Как видим, в своем опровержении взгляда на благотворительность Ци­церона Лактанций защищает абсолютность христианской заповеди тво­рить милостыню; и здесь он с особенной силой оттеняет ее бескорыстие и полную преданность велениям Божией воли. «Истинное употребление богатств состоит в обращении их не для своего удовольствия, но для под­держания многих людей из чувства правды, которая есть вечно пребы­вающая добродетель. Постоянное правило наше должно быть то, чтобы оказывать милость безвозмездно. Надобно ожидать награды от одного Бога. Кто станет ожидать ее от кого-либо другого, тот будет торговать ми­лостью, а не творить ее. Он никого не одолжит и будет действовать только для собственной выгоды. Это не значит, чтобы тот, кто делает другому добро, не ожидая от него ничего, не имел тут действительно никакой вы­годы: он получает награду от Бога. Милосердие так важно во всех деяниях нашей жизни, что Бог повелевает тех, кто не в состоянии оказывать его, приглашать на пиршества... Все деяния справедливого человека долж­ны быть благотворениями. Благотворения нет, когда оно возвращается. Мы на него не имеем никакого права, потому что получили плату за него.

Правда хочет, чтобы благодеяния были полные; а они полными быть не мо­гут иначе, как когда оказаны людям, которые оценить их не в состоянии... Главнейший долг доброго человека состоит в том, чтобы кормить бедных и выкупать взятых в плен... Кто делает добро родственникам и друзьям, тот не стоит похвалы, потому что исполняет только долг природы и дружбы, ко­торого никто не может опустить, не совершив злочестия, заслуживающего проклятие. В таком случае он более избегает порицания, нежели приобре­тает славы. Но кто творит добро пришельцу и неизвестному, тот достоин величайшей похвалы, потому что делает то из одного чувства человеколю­бия. Иные даже делают добро из чистого побуждения правды и чести тогда, когда нет никакой надобности творить его»[955]. И на пути исполнения долга творить милостыню Лактанций не видит никаких преград, вплоть до совер­шенной раздачи имущества и перенесения нищеты. «Иной скажет, может быть: «у меня не останется никакого имущества, если я буду выполнять все эти обязанности; в один день истрачу все то, что у меня есть, когда я стану помогать бедным, одевать всех нагих, выкупать всех пленных и по­гребать всех мертвых. Должен ли я подобным образом расточать имение, с таким трудом предками моими приобретенное, и доводить себя до такого положения, чтобы, наконец, выпрашивать самому себе у других пособия и сострадания?». Неужели ты до такой крайней степени боишься бедности, которую философы превозносят столь чрезвычайными похвалами, и кото­рую именуют они надежной пристанью, изъятую от всяких треволнений и беспокойств богатства? Неужели тебе неизвестно множество приключе­ний и случайностей, которым подвергает нас владение большим имением? Ты должен считать себя счастливым, если избегнешь их, не лишившись жизни. Ты обременен сокровищами, возбуждающими в согражданах к тебе зависть и недоброжелательство. Зачем ты не прячешь в самое безопасное место имущества своего, которого легко можно лишиться или от грабежа воров, или от несправедливой ссылки, или от вторжения неприятельского? Какое затруднение находишь в том, чтобы сделать вечным и неизменным то имущество, которое временно и бренно? Вверь сокровища свои Богу, и они не подвергнутся ни тлению, ни хищению воров, ни несправедливости тира­нов. Предающие богатство свое в руки Божии, никогда не могут быть бедны­ми. Если ты знаешь цену правды, то освободи себя от избытка, тяготящего и беспокоящего тебя, и последуй ей беспрепятственно. Сбрось с себя цепи, тебя удручающие, и теки к Богу. Великое мужество попирать ногами земные блага. Если ты не способен еще иметь совершенства для передачи в руки Божии твоего сокровища и для приобретения прочных благ через потерю благ гибнущих; то я научу тебя, как того достигнуть и избавиться всякого тут страха. Эти заповеди даны не для одного тебя, а для всех твоих собратий, связанных между собой так тесно, что составляют они с тобой только одно тело. Если ты один не в состоянии исполнить подобного предприятия, то, по крайней мере, споспешествуй тому всеми зависящими от тебя средствами и старайся превзойти других в великодушии столько, сколько превосходишь их в богатстве... Принеси в жертву Богу имущество, в руках твоих гибнущее, и ты получишь за то вечную награду. Бог предложил огромную цену за дела милосердия, обещав за них отпущение грехов. Он как бы говорит тебе: «если ты услышишь мольбу просящих у тебя вспоможения, то и Я услышу моление твое. Если ты милосерд будешь к преогорченным, то и Я буду к тебе мило­серд во время твоего горя. Если же ты не обратишь на них взора и откажешь им в пособии, то и Я поступлю с тобой таким же образом и буду судить тебя по твоим же правилам»»[956].

