Вот почему Вам сто раз говорили, что, так как спор идет только о факте, Вам никогда не удастся его завершить иначе, как объяснив свое понимание слов «смысл Янсения». Но, так как Вы все время упорно отказывали в этом, я заставил Вас наконец высказаться моим последним Письмом, дав понять, что не без тайного умысла затеяли Вы добиться осуждения означенного смысла без объяснения его, что у Вас есть замысел обратить в свое время это неопределенное осуждение в осуждение учения о действенной благодати, доказывая, будто оно не что иное, как то же учение Янсения, и последнее Вам нетрудно будет сделать. Это поставило Вас перед необходимостью отвечать. Ведь если бы Вы опять стали с упорством уклоняться от объяснения данного смысла, то самым непроницательным людям стало бы ясно, что Вы в самом деле замышляете только против действенной благодати, а это было бы окончательным посрамлением для Вас при том благоговении, с которым церковь относится к столь священному учению.

Итак, Вы вынуждены были высказаться, и Вы высказались в своем ответе на мое Письмо, в котором я четко сформулировал тезис: «если у Янсения есть какое–нибудь учение относительно осужденных пяти положений, кроме учения о действенной благодати, тогда у него нет защитников, а если у него нет другого учения, кроме учения о действенной благодати, у него нет заблуждений». Отрицать этого Вы не могли, отец мой. Но Вы прибегли тут к следующему различению (стр. 21): «Чтобы оправдать Янсения, — говорите Вы, — недостаточно сказать, что он держится только учения о действенной благодати, потому что это учение можно понимать двояким образом: во–первых, согласно с Кальвином, еретически, а именно, что воля, побуждаемая благодатью, не имеет возможности противиться ей; во–вторых, ортодоксально, согласно с толкованием томистов и сорбоннистов, которое основано на началах, установленных соборами, а именно, что действенная благодать управляет волею таким образом, что последняя всегда имеет способность противостоять ей».

Со всем этим нельзя не согласиться, отец мой, и Вы заканчиваете словами: «Янсений был бы католиком, если бы он защищал действенную благодать по учению томистов. Но он еретик, потому что он против томистов и согласен с Кальвином, отрицающим способность противостоять благодати». Я не исследую здесь упомянутого вопроса о факте, отец мой, т. е. действительно ли Янсений согласен с Кальвином.

Как необходимо было такое разъяснение! Сколько затруднений устраняет оно! Мы не знали, отец мой, какое заблуждение хотели осудить папы и епископы под именем смысла Янсения. Вся церковь находилась оттого в крайне затруднительном положении, а прояснить ситуацию никто не желал. Теперь это делаете Вы, отец мой, на которого Ваша партия смотрит как на главу и первого движителя всех своих начинаний, Вы, которому известна вполне вся тайна такого образа действия. Вы сказали нам, следовательно, что смысл Янсения не что иное, как учение Кальвина, осужденное собором. Вот многие сомнения и разрешились. Мы знаем теперь, что заблуждение, которое они желали осудить под этим термином «смысл Янсения», не что иное, как учение Кальвина, и что мы, таким образом, пребываем в послушании их постановлениям, осуждая вместе с ними то учение Кальвина, которое они хотели осудить. Мы уже не изумляемся, видя, с каким рвением папы и некоторые епископы борются против смысла Янсения. Как им было не бороться, отец мой, когда они верили тем, кто всенародно заявляет, будто «смысл Янсения» — то же самое, что учение Кальвина.

Итак, я утверждаю, отец мой, Вы не можете более ни в чем упрекнуть Ваших противников, поскольку они, несомненно, осуждают осуждаемое Вами. Удивительно только для меня, что Вы этого не знали и что так мало имеете понятия об их убеждениях по данному вопросу, столько раз публично высказывавшихся ими в книгах. Я уверен, что, если бы Вы получше рассмотрели указанные книги, Вы пожалели бы, что не изучили с миром в сердце столь чистое и столь христианское учение, бороться с которым, не зная его, побуждала Вас страсть. Вы увидели бы, отец мой, что г–н Арно и его единомышленники не только признают учение о возможности противостоять слабым благодатям, именуемым возбуждающими, или недейственными, не совершая добра, которое они внушают нам. Но они также твердо защищают против Кальвина способность воли противиться даже действенной и победоносной благодати, как защищают они против Молины власть этой благодати над вол^ю, будучи одинаково ревностными как к первой, так и ко второй истине.

Августином и рассеивающим все измышления врагов действующей благодати, мнимые противоречия между верховной властью благодати над свободной волей и способностью свободной воли противиться благодати.

