — надежда будущего»[575].
И не только перед лицом истинной блаженной жизни богатство оказывается не благом, но не составляет оно непременного условия и земного счастья. Св. отец обращает внимание на внутреннее самочувствие богатого и видит в нем залог не счастья и довольства, но терзаний со- вести[576] и постоянной тревожной думы[577]. Как бы повторяя мысли св. Василия Великого, св. Амвросий ярко рисует жалкий образ богатого, думающего иметь в своем богатстве радость и утешение. Не зависти заслуживает такой богач, но сожаления, когда изобилие доставляет ему одни бедствия, и когда он собирает со своих полей не плоды, но печали и воздыхания[578].
И не являясь, таким образом, условием счастья на земле, богатство с этической точки зрения оказывается всегда противным началу христианской справедливости и препятствием на пути к спасению. Как мы уже видели, идеалом пользования благами мира, по воззрению св. Амвросия, должно быть общение имуществ: насилие переделало общее право в частное[579], и всякое богатство является несогласимым с высшей правдой. «Стремясь увеличить свои богатства, скопить денег, приобрести в собственность земли, превзойти (других) богатством, мы совлекаем с себя образ справедливости»[580]. «До каких границ вы, богатые, — говорит св. Амвросий, — будете устремлять свои неразумные пожелания? Неужели только вы одни населяете землю?.. Земля основана в общее владение всем, богатым и бедным, почему же вы, богатые, домогаетесь права собственности для себя одних? Природа не знает богатых, потому что всех рождает бедными, потому что рождаемся мы не в одеждах и без золота и серебра»[581].
И такой взгляд святителя на происхождение богатства, как и вообще частной собственности, о чем была у нас речь ранее, обусловливает собой и учение св. отца об истинно христианском отношении к богатству. Если христианин есть лишь раздаятель Божиих даров[582], то он должен не хранить богатства своего и этим служить маммоне, но раздавать свое золото бедным[583]. Лучшие житницы для хранения христианами своего имущества — это утробы нищих[584], почему христианин, раздавая свое богатство, никогда не должен страшиться возможности обнищать. «Никто не должен стыдиться, — поучает св. отец, — если он, благотворя бедному, из богатого и сам сделается бедным, потому что и Христос, будучи богатым, сделался бедным, дабы всех обогатить нищетой своей»[585]. Поэтому истинно блажен, по взгляду святителя, тот, кто сразу и совершенно отрекается от имущества, хотя св. Амвросий допускает и постепенность в раздаянии своего богатства. «Блажен, кто раздает все и следует за Ним (Богом)... Впрочем, Бог и не хочет, чтобы мы сразу отдали наше имущество, но чтобы раздавали его по частям, если только кто-либо не поступит так, как Елисей, заколовший быков своих и напитавший бедных с тем, чтобы, забыв о домашних заботах и бросив все, он беспрепятственно мог отдаться пророческому служению»[586].Напротив, если кто смотрит на свое богатство, как на личную собственность, хранит его и заботится об его умножении, то такой человек обременяет себя своим богатством, подобно обременению верблюда его горбом, и не может войти в Царство Небесное. В той шкатулке, в которой хранятся деньги, заключено и благополучие бедных, и в ней — в этой шкатулке — как бы в могиле, похоронена жизнь неимущих[587]. Поэтому равного проклятия заслуживает и грабитель, и скупой, не уделяющий из своего имения нуждающимся[588]. Богатство в этом случае оказывается для своего владельца тяжким бременем, подобным горбу верблюда[589], настолько затрудняющим для богатого путь в Царство Божие, что войти в него не может даже богатый, изобилующий другими добродетелями[590]. Истинную ценность бережливость имеет лишь тогда, когда она имеет в виду помощь неимущим[591].И насколько заслуживает осуждения в жизни христианина скупость, настолько же противоречит любви христианской и роскошь[592], и вовсе несовместимо с любовью сребролюбие и корыстолюбие[593].