Из учения Лактанция о милостыне еще интересно отметить его взгляд на очистительное ее значение, причем Лактанций определенно отмечает истинный смысл общецерковной веры в такое значение милостыни в хри­стианской жизни. «Когда кто прибегает к тебе с просьбой о помощи, то будь уверен, что это опыт, посылаемый тебе от Бога для усмотрения, за­служиваешь ли ты, чтобы Он исполнил твое прошение. Не думай, однако ж, чтобы сила, доставляемая милостыней к избавлению грехов, давала тебе право вновь грешить. Милостыня тогда только изглаживает их, когда сопровождается сожалением о них и решимостью не творить их впредь. Бог истинно желает очистить людей от грехов и для того заповедал им обращаться к покаянию. Покаяние же состоит в твердом обещании впредь не грешить. Бог прощает грехи, производимые по нескромности, по нео­сторожности и по неведению; но не прощает грехов, заведомо исполняе­мых. Люди, которым грехи отпущены, не должны думать, что так как они чисты, то уже освобождены от дел милосердия. Они с тех пор, как оправ­даны, еще более обязаны выполнять долг правды и должны поддерживать, так сказать, здоровье свое теми же средствами, какими достигли до него. Сверх того, никто не изъят от греха, доколе облечен в смертное тело»[957].

В творениях св. Амвросия Медиоланского нам естественно ожидать встретить учение о милостыне, согласное со взглядами на нее восточных отцов Церкви, особенно Василия Великого, ввиду совершенного согласия св. Амвросия с этими отцами во взгляде на христианское понимание права собственности. И действительно, в существенных вопросах, связанных с учением о милостыне, св. Амвросий утверждается на общецерковной точке зрения. Но, при всем том, воззрения этого св. отца отразили на себе и тот общий дух практицизма, который был свойствен западной мысли вообще и который выразился у св. Амвросия очень настойчивыми ука­заниями на необходимость для священнослужителя особенной осмотри­тельности в деле раздаяния милостыни.

По вопросу о значении милостыни в христианской жизни, св. Амвро­сий утверждается на тех же основах, на каких это значение обосновалось и другими учителями Церкви, но особенно подробно останавливается на свойствах милостыни.

При изложении взгляда св. Амвросия на право частной собственности, равно как и на богатство, мы видели, что раздача имущества при посредстве милостыни является долгом для христианина, как требование правды и ис­полнение воли Бога, Верховного Собственника мира. Поэтому милостыня является как результатом естественного чувства сострадания к несчаст­ной судьбе ближних, так и собственно религиозным деланием, служением Богу. «Величайшим побуждением к милосердию служит, говоря словами св. Амвросия, сострадание чужим несчастиям и посильная помощь в их нуждах»[958]. «Прекрасно милосердие, которое само по себе делает (людей) совершенными, поскольку те через него уподобляются совершенному Отцу. Ничто так не похвально в христианской душе, как милосердие; ми­лосердным же нужно быть, прежде всего, к бедным, дабы и они могли поль­зоваться дарами природы, которая рождает земные плоды для всеобщего пользования; поэтому-то из того, что ты имеешь, уделяй бедному и помогай твоему собрату. Представь только себе, как много для него значит твоя ми­лостыня. Ты подаешь ему монету, а он получает жизнь; ты деньги даешь ему... а твой динарий для него уже состояние»[959]. И высшее религиозное освящение, долг сострадательной помощи нуждающимся получает в созна­нии того, что в лице нищих требует нашей любви и сострадания Сам Хри­стос, обнищавший нас ради. Св. Амвросий в раскрытии этого положения стоит на почве общецерковного представления о милостыне.