Обретая высшую свою радость в Боге, привлекающем его к Себе, человек неуклонно влечется к Нему по собственной воле, чувством вполне свободным, вполне добровольным, вполне любовным, так что для него было бы прискорбно и мучительно разлучиться с Богом. Для человека всегда сохраняется возможность удалиться от Бога, он действительно смог бы реализовать ее, если бы захотел. Но как бы он захотел этого, когда воля склоняется всегда к наиболее приятному, а в данном состоянии ничто ей так не нравится, как единственное благо, обнимающее собой все остальные. Quod enim amplius nos delectat, secundum id operemur necesse est, по словам св. Августина.

Вот как Бог располагает свободной волей человека, не налагая на него необходимости, вот каким образом свободная воля, которая всегда может противиться благодати, но никогда не желает этого, влечется к Богу настолько же свободно, насколько и неуклонно, если Ему угодно привлечь ее сладостью Своих действенных внушений.Это, отец мой, те самые божественные начала св. Августина и св. Фомы, на основании которых истинно, что «мы можем противиться благодати», против мнения Кальвина; и что, тем не менее, как говорит папа Климент VIII[348] в своем послании к конгрегации De auxiliis: «Бог образует в нас движение нашей воли и действенно располагает нашим сердцем по власти, которую Его высшее величие имеет как над волею людей, так и над остальными тварями поднебесными, по учению св. Августина».Согласно с теми же началами, мы действуем самостоятельно: от этого зависит наличие у нас подлинно наших заслуг, вопреки заблуждению Кальвина, а также — поскольку первое начало наших действий есть все же Бог, ибо «Он в нас производит благоугодное Ему», как говорил ап. Павел[349] — тот факт, что «заслуги наши суть дары Бога», как сказано в постановлениях Тридентского собора.Этим разрушается как следующее нечестивое учение Лютера, осужденное на том же соборе: «Мы никоим образом не содействуем своему спасению, подобно вещам неодушевленным», так и нечестивое учение молинистов, не желающих признать, что именно сила благодати творит ситуацию, когда мы вместе с нею содействуем делу нашего спасения. Ведь подобное утверждение последователей Молины разрушает следующее основание веры, положенное св. ап. Павлом: «Бог производит в нас и хотение, и действие»[350].Наконец, посредством упомянутого начала согласуются все те места св. Писания, которые, на первый взгляд, совершенно противоречат друг другу: «Обратитесь к Богу[351] Боже, обрати нас к Себе[352]; отвергните от себя все 1рехи ваши[353]; Господи, Ты простил беззаконие народа Твоего, покрыл все грехи его[354]; сотворите дела, достойные покаяния[355]; Господи, все дела наши Ты устраиваешь для нас[356]; сотворите себе сердце новое и дух новый[357]; Я дам вам сердце новое и дух новый дам вам[358] и тд.Единственное средство согласовать эти кажущиеся противоречия, которые приписывают наши добрые дела то Богу, то нам, — признание, что «дела наши, — как говорит св. Августин, — суть наши, по причине свободной воли, производящей их; но они вместе с тем и Божии, по причине благодати Его, творящей то, что наша свободная воля производит их» (и, как он говорит в другом месте, Бог заставляет нас делать угодное Ему, заставляя нас желать того, чего мы могли бы и не желать: A Deo factum est ut vellent, quod nolle potuissent).Таким образом, отец мой, противники Ваши совершенно согласны даже с новыми томистами; томисты исповедуют, как и они, и способность противиться благодати, и неминуемость действия последней, которую они так громогласно исповедуют, согласно со следующим основным положением их учения, весьма часто повторяемого в книге Альвареса, одного из наиболее уважаемых членов их Ордена. Упомянутый автор выражает его (Disp. 72, кн. 8, № 4) в следующих словах: «Когда действенная благодать побуждает свободную волю, последняя неизбежно соглашается; ибо действие благодати состоит в том, что, хотя воля и могла бы не согласиться, она на самом деле все–таки соглашается». В доказательство этого он приводит следующее место из св. Фомы, своего учителя: «Воля Божия не может быть не исполнена, и, таким образом, если Ему угодно, чтобы человек согласился с внушением благодати, он неуклонно и даже необходимо соглашается, но не по безусловной необходимости, а по необходимости, основанной на непогрешимости воли Божьей». При этом благодать не нарушает «способности противиться, если желаешь», так как она обеспечивает только отсутствие желания противиться ей, как признает ваш о. Пето (т. I, стр. 602) в следующих выражениях: «Благодать Иисуса Христа производит то, что неуклонно пребывают в благочестии, хотя и по необходимости. Ибо здесь сложно и не соглашаться, если желаешь, как говорит собор. Однако в силу той же самой благодати последнего не желают».