Факультет ненужных вещей

– И имейте в виду, что бы там еще вы ни придумывали, – сказал он громко солдату, который заглянул в глазок, – какие бы чертовы штуки вы там еще ни напридумывали, сволочи!… Не ты, конечно! Не ты! – поскорей успокоил он солдата. – Ты что? Ты такой же заключенный! Мы и выйдем вместе! И еще кое-что им покажем! Ты мне верь, я – везучий! Мы им с тобой обязательно покажем!

Он подмигнул солдату и засмеялся.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Masmera min hazluv

Он умер и сейчас же открыл глаза. Но был он уже мертвец и глядел как мертвец.

Гоголь

Глава І

Эти дни потом Корнилов вспоминал очень часто. Все самое непоправимое, мутное, страшное, стыдное в его жизни началось именно отсюда.Была суббота, он отпустил рабочих раньше времени, сбежал с косогора, окунулся несколько раз в ледяную воду Алмаатинки, фыркая и сопя, растерся докрасна мохнатым полотенцем, потом в одних трусах вбежал в гору и веселый, свежий залетел в палатку, оделся, поставил чайник, сел и раскрыл очередной номер «Интернациональной литературы». В повести, которую он читал, жили обыкновенные, похожие на всех и очень не похожие ни на кого люди, произносились обыкновенные слова, совершались обыденные поступки – но все это каждодневное и будничное звучало тут совершенно необычно, и Корнилов никак не мог ухватить, в чем же тут дело.Так, сидя перед плиткой, он прочел одну страницу, другую и задумался. И вдруг его ровно что-то толкнуло. Он вскинул голову и увидел Дашу. Она стояла и глядела на него, платок у нее сбился набок.– Вас дядя Петя зовет, – сказала она.– А что такое? – спросил он вскакивая (уже много времени спустя он понял, что в те дни в нем попросту жило предчувствие беды, и, увидев Дашу, он сразу понял: вот беда и пришла).– Не знаю, ему из города позвонили, – ответила Даша. – Он вернулся из конторы и сказал: «Беги». А вас все время не было.Корнилов простоял еще с секунду, соображая, как и что, потом осторожно положил книгу на раскладушку, выключил плитку и сказал: «Ну, пошли».Но всю дорогу не шел, а бежал. Однако как вошел к Потапову, так сразу и успокоился. Все здесь было как всегда. Горела лампа-"молния". На полинявшей клеенке возле орденоносного самовара стояли бутылки и стопки. Рядом с повеселевшим хозяином сидели двое – лесник с лешачьей бородой и завязанным горлом (угостили из кустов утиной дробью) и бравый, весь в кудельках, усач бригадир со строительства. Все они уже выпили и глядели орлами. «Так-таки-так» – чеканили дряхлые жестяные часики с огненным видом Бородина, «так-таки-так» – и этот стрекот успокаивал больше всего.– А вот и наша ученая часть подошла, – сказал хозяин с таким видом, как будто только ученой части этой компании и не хватало, – садись, садись, ученый, сейчас мы тебя тоже наделим. – Он поднял бутылку, поглядел на просвет и слегка поболтал ею. – Молодая хозяйка, – крикнул он весело, – что ж ты плохо потчуешь своих любимых-то? Видишь, на донышке только и осталось! Она ведь за эти черепки душу отдает, – обернулся он к гостям, – теперь нам и театров не надо: черепки посвыше. Так, Дашутка, а?Гости что-то весело загудели, а на столе появились графин и стопки.– Вот это уж по-нашему, – согласился Потапов. – Видишь? Тебе в графине. – Он налил стопку всклянь и бережно, двумя бурыми заскорузлыми пальцами, поднял и поднес ее Корнилову. – Попробуй-ка, Владимир Михайлович, – сказал он почтительно, – она у меня особая, на лимонной корочке. Дух чуешь? Пей на здоровьице. Целебная!Говорил Потапов дружески, смотрел на Корнилова с легкой доброй усмешечкой, а все-таки что-то непонятное все вздрагивало и вздрагивало в его голосе, и Корнилов сказал, что пить ему не хочется: только что поел.– Ну, как же ты отказываешься от моего доброго? – спокойно удивился хозяин. – Нет, так у нас не полагается. Пожалуйста, уж не обижай. – Корнилов посмотрел на него и выпил. – Ну вот и на здоровьице, – похвалил Потапов. – А теперь закуси. Эх и селедочка! В роте тает! С лучком! Как в «Метрополе»! Есть такой ресторан у вас в Москве? Есть, я знаю! Нас в осьмнадцатом как пригнали с фронта, в нем пшенкой и селедкой кормили. Как жрали-то! Видишь, когда еще о метро заговорили.– Вы меня звали? – спросил Корнилов.