Кризис христианства и кризис гуманизма создает и моральный кризис. Мир переживает потрясение

205//206

своих моральных основ. Мировая война со своими невыразимыми ужасами обнаружила моральный кри- зис человечества, который был уже до войны и сде-; лал ее возможной. Мораль христианская давно уже очень понизилась. Христиане обнаруживали меньшую способность к жертве, чем революционеры, особенно русские реолюционеры XIX века. Война была также большим испытанием и для марксистской доктрины, ибо она означала не только отсутствие общечеловеческого морального единства, но и единства классового. Пролетариат германский и пролетариат русский убивали друг друга и никакого единства классовой пролетарекой морали не обнаружили. Так же убивают друг друга христиане разных стран. Жизнь безмерно сложнее всяких доктрин, и в ней огромную роль играют иррациональные стихии. Происходит столкновение не двух разных моралей, как предполагает марксистская доктрина, но и отпадение от всякой морали, взрыв в человеке того нечеловеческого, еще первобытно–звериного, что хранилось в глубине подсознательного. Достаточно вспомнить о германских концентрационных лагерях. Человечность христианская и гуманистическая не прошла еще достаточно глубоко в человеческую природу и охватила лишь сравнительно небольшую часть человечества. И в истории мы видим не только процесс гуманизации, но и процесс дегуманизации. Оптимистические теории необходимого и непрерывного прогресса не выдерживают критики. Человеческая свобода порождает не только все ценное в человеческой жизни, она может порождать и обратное, дурное и ужасное. Страшное, ужасное гораздо больше имеет места в истории, чем

206//207

думали люди XIX века. Такие люди, как Достоевский, как Кирхегардт, как Ницше, предвидели возможность катастрофических взрывов и ужасов, идущих из самой глубины человеческой природы. Маркс, человек необыкновенной остроты ума, несмотря на всю свою диалектику противоречий, был еще слишком рационалистом и прогрессистом. И хотя марксизм в современном мире практически играет огромную роль, но он не стоит на высоте современного, более углубленного и утонченного, сознания. Поэтому тема о двух моралях, несмотря на ее большое жизненное значение, не идет в самую глубину моральной проблематики. Обычная марксистская мораль есть мораль революционной секты, которая считает нравственным все, что способствует революции, и безнравственным все, что ей мешает. Ленин так и говорил. При этом мораль эта требует огромных жертв. Но кроме темы об обществе и его переустройстве есть еще тема о человеке и его внутреннем переустройстве. Разделение на два мира, на мир света и мир тьмы, прежде всего существует и внутри каждого человека, враг есть и внутри каждого из нас. И это внутреннее разделение и раздор проецируется вовне, в объектный мир. Это совсем не значит, что моральная проблема есть лишь проблема индивидуальная, она также есть проблема социальная, внутренне социальная. Индивидуальный и социальный моральный акт неотделимы один от другого. Неотделимы покаяние в грехе индивидуальном и покаяние в грехе социальном. Внешняя социальная борьба против зла необходима и неотвратима, но аморальное и бесчеловечное отношение к врагу, который начинает представляться зна-

207//208

чительной частью человечества, есть порождение иллюзии сознания, которое не видит вражеских сил и внутри себя. Просветление и углубление сознания должны привести к большей человечности и к более углубленной и более универсальной морали, которая имеет религиозную вкорененность и не может быть отвлеченным марскизмом5. Мы стоим перед вечным вопросом, поставленным еще в «Антигоне» Софокла, в словах Каиафы, что лучше одному человеку погибнуть (великому праведнику), чтобы не подвергнуть опасности весь народ, в вопрошении Ив. Карамазова о том, можно ли основать миротворение на слезинке невинного ребенка, можно ли на пытках людей основать совершенный социальный строй. Несправедливо относить этот вопрос специально к коммунистам. Он ставится также перед всеми власть имеющими, перед создателями и защитниками всех государств и империй. Вопрос тут лишь в степени допустимости насилий, так как мир этот держится насилием. Христианское сознание может принять социальную систему коммунизма и должно признать, что капиталистический строй держится скрытым насилием. Но христианское сознание не может допустить отнесения какого‑либо человека исключительно к царству диавола и отрицания в нем образа Божьего. Это относится ко всем борющимся в мире сторонам. Христианское сознание не может не признать независимости духа от общества и глубины личной совести от какого‑либо социального коллектива.

РАЗДОР МИРА И ХРИСТИАНСТВОПервая публ.: О раздоре в мире и возможном единстве христианства. — Третий час. — 1946. — №1. (Клепинина, №470)Воспроизводится по изд.: Истина и откровение. СПб.: Изд–во Русского Христианского гуманитарного института, 1996.Мировая война кончилась, кончилась на полях сражений, но настоящего мира нет, продолжается раздор, мир отравлен ненавистью. Страшный враг объединял, теперь он сокрушен, и все готовы восставать друг против друга. Неверно было бы думать, что это явление политического и экономического характера. Еще более это явление характера морального и духовного и свидетельствует о внутреннем состоянии человеческих обществ. Одними хитростями международной политики нельзя достигнуть замирения. Необходимо, конечно, социальное переустройство общества. Оно может происходить разными путями. Но миновать его не может ни одна страна. Общества не могут вернуться к состоянию, в котором они были до войны. Но для замирения и достижения единства недостаточно и радикальных социальных изменений. Необходимы еще духовные изменения. Мир находится в состоянии духовной анархии. И эта внутренняя анархия внешне выражалась в деспотических режимах. Единая вера не вдохновляет общество, и вместо209//210