«Проворен, дьявол», – подумал Корнилов и спросил:

– А как он сейчас вообще?

– Идемте, идемте, он опять сейчас выйдет, – шепнула Даша и утащила его за кусты. – Вы это зря, Владимир Михайлович, – сказала она вдруг серьезно.

– Что зря?

– Да все зря! Ну что вы тогда мне наговорили? Ну, помните? И все это ведь неправда.

– Да что неправда? Что, горе вы мое?

– Ну что дядю кто-то вызывал и что-то ему там предлагал, все это неправда.

– Здорово! – воскликнул он ошарашено. – Это он вам так сказал?– Он. И еще он сказал: «Чего он к Волчихе повадился? Ничего у нее там интересного нет. Одна голимая водка»! Эту Волчиху давно бы и из колхоза погнали, если бы не дядя. А она вот как…В голосе Даши вдруг появились какие-то совершенно новые потаповские нотки. На него она не глядела.– Ну а еще что ваш дядя говорит? – спросил Корнилов.– А еще он говорит, что вы напрасно связались с этим попом. Он горький пьяница. Наперсный крест с себя пропил. Он всем говорит, что утопил в море, но это он врет – пропил. От него уж и родная дочь отказывалась («раз заставили», – ввернул он). Да никто ее не заставил, а если он такой отец, ну так что ж? И правильно! Он и в тюрьме уже насиделся, и лес в Сибири валил. К нему участковый прошлый год каждый день приезжал на мотоцикле. Сегодня он здесь, а завтра там. Разве он вам товарищ?– А кто же тогда мне, Дашенька, товарищ-то? – спросил Корнилов мирно. – Зыбин? Так его тоже посадили.Она молчала. Он схватил ее за руку.– Дашенька, милая, умница вы моя! Ну что вы мне сейчас наговорили? Что, сами-то вы в это верите? Нет ведь? Не верьте вы, ради всего святого, этому! Всего этого нет, нет. Ну просто совсем нет на свете. Это люди выдумали, это хмара, затмение, наваждение, стень какая-то, как моя нянька говорила. Дошла стень эта до вас – дядя к вам ее занес оттуда, – вот вы и заговорили на ее языке. А он ведь вам чужой, чужой! Что делать, бывают, бывают, наверно, в истории такие полосы. Планета наша окаянная, что ли, не туда заходит, или солнце начинает светить не так, не теми лучами – но вот сходят люди с ума, и все тут!Она долго молчала, а потом сказала:– И еще вам нужно скорее уезжать отсюда.Он усмехнулся.– Ну поедем, поедем! Поедем в Москву!– Нет, не в Москву, – упрямо ответила она, – вам надо не в Москву, а подальше куда-нибудь, туда, где вас никто не знает.Он посмотрел на нее.– Вот это блеск! Это что же, опять дядя? Вы, значит, в Москву, а я от Москвы? Здорово! Ну скажите ему, чтоб не тревожился. Я вас там не побеспокою. Так и скажите.Он повернулся, чтоб отойти, но она вдруг схватила его за руку, кажется, хотела что-то сказать, но слов у нее не нашлось, не нашлось и дыхания, и она только молча привалилась к нему лицом.– Даша? – спросил он изумленно.Она молчала.– Даша.Она вдруг взметнулась, неловко поцеловала его (так, что поцелуй пришелся в нос) и побежала.– Даша! – Она все бежала. – Да Даша же! Ну хоть обернитесь!