Заключительным действием третьего заседания было прочтение инструкции (Commomtorium), данной папой своим легатам, имевшим присутствовать на этом соборе. Чтение это предложено было легатом Петром. Остается неясным, почему допущено было легатами публичное чтение вышеуказанной инструкции, ибо инструкция, по самому понятию о ней, имела частное и даже тайное назначение. Она состояла из одиннадцати глав. В первой главе внушалась легатам следующая осторожность: прежде аудиенции у императора никому не давать в руки папских писем. Во второй главе указывалось, как приветствовать императора на аудиенции. В третьей: как приветствовать Фотия, именно внушалось назвать его братом и соепископом папы. В четвертой говорилось, что о папском признании Фотия патриархом легаты должны были заявить на соборе, и выражалось требование, чтобы Фотий на соборе воздал благодарность папе и исповедовал милость его, папы, к патриарху. Пятая касалась игнатиан, принявших Фотия в общение с собой, причем предписывалось возвращать игнатианам–епископам их кафедры — на известных условиях. Шестая определяла порядок чтения на соборе папских посланий. В седьмой — внушалось действовать увещаниями на противящихся миру церковному и говорилось о прещениях, каким подлежали упорные из них. В восьмой — провозглашалось правило, что по смерти Фотия не должно быть допускаемо возведение мирян прямо в епископы. Девятой главой требовалось, чтобы впредь патриарх Константинопольский не назначал от себя духовенства в Болгарию (т. е. требовалось признание исключительно папской юрисдикции). Замечательна десятая глава, — здесь говорилось: «Хотим (папа говорит о себе. — А. Л.), чтобы собор, бывший при папе Адриане в Константинополе (869 г.), считался отвергнутым, лишенным значения и чтобы он не причислялся к прочим святым соборам».[314] Собор при чтении этой главы инструкции сказал: «Признав Фотия патриархом, мы тем самым отвергаем, осуждаем и анафематствуем названный собор». Илия Иерусалимский («и Илия Мартиропольский» — ошибочная прибавка в актах) сказал: «Разве можно назвать собором такое сборище, которое наполнило Церковь бесчисленными смутами? Кто назовет собором сборище, где посланцы сарацин возведены были в достоинство судей и законодателей? Можно ли причислять к соборам собрание, в котором дело велось вопреки святым канонам, в котором лица невинные осуждены без суда, попраны ногами духовные и гражданские законы? Патриаршие кафедры Востока, — добавляет Илия, — отвергли и предали анафеме деяния этого сборища». В одиннадцатой главе инструкции внушалось легатам не поддаваться подкупу и не давать увлечь себя лестью.

По прочтении инструкции члены собора — и вместе все, и в лице отдельных представителей его — выразили благодарность и хвалу легатам за то, что они верно следовали папской инструкции и восприняли на себя труды по умиротворению Церкви.

Наконец легат Петр спросил: приемлет ли собор содержащееся в инструкции? Члены собора, разумеется, выразили свое удовольствие. Обычным многолетием и закончилось третье заседание собора.[315]

3.

Промежуток между третьим и четвертым заселениями собора. — Четвертое заседание; появление уполномоченного от лица патриарха Антиохийского (Василий, митрополит Мартиропольский); новый патриарх Иерусалимский; чтение новых патриарших писем; речи о единении Церкви. — Обращение двух патрикиев к соединению с Фотием. — Пять предложений (в пяти главах), предъявленные папскими легатами; прения о каждом из них. — Пятое заседание: рассуждение по вопросу о седьмом Вселенском соборе. — Старания отцов привести к единению с Фотием главного противника его — Митрофана Смирнского; упорство последнего. — Три правила, составленные на этом соборе, обстоятельства их происхождения и разъяснение смысла правил. — Подпись деяний этого собора членами его. — Шестое заседание в 'присутствии императора: речь императора, в которой объясняется, почему он не присутствовал на прежних заседаниях. — Провозглашение и подтверждение Никео–Константинопольского символа в знак единения и мира Церквей и определение о неприкосновенности этого символа. — Заявление императора, что он вполне принимает деяния собора 879–880 годов и подписание им этих деяний. — Седьмое и последнее заседание. — Значение собора 879–880 гг. — Вторичное низложение Фотия с патриаршей кафедры. — Продолжительные отголоски партий фотианской и игнатианской в последующей церковной истории Византии.