Такого горячего прославления бедности в жизни христианина, какое мы встречали в творениях восточных учителей Церкви, мы не видим в писаниях св. Амвросия. Но все же он не только оттеняет ту мысль, что в Церкви Христовой нет повода бедняку стыдиться своей бедности[594], но в творениях его встречаются и прямые указания на благотворное влияние последней в деле христианского спасения. «Мудрый, по слову св. Амвросия, ни в чем не имеет недостатка, потому что его богатство — это целый мир. Кто славнее того, кто не прельщается золотом, кто равнодушен к деньгам и, как бы с некоторой твердыни, с презрением смотрит на человеческие страсти... Разве не удивителен презревший богатства — те самые, которые многие предпочитают собственной жизни»[595]. И, по взгляду св. отца, самая природа, когда человек нагим рождается, и Церковь, когда человек крещается, учит согласно, что путь в Царство Небесное открыт не обремененным думами о богатстве»[596].В числе немногих дошедших до нас бесед св. Астерия Амасийского мы находим две беседы, прямо касающиеся интересующего нас теперь вопроса: это беседа на притчу о богатом и Лазаре и «против корыстолюбия». В этих беседах мы, собственно, находим определенно выраженными мысли о ненормальности деления людей на богатых и бедных и, в особенности, о совершенном несоответствии роскоши началу христианской любви. Мимоходом говорится и о непрочности тех утешений, какими пользуются богатые, и об истинной ценности с христианской точки зрения бедности. Позволим себе отметить, что эти мысли, всецело согласные с взглядом восточных учителей Церкви, выражены св. Астерием, по-видимому, совершенно независимо по форме от писаний восточных отцов, чего нельзя сказать о творениях св. Амвросия и блаженного Иеронима.Св. Астерий в беседе «против корыстолюбия» обращает внимание на чрезвычайно ненормальное распределение жизненных благ среди людей. В то время как «одни чувствуют тошноту от пресыщения избытком стяжаний... другие, удрученные голодом и нуждой, подвергаются опасности. Одни возлежат под золочеными крышами и обитают в домах, похожих на маленькие городки, украшенных ваннами, и чертогами разнообразными, и галереями, простирающимися на далекое расстояние, и всевозможной роскошью. Другие не имеют крова и из двух бревен... И это равночестное живое существо — человек — имеет такое различие в образе жизни со своим однородным!... Не иное что, как именно корыстолюбие вводит этот беспорядок и неравенство. Один лишен приличного вида от нагих членов, а другой, кроме того, что имеет бесчисленное количество одежд, еще и стены покрывает пурпуровыми покровами. Бедняк ощущает недостаток в деревянном столе, чтобы разрезать хлеб, а роскошествующий широко раздвигает серебряный стол, услаждается блеском материала.А насколько было бы справедливее, чтобы этот последний угощался, насыщаясь всяким другим лакомством, стоимость же стола доставила бы пропитание неимущим?... Одному масла не достает, чтобы зажечь светильник, а другой же по одним светильникам — богач. Один ложится на голой земле, а хвастающийся суетными богатствами блещет украшением своей кровати, снабженной серебряными шарами и цепями вместо веревок. Таковы следствия ненасытного корыстолюбия. Если бы оно не ввело в жизнь неравенства, не было бы этих несправедливых возвышений и принижений, и разнообразные несчастья не делали бы нашу жизнь неприятной и плачевной... А всего этого началом, причиной и корнем — желание большего, неправедная любовь к чужим имениям. Если же бы кто-нибудь эту страсть людскую истребил, то ничто не препятствовало бы, чтобы в жизни водворился глубокий мир... и все возвратились к естественной приязни и дружбе. Посему и Господь наш заботливо врачует эту болезнь своими увещаниями, то объявляя: «не можете служит Богу и маммоне»; то выставляя жалким богача того, имевшего на следующий день умереть, а воображавшего, что будет долго наслаждаться роскошью; то, в другом месте, поучая, что совершен тот, кто, предоставив нуждающимся все, что может, обратится добровольно к нестяжательному любомудрию — матери и сожительнице добродетели»[597].