«Посетим, — увещевает св. отец, — темницы, утешим в узах сущих, соучаствуя в бедности и мучениях человеческих соболезнованием своим. Ибо во всех таковых обретается Христос, Который, по Божеству Своему будучи непостижим, снискивается, однако, делами милосердия. Сам Он го­ворит милосердным в Евангелии: взалкахся бо, и дасте Ми ясти; возжадах- ся, и напоисте Мя; наг бых, и одеясте Мя. Видишь, к каким благодеяниям возбуждает тебя слово Божие. Здесь в лице алчущих, и жаждущих, и нагих Сам Христос приемлет милостыню»[960]. И при таком взгляде на милостыню как на религиозное делание, вполне естественно, св. Амвросий, согласно с другими учителями Церкви, усваивает ей очистительное значение и го­ворит о небесной за нее награде. Об очистительном значении милостыни св. Амвросий говорит подобно св. Киприану и Оригену. «Милостыня явля­ется в некоторой степени второй баней для души, так что, если кто-нибудь после крещения нагрешит вследствие человеческой слабости, то для него еще остается средство очистить себя милостыней, так как Господь сказал: «Подавайте милостыню, и вот, все — чисто в вас». Даже, за исключением веры, я мог бы сказать, что милостыня приносит прощение еще больше, чем крещение, потому что крещение совершается однажды и обещает прощение однажды, а милостыня доставляет прощение так же часто, как она подается. Оба они являются источниками милосердия, которые подают жизнь и про­щают грехи. Тот, кто пользуется обоими, удостаивается Царства Небесно­го. Но тот, кто, загрязнив живой источник (крещение) грехами, прибегает к реке милосердия, также получает милость»[961]. Не менее определенно говорит св. Амвросий и о великой небесной награде за милостыню, как побуждении к последней. Бедный, получающий помощь, воздает благотво­рителю, по мысли св. отца, больше, чем получает, «поскольку является ви­новником спасения. Если ты одеваешь нагого, то себя облекаешь в правду. Если ты вводишь в свой дом странника, если ты принимаешь бедняка, то он доставит тебе близкое общение со святыми, а также введет тебя в веч­ные обители. Немаловажна сия благодарность, так как сеешь ты телесное, а взамен получаешь духовное... Поистине блажен тот, из дому которого бедный никогда не выходил с пустой сумой, так как никто не может быть блаженнее того, кто замечает нужду нищего и убогого, кто к сердцу при­нимает страдания неимущего; в день суда он получит спасение от Госпо­да, Которого он будет иметь должником своего милосердия»[962]. Подобные мысли, иногда буквально сходные с поучениями св. Василия Великого, св. Амвросий раскрывает и в беседе на притчу о безумном богаче. Здесь раскрывается та мысль, что благодеяние больше пользы приносит оказы­вающему его, нежели принимающему, так как если милостыня переходит к бедному, то подающий ее получает сторичное вознаграждение, подобно сеятелю, разбрасывающему по полю семена свои, и ценой «тленной пищи», покупается «нетленная слава Царства Небесного»[963]. Конечно, смысл этих речей святителя «о покупке неба» надо понимать так же, как и учение об этом предмете других учителей Церкви, по поводу какого учения уже были сделаны нами небольшие замечания. Здесь отметим, что сам св. Амвросий устанавливает этический смысл своего понимания значения милостыни. «Имеешь деньги, — говорит, например, святитель, — искупи грех свой. Не продажен Бог, но ты сам продажен... искупи себя своими делами, искупи себя своими деньгами. Ничтожны деньги, но драгоценно милосердие. Мило­стыня, сказал, освобождает от греха»[964].