Между третьим и четвертым заседаниями собора 879–880 годов проходит довольно значительный промежуток — более месяца (именно 35 дней). Из актов собора не видно, отчего произошел такой перерыв в соборной деятельности; на этот счет можно сделать лишь несколько более или менее вероятных предположений. Прежде всего, можно думать, что поджидали прибытия уполномоченного лица от патриарха Антиохийского; этого уполномоченного не видим на первых заседаниях собора, а появляется он только с четвертого заседания. Очень возможно, что указанный промежуток времени отчасти употреблен был на то, чтобы посредством бесед и убеждений склонить упорных из игнатиан к единению с патриархом Фотием. Занимался ли кто из восточных епископов, членов собора, этим делом, сказать трудно, но, несомненно, указанной задаче посвятили много времени папские легаты, как они сами заявляют об этом на четвертом заседании собора (из чего видно, что они продолжительным увещанием игнатиан занялись именно перед этим заседанием).[316] Наконец делается очень вероятное предположение, что к удлинению промежутка между третьим и четвертым заседаниями собора послужила смерть Григория Асвесты,[317] знаменитого главы партии, противодействовавший игнатианам еще до времени патриаршествования Фотия; Фотий глубоко чтил Григория Асвесту, и последовавшая в течение собора смерть его побудила патриарха почтить покойного иерарха похвальными надгробными речами.[318] Разумеется, нельзя думать, чтобы смерть и торжественное погребение Григория отняли много времени, но все же эти обстоятельства могли отнять у председателя собора, Фотия, несколько дней.

