– Но как же так ты все-таки поверил? Дружков своих ты знал…

– А как же я мог не поверить? – засмеялся Корнилов. – Никак я не мог не поверить. Ведь он же следователь, а я арестант, преступник. Так как же следователь может врать арестанту? Это арестант врет следователю, а тот его ловит, уличает, к стенке прижимает. Вот как я думал. А если все станет кверх ногами, тогда что будет? Тогда и от государства-то ничего не останется! И как следователь может так бандитствовать у всех на глазах днем, при прокуроре, при машинистках, при товарищах? Они же заходят, уходят, все видят, все слышат. Нет, нет, никак это мне в голову прийти не могло. Я так и думал действительно: меня оклеветали, и я пропал. Вот единственный добрый человек – следователь. Надо его слушать. А что он на меня кричит, это же понятно: и он мне тоже не верит, слишком уж все против меня. – Он вздохнул. – Беда моя в том, Иван Семенович, что у меня отец был юристом и после него осталось два шкафа книг о праве, а я их, дурак, все перечитал. Но ничего! На этого прохвоста я не в обиде! Научил он меня на всю жизнь. Спасибо ему.

– Да, – сказал Потапов задумчиво. – Да! Научил! А вот это: «Если враг не сдается…» Это Максим Горький сказал?

– Горький!

– Острые слова! Когда Агафья, жена Петра, ходила к следователю, он их первым делом высказал. И в школе Дашутку тоже на комсомольском собрании этими словами уличали. Да, да. Горький! Ну, значит, знал, что говорит, а?

– Знал, конечно.

– Да! Да! Знал! – Потапов еще посидел, подумал и вдруг быстро встал.

– Постой, там ровно кто ходит. – И вышел на улицу.– Это ты тут? – услышал Корнилов его голос. – Ты что тут? А вот я тебе дам курятник! Я дам тебе несушек, посмотрю! А ну, спать!Он еще походил, запер ворота, потоптался в сенях, вернулся и неторопливо, солидно сел к столу. Вынул трубку, выбил о ладонь, набил и закурил.– Так выходит, что ты и сам запутался, и следователя своего запутал, – сказал он строго и твердо, тоном человека, которому наконец-то открылась истина. – За это, конечно, тебя следовало наказать по всей строгости, ты свое и получил, но сейчас у нас не враг народа Ягода, а сталинский нарком Николай Иванович Ежов, он безвинного в обиду никогда не даст. Так что ты это брось!– Да я уж бросил, – вздохнул Корнилов и встал. – Ну, я пошел, Иван Семенович. Мне завтра рано вставать. Спасибо за угощение.Потапов неуверенно посмотрел на него.– Постой-ка, – сказал он хмуро. – Ну-ка сядь, сядь. Вот Дашка к вам бегала, а у вас там кого-кого только не перебывало. Ты язык широко распустил, а у нее и вовсе ветер в голове. Недаром ее на комсомоле прорабатывали. Вот дядю Петю поминает, а что мы про него знали? Приехали и взяли, а за что про что – кто ж нам объяснит, правда?– Правда, святая правда, Иван Семенович, – подтвердил Корнилов. – Нет, Даша ничего у нас никогда не говорила. Это и я скажу, и все подтвердят. Ну, пока.И уже за воротами Потапов догнал его снова.– Тебя директор твой будет спрашивать, – сказал он, подходя, – так ты вот что, ты до времени до поры эти наши тары-бары сегодняшние…– Ясно, – ответил Корнилов, – понял.– Да и вообще ты сейчас поосторожнее насчет языка…– И это тоже понял, раз мы с тобой об этом чуть не час проговорили, то, значит, уже оба кандидаты – вон туда! Если только, конечно, – он усмехнулся, – один из нас, кто пошустрее, не догадается сбежать до шоссе и остановить попутку в город.– Все шуткуешь? – невесело усмехнулся Потапов и вздохнул.