В своем учении о свойствах христианской милостыни св. Амвросий осо­бенно выделяется из других учителей Церкви постоянными напоминания­ми о необходимости известной разборчивости при раздаче милостыни. Во взгляде же на другие свойства милостыни св. Амвросий, в общем, учит согла­сно общецерковному учению. Так, св. Амвросий оттеняет ту замечательную черту христианской милостыни, по которой ценность ее зависит не от ко­личества даваемого, но от настроения жертвователя. «Блажен, — говорит св. отец, — кто от сердца творит то, что он может. Дарам богатых Христос предпочел две лепты вдовицы, потому что она отдала все, что имела, а те от избытка уделяли лишь малую частицу. Итак, наше душевное расположение делает дар или великим, или малым, оно же сообщает ту или иную цен­ность и самым поступкам»[965]. И рассматривая ценность милостыни, св. отец оттеняет, что в ней всегда должны соединяться и щедрость, и благожела­тельство. «Недостаточно, — рассуждает св. Амвросий, — иметь доброе желание, необходимо еще и творить добро, а с другой стороны, мало еще хорошо поступать, нужно, чтобы это доброе дело проистекало из доброго источника, то есть доброй воли, ибо доброхотно дающего любит Бог. А если ты недобровольно даешь, то такая тебе награда? Почему и апостол говорит вообще: «Если делаю это добровольно, — то буду иметь награду, а если не­добровольно, то исполняю только вверенное мне служение»... Итак, очень хорошо доброжелательствовать, руководясь в своих щедротах намерением приносить пользу»[966]. Щедрость должна обнаруживаться в том, чтобы жер­твовать не меньше своих сил и раздавать действительно бедным, а не быть расточительным. По мысли св. отца, если благотворитель подает нищим не такую милостыню, какую может, то и милостыня является неугодной Богу и остающееся у подававших не является праведным их достоянием[967]. И ис­кренняя готовность облегчить страдания бедноты должна выразиться в том, чтобы щедрость не переходила в расточительность. «Есть два рода благоде­яний, — говорит св. Амвросий, — один — это щедрость, а другой — это расточительная роскошь. Быть щедрым — это значит принять странника, одеть нагого, выкупить пленных, помочь нуждающимся; а быть расточитель­ным — это значит устраивать широкие пиры... И то надо назвать расточи­тельностью, когда ради народных симпатий истощают свои богатства; так поступают те, которые расточают отцовское наследство на цирковые или театральные увеселения, чтобы известностью превзойти своих предков»[968]. И вот, именно в определении того, что такое истинная щедрость, св. Амвро­сий вносит в понимание христианского взгляда на милостыню такие черты, каких мы не встречали у восточных отцов, и которые носят на себе доволь­но ясную печать той ограниченности, какая чужда духу христианского уче­ния, как выражения идеальной точки зрения на предмет. Мы видели уже, как понимали эту абсолютность великие учители Церкви: они вовсе чужды были мысли и заботы о практических результатах от милостыни, исходной точкой в оценке милостыни всегда имели абсолютное выражение воли Бо- жией (всякому просящему давай) и настроение жертвователя. Св. Амвросий применил к оценке милостыни новый критерий — ее практическую целе­сообразность — и с этой точки зрения давал такие советы, которые прин­ципиально шли вразрез с общецерковным духом понимания христианской милостыни. «Даже в издержках на добрые дела, — слышим мы от св. Амв­росия, — должно быть умеренным»[969]. И эти слова являются как бы девизом всего учения святителя о милостыне. Нужна именно рассмотрительность и в отношении тех лиц, которым нужно помогать, и в отношении имуще­ственной обеспеченности самого благотворения. «В подаянии, — советует святитель, — нужно обращать внимание на возраст, физическую слабость, а иногда даже и на стыдливость, которая свидетельствует о благородстве происхождения. Так, старикам, которые не в состоянии уже снискать себе трудом пропитания, ты давай щедрее; точно также охотнее помогай увечно­му. Затем не отказывай в помощи тому, кто из богатого сделался бедняком, особенно, если он потерял то, что имел, не по своей вине, а вследствие на­падения разбойников, или вследствие конфискации, или