Четвертое заседание собора происходило 24 декабря 879 года, накануне праздника Рождества Христова. После открытия заседания протонотарий Петр возвестил, что незадолго перед этим прибыл в столицу уполномоченный патриарха Антиохийского Василий, митрополит Мартиропольский, что он принес с собой письма как патриарха Антиохийского, так и нового патриарха Иерусалимского, находится у дверей и просит позволения явиться на собор. Последовало дозволение войти. Василий Мартиропольский, войдя на собор, приветствовал председателя Фотия; последний после молитвенного возглашения обнял апокрисиария, спросил его о здравии патриархов Антиохийского и Иерусалимского и о благосостоянии управляемых ими Церквей. Апокрисирий дал ответ благоприятный, прибавив, что благодаря молитвам Фотия Церкви находятся в мире и согласии. Затем того же апокрисиария приветливо приняли папские легаты, и он занял свое место. Эпизод вступления и приема антиохийского уполномоченного сам по себе, конечно, не важен, но он имеет значительный интерес, если мы припомним, как приняты были на соборе папские легаты во время первого заседания его. Оказывается, прием этих последних и Василия был одинаков до последних мелочей. Можно полагать, что Фотий совершенно сравнял в приеме как папских легатов, так и патриарших уполномоченных, для того чтобы показать, что легаты такие же члены собора, как и патриаршие уполномоченные, и не имеют преимущества перед последними, несмотря на известные притязания пап. Василия Мартиропольского, по обычаю, собор спросил о причине его прибытия и от кого он послан. На это Василий отвечал, что он уполномоченный от лица патриарха Антиохийского, принес письма двух патриархов, а о причине его посольства, сказал он, дается разъяснение в письмах, им принесенных. Впрочем, уполномоченный не счел излишним и на словах объяснить, с какой целью он послан, — он говорил: патриарх Антиохийский Феодосий всегда признавал Фотия законным патриархом и отвращался от тех, кто не считал его таким. Сам он, Василий, послан от своего патриарха для участия на соборе; о патриархе Иерусалимском, недавно избранном, Илие, тот же уполномоченный заявлял, что он (Илия), как и предшественник его (Феодосий), не принимал никакого участия в тех несправедливостях, кои учинены против Фотия, а прежних апокрисиариев (т. е. бывших на соборе 869 года) считает «сарацинскими местоблюстителями», самозванно принявшими на себя представительство от своих патриархов, и анафематствует их. Наконец, Василий говорил, что он имеет поручение заявить, что Илия Иерусалимский признавал прежде, теперь признает и в будущем станет признавать Фотия истинным патриархом. Василий потом передал Фотию принесенные им письма, которые и были прочитаны на соборе. Прежде прочитано было письмо патриарха Антиохийского, в котором, между прочим, говорилось, что вот уже более двадцати лет, как Антиохийская Церковь, все епископы и пресвитеры ее, зная высокие святительские совершенства Фотия и его ученость, признают его патриархом,[319] находились в общении с ним, а не принимающих Фотия считали врагами церковного порядка. Письмо патриарха в очень определенных чертах указывает на то, что Василий Мартиропольский есть полноправный апокрисиарий Церкви Антиохийской. Это письмо патриарха, по сравнению с прежним его письмом к тому же собору, носит вполне официальный характер и назначено к тому, чтобы засвидетельствовать истинность посольства Василия Мартиропольского. По прочтении этого письма сказано было на соборе несколько коротеньких речей. Первым выступает легат Петр. Он указал на то, что все патриаршие кафедры одинаково признают Фотия патриархом и выражают попечения о мире церковном. В этом случае, говорил Петр, патриархи являются единодушными и вполне согласными со вселенским папой, этого «главы всех Церквей». Восточные патриархи, рассуждал оратор, должны были следовать голосу святейшей Церкви Римской, что они и сделали по благоволению Св. Духа. Прокопий Кесарийский говорил вслед за Петром и имел в виду особую цель. Восточный оратор сказал: «Когда божественное решение (θεία ψήφος, — дело идет о всеобщем признании Фотия патриархом. — A. Л.) дано свыше (от небес, от Бога. — А. Л.), тогда все причастники Св. Духа (т. е. истинные христиане. — А. Л.) приемлют это решение и радуются о нем; поэтому и мы возрадуемся о всеобщем согласии в Церкви». Слова Прокопия представляют собой поправку к заключительному выражению речи легата Петра. Легат заявил, что папа заботился о единении в Церкви и что результат этих забот был самый отрадный, потому что все последовали папскому решению, как де и следовало сделать; напротив, Прокопий дал заметить, что в благоприятном результате главное дело — не папское влияние, а содействие Божие. Таким образом, Прокопий старался устранить папистские идеи легатов. Затем последовало несколько восклицаний со стороны всего собора: кто не признает и не радуется миру церковному, тот враг мира и самого Царя мира — Христа и т. п. — Приступили к чтению другого патриаршего письма, именно письма Илии Иерусалимского. Письмо патриарха Илии, как и вообще письма восточных патриархов, писавших по делу Фотия, не богато содержанием. Патриарх признает, подобно своему предшественнику, Фотия истинным архипастырем Константинополя; замечательно, что патриарх Иерусалимский называет себя недостойным епископом, занимающим ту самую кафедру, на которой восседал сам Господь Иисус Христос (τον άυτόν θρόνον τοϋ σωτήρος ημών παρακαθημένος). Чтение письма побудило собор к новому прославлению достоинств и доблестей патриарха Фотия. Собор в его целом говорил: «За все нужно благодарить Бога, который столь совершенное согласие (по поводу признания Фотия патриархом. — А. Л.) распространил до самых концов земли. Боже, храни твое святительство, святейший владыка (Фотий. — А. Л.), многая лета; Боже, умножь дни твои во славу Церкви». Затем начались отдельные речи соборных ораторов, направленные тоже к прославлению Фотия. Представитель патриарха Иерусалимского — Илия, между прочим, указал на то, что, вследствие широкого распространения славы Фотиевой, к нему присылали письма даже сарацины, прося научить их истинам веры и желая принять крещение. Эту речь Илии собор принял с особенным одушевлением и восторгом. Члены собора восклицали: «Кто не знает, что Бог обитает в Фотии!» Самые папские легаты, как бы забыв на время о папе римском, которого они старались так возносить, стали прославлять Фотия в таких словах, которые представляются чем–то совсем неожиданным. Они, легаты, провозглашали: «Как солнце, хотя оно находится на небеси, однако светом своим наполняет всю землю, так и наш владыка Фотий, хотя он имеет кафедру в Константинополе, однако же освещает и просвящает всякую тварь (omnem creaturam)». Наконец, несколько слов в честь и хвалу Фотия говорит и еще оратор — Прокопий Кесарийский; он сказал: «Благословен Бог наш, собравший через посредство Фотия столь достопочтенных мужей с Запада и Востока, для того чтобы привести к единству рассеянные члены Церкви. Ибо наш всесвятейший владыка Фотий подражает Христу, нашему истинному Богу, подъявшему на свои рамена потерянную овцу; он, Фотий, никого не презрел, никого не оттолкнул, но всех призвал к единению и миру и восстановлению благочиния в Церкви; но почему успел призвать всех к этому? — спрашивает оратор и отвечает, — потому что Бог мира почил в нем — Фотии» ,[320] Таким образом, чтение новых писем от патриархов восточных дает новый повод к восхвалению Фотия, восхвалению единодушному, ибо в нем принимают живое участие и папские легаты, восхвалению необыкновенному, почти беспримерному.