по клевете»[970]. «И не на лицо только нужно обращать внимание, но часто и на обстоятельства, и на время, например, когда приходится помочь скорее соседу, чем брату»[971]. Итак, ясно, что в щедрости нужно наблюдать известную меру, чтобы бла­готворительность не оказалась неполезной. Нужно быть осмотрительным, чтобы благотворить ради действительной нужды. «Приходят работоспособ­ные, не имевшие никакой нужды, кроме охоты к скитанию, и хотят лишить помощи бедняка, оставить его без куска хлеба; не довольствуясь малым, они ищут большего, видом своих лохмотьев они стараются склонить доверчивых благотворителей в пользу свой просьбы... Вот, почему в раздаянии мило­стыни нужно наблюдать известную осмотрительность, чтобы действительно нуждающиеся не ушли с пустыми руками, и чтобы о бедности не судили по обманчивой внешности. Пусть будет мерилом, чтобы ни человеколюбие не было забыто, ни нужда не оставлена без внимания... Кто наблюдает меру, тот ни для кого не скуп, но ко всем милостив. Следовало бы, чтобы мы не одними ушами слушали просящих о помощи, но и глазами бы видели их нужды»[972]. Но нужно заметить по поводу этих наставлений св. Амвросия, что они направлены, главным образом, к священникам, являвшимся благот­ворителями от лица Церкви и притом раздаятелями имущества, пожертво­ванного другими. Поэтому также св. отец настаивает, чтобы жертвователь, с одной стороны, не был неразборчиво расточительным ради приобретения народных симпатий; а с другой стороны, не был бы и скупым, «чтобы в шка­тулке не было заключено благополучие бедных»[973]. Как мы сказали, и св. Иоанн Златоуст, наиболее последовательный в проведении абсолютной евангельской точки зрения в отношении долга милостыни, говорил о необ­ходимости для священника внимательной заботы при раздаче церковного имущества[974]. Но при всем том общая постановка речи св. Амвросия ясно отличает его учительство от учения других великих учителей Церкви, осо­бенно, когда св. отец наставляет, что в милостыне можно ограничиваться таким пределом, дальше которого грозит бедность самому благотворящему, хотя св. Амвросий и замечает, что такой бедности не нужно бояться[975] и что иногда нужно оказывать и «непосильную помощь»[976].Во взглядах на милостыню блаженного Августина мы позволим себе отметить лишь его интересное с христианско-этической точки зрения поя­снение, как нужно понимать учение Церкви об очистительном значе­нии милостыни. Лично блаженный Августин также верил в такое ее зна­чение и не раз говорил о нем[977], но он не боролся с тем грубым пониманием этого значения милостыни, по которому как бы забывалось самое ценное в каждом христианском деле — душевное расположение — и все внимание односторонне ложно направлялось на мысль об искупительном значении подаяния самого по себе. «Остается ответить тем, — говорит блаженный отец, — по словам коих в вечном огне будут гореть только те, которые не заботятся о грехах своих творить достойной милостыни, по словам апостола Иакова: суд без милости не сотворившему милости. А кто, говорят, творил милостыню, хотя бы в своей безнравственности не улучшился, а среди дел своего милосердия жил нечестиво и непотребно, для того суд будет милости­вым, так что он или совсем не будет осужден, или же освобожден будет от последнего осуждения через некоторое время. Отсюда, полагают они, Хри­стос сделает разделение между стоящими направо и налево, из коих одних пошлет в Царство, а других в вечное мучение, имея в виду лишь их любовь или небрежение к милостыне. А что ежедневные грехи, творить которые мы не перестанем окончательно, какого бы рода и сколько бы их ни было, благодаря милостыне, могут быть отпущены, в опору и в подтверждение этого воззрения они ссылаются на молитву, которой научил Сам Господь.Ибо, говорят, как не бывает дня, чтобы христиане не произносили этой мо­литвы, так точно не может быть и такого, хотя бы ежедневно совершаемого, греха, чтобы он не мог быть отпущен, когда мы произносим: «и остави нам долги наши», — если только стараемся поступать сообразно с дальнейши­ми словами: «якоже и мы оставляем должником нашим»[978]. Ведь Господь, продолжают они, не говорит: «если простите грехи другим, простит и вам ваши ежедневные малые грехи Отец ваш»; и говорит: «отпустит вам грехи ваши»[979]. Итак, сколько бы и какого бы рода грехи, ни были, хотя бы они и совершались ежедневно, хотя бы от них не уклонялись, изменяя жизнь к лучшему, все эти грехи, по их мнению, могут быть отпущены им в силу обещанного прощения за милостыню.Хорошо и то, что они убеждают творить за грехи достойные дела ми­лосердия: если бы они говорили, что всякая милостыня, какова бы она ни была, хотя бы и за ежедневные и великие грехи, и при всяческом преступном образе жизни может снискивать Божественное милосердие, так что за него следует ежедневное прощение, — они сами бы видели, что говорят глупость и нелепость. Тогда они принуждены были бы признать возможность, что че­ловек весьма богатый ценой десяти мелких монет, ежедневно подаваемых в милостыню, может покрывать и убийства, и прелюбодеяния, и всякие дру­гие непотребства. Если же утверждать это крайне нелепо и бессмысленно, то когда речь идет о том, что должно разуметь под достойными делами ми­лосердия за грехи, о коих говорил Предтеча Христов: «Сотворите убо плод достоин покаяния»[980]; без всякого сомнения не окажется, что дела такие тво­рят те, жизнь которых исполнена ежедневных преступлений. И это потому, прежде всего, что, расхищая чужое имущество, они захватывают себе слиш­ком много и, уделяя от этого многого крупицу бедным, представляют Христа в этом отношении им покровительствующим; так что, полагая, что купили или, вернее, ежедневно покупают у Него право на злодеяния, они спокойно совершают все самое предосудительное. А между тем, если бы и за одно зло­деяние они раздали нуждающимся членам Христовым все свое имущество, но от такого рода дел не отстали, не имея той любви, которая превратно не поступает[981], и тогда для них не было бы никакой пользы. Таким образом, кто творит достойные за свои грехи дела милосердия, тот начинает их творить, прежде всего, с себя самого. Ибо, кто делает для ближнего то, что делает для самого себя, поступает вопреки словам Господа: возлюби искренняго твоего яко сам себе[982]; равно и словам: люби душу свою, угождая Богу[983]. А кто не де­лает для своей души этой милостыни, то есть угождения Богу, каким образом может быть назван делающим достойную за свои грехи милостыню? К тому же относится и написанное: иже себе зол, кому добр будет?[984] Милостыня, несомненно, помогает молитве. Необходимо иметь в виду то, что читается: чадо, согрешил ли еси, не приложи к тому и о прежних твоих помолися[985]. Поэтому милостыню творить мы должны для того, чтобы быть услышанными, когда молимся о своих прежних грехах, а не для того, чтобы, упорствуя в них, мы думали посредством милостыни снискать себе дозволение на злодейство.Для того, Господь и предсказал, что вменит милостыни стоящим и напра­во, и налево, первым — сотворенные, а последним — несотворенные, что­бы показать, какое значение милостыни имеют для заглаживания прежних грехов, а не для постоянного безнаказанного их совершения. Те же, которые не хотят изменить преступного образа жизни на лучшее, не должны быть названы творящими такого рода милостыни. Ибо словами: «понеже не сотво- ристе единому сих меньших, ни мне соипвористе»[986], — Он показывает, что они не творят милостыни уже и тогда, когда думают, что творят. И в самом деле, если бы они подавали алчущему христианину хлеб именно как хри­стианину, то конечно не отказывали бы себе в хлебе праведности, который есть сам Христос, ибо Бог обращает внимание не на то, кому подают, а на то, с каким расположением подают. Поэтому, кто любит в христианине Хри­ста, тот подает с таким расположением, с каким приступает к Христу, а не с каким желает безнаказанно отступить от Христа. Ибо каждый из нас тем более любит Христа, чем более любит то, что одобряет Христос. Какая была бы польза, если бы каждый из нас только крестился, а не оправдался? Тот, кто сказал: «Аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие»[987], — разве не сказал также: «Аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидите в Царствие Небесное»[988]. Почему же мно­гие, боясь первого изречения, спешат креститься, а приобрести оправдание многие не стараются, не боясь последнего? Отсюда как не брату своему гово­рит «безумный» тот, кто, говоря это, выражает нерасположение не к самому братству, а к его греху; потому что в противном случае повинен будет геенне огненной[989]; так, наоборот, кто подает христианину милостыню, подает ее не христианину, если не любит в нем Христа; а тот Христа не любит, кто не хо­чет быть оправданным во Христе. Равным образом, если кто одержим таким пороком, что скажет своему брату «безумный», то есть будет поносить его несправедливо, без желания устранить его от греха, тому мало в искупление этого творить дела милосердия, а нужно еще присоединить к ним и то средст­во примирения, о котором говорится дальше. Ибо дальше говорится следую­щее: «Аще убо принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя, остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирись с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой»[990]. Таким образом, мало подать какую бы то ни было милостыню за такое или иное преступление и в то же время оставаться при прежнем порочном образе жизни... Само собой понятно, что те, которых праведники принимают в вечные обители, не бывают настолько добродетельны, чтобы самая жизнь их могла заслужи­вать помилования без ходатайства святых, и потому на них тем очевиднее милость превозносится над судом.Существует не­который образ жизни: с одной стороны, не настолько дурной, чтобы для тех, которые живут так, в деле получения Небесного Царства не было никакой пользы от подаяния милостыни, которая и служит поддержкой для правед­ников в их скудости и снискивает в лице их друзей, принимающих в вечные обители; но с другой — и не настолько добрый, чтобы для получения ими блаженства достаточно было одной милостыни, если только милостыня эта не споспешествуется заслугами тех, которых она делает друзьями»[991].Блаженный Иероним в своем взгляде на христианскую милостыню от­тенял как ее религиозное значение, так и ту характерную ее черту, по кото­рой ценность милостыни определяется отношением к ней воли человека, его душевного настроения. Мы уже видели, что, согласно убеждению блажен­ного Иеронима, долг следования за Христом требует от христианина отказа от богатства или, во всяком случае, постоянной готовности делиться своим достоянием с другими, неимущими. Таков долг каждого христианина перед лицом Божией правды, и этот долг высшее освящение получает от созна­ния того, что и милостыня христианская оказывается ради Христа и даже самому Христу в лице бедных Его собратий. В этом пункте своего учения блаженный отец очень близко примыкает по словесному выражению мысли и ее резкой очерченности к св. Иоанну Златоусту. «Всякому просящему у тебя дай, — повторяет евангельское наставление блаженный, — наипаче же при­сным в вере. Нагого одень, алчущего накорми, больного посети. Простирая руку благотворительности, всякий раз помышляй о Христе. Смотри, не умножай чужих богатств, тогда как Господь Бог твой остается тощ»[992]. В пись­ме к Деметриаде блаженный отец, противополагая украшение храмов делам милосердия, дает преимущество последним и видит в них служение самому Христу. «Тебе, — говорит он, — предназначено одевать Христа в лице бед­ных, посещать — в больных, питать в алчущих, принимать Его в не имеющих крова»[993]. Подобное же олицетворение нищих с самим Христом находим и в противоположении роскоши одних и нищеты других: «Мы живем, как будто бы собираемся на другой день умирать, и строим, как будто вечно будем жить в этом мире. Золотом блещут стены, золотом потолки... а нагой и алчущий Христос в образе нищего умирает перед нашими дверьми»[994]. Богатых св. отец убеждает «Христа сделать сонаследником своих детей»[995]; о Паммахии свидетельствует, что он в бедствующих «согревает Христа»[996] и т. п. Говорит блаженный Иероним и об очистительном значении милостыни, причем в од­ном месте своих писем прямо ссылается в этом случае на св. Киприана, как авторитетного учителя христианской истины: «Какое значение имеет мило­сердие и какие награды влечет за собой, об этом подробно говорит в обширном сочинении св. Киприан»[997], — замечает блаженный Иероним.