В актах того же четвертого заседания рассказывается эпизод, из которого видно, что легаты старались о воссоединении упорных игнатиан с Фотием и что это их занятие имело значительный успех. Легат Петр заявил на соборе, что они, легаты, прибывшие в Константинополь с целью привести всех к единению, посвящали много времени этому делу и имели успех. Затем легат Петр прибавил: «Молитвами свв. апостолов, два патрикия, доселе отделявшиеся от Фотия, принесли полное раскаяние и молят о прощении». Имена этих патрикиев не названы. «По их собственным словам, эти патрикии, — говорил далее тот же легат, — ожидали нашего прибытия в Константинополь и потому держали себя вдали от единения с патриархом. Но теперь, когда они достоверно узнали, что Римская Церковь признает Фотия законным патриархом и заботится о соединении Церкви, они раскаялись от всего сердца. Итак, примите их в общение». Члены собора в ответ на это сказали: «Мы видели их и приняли их в общение». Единственно, что удерживало их от воссоединения с Фотием, — это подписи, данные ими против Фотия,[321] к чему они были побуждены ложными патриаршими уполномоченными собора 869 года и другими лицами. Они, патрикии, говорили, по заявлению членов собора, что если бы грех их был не лично против святейшего Фотия, то они стали бы искать разрешения у этого патриарха, но так как грех ими учинен именно против этого последнего, то они сочли нужным искать разрешения греха и прощения у другой патриаршей кафедры (т. е. у представителей папы — легатов). И так как они получили желаемое ими прощение, то и приняли его (Фотия) со всей радостью и отвергли тех, кто не вошел в единение с Фотием. «Вследствие всего этого, — объявляли члены собора, — мы приемлем патрикиев как наших детей и признаем членами Церкви». Папские легаты на это отвечали: «Если собор принимает раскаявшихся патрикиев и если так поступил и святейший Фотий, то и мы принимаем их. Ибо кого Фотий принимает, того принимаем и мы, и кого он отвергает, того отвергаем и мы с ним, поступая в этом случае согласно со словами папы Иннокентия, который говорил: «Кому протягиваете руку вы, тому — и я, как св. Церковь печалится о разделении ее членов, так она же и радуется о соединении и согласии их»».[322] Собор в настоящем случае говорит о воссоединении с Фотием только двух лиц — двух патрикиев, а не говорит о других игнатианах, которые, по свидетельству папских легатов, тоже вошли в общение с патриархом, — вероятно потому, что вышеупомянутые патрикии представляли собой очень влиятельных сановников в государстве и пример их мог быть поучителен для других, менее важных приверженцев Игнатия и врагов Фотия.Как видно из хода соборной деятельности до четвертого заседания, папские легаты делали на соборе попытки привести к разрешению несколько вопросов церковного характера, которые особенно интересовали пап, но эти попытки ни к чему не приводили: члены собора старались отклонить точное решение этих вопросов. В этом случае членами собора руководило то соображение, что нельзя было дать вопросам, какие ставили легаты, такого решения, которое бы удовлетворяло обе стороны — и сторону Рима, и сторону Востока, или другими словами: и папу, и восточную Церковь. Но легаты не удовлетворились таким неопределенным результатом и захотели добиться более определенного решения вопросов, интересующих Римскую Церковь. А потому они сочли нужным внести снова на рассмотрение собора свои предложения, изложив их в пяти отдельных кратких главах.В первой главе предложений говорилось: «Предстоятель Церкви Константинопольской не должен ни посвящать духовных лиц для Болгарии, ни посылать туда паллиума». Предложение это и на этот раз, как и прежде, не встретило ни малейшей поддержки в членах собора. Отцы собора по–прежнему говорили: «Это дело не подлежит ведению собора и должно быть отложено до другого времени; это дело, — говорили они, — должно быть решено императорской властью». Причем епископы брали на себя труд ходатайствовать перед императором, чтобы он занялся рассмотрением вопроса о Болгарии. Приблизительно в том же роде высказались и отдельные ораторы собора. Прокопий Кесарийский говорил: «Можно надеяться, что благочестивый император (Василий. — A. Л.), по благоволению Божию и по молитвам святейшего Фотия, силой оружия восстановит древние границы своего (Римского. — А. Л.) царства и приобретет власть надо всей землей; когда же это случится, тогда император по своему усмотрению определит границы патриархатов, так что между патриархами не будет возникать никаких споров, а будет царствовать мир, как в этом, так и в других отношениях». Другой оратор — Феофил, митрополит Иконийский, уже слишком много наобещал папе в будущем, когда говорил: «Папа тогда получит больше того, чем сколько он желает и требует, ибо Фотий питает великую любовь и почтение к папе». Еще другой оратор —В соответствии с такими речами ораторов собор сказал: «И мы говорим то же самое». Этим закончились прения по вопросу болгарскому. Возражали ли что папские легаты по поводу речей членов собора, из актов не видно; но, во всяком случае, они должны были чувствовать себя неудовлетворенными.Вторая глава предложений, сделанных папскими легатами, гласила следующее: «Никто из мирян не может быть возводим на будущее время на кафедру Церкви Константинопольской. Если это случалось раньше и было во благо, то это обыкновение не должно считать законом для будущих поколений». Собор не принял и этого предложения легатов. Против него, прежде всего, высказались апокрисиарии трех восточных патриархов. Они говорили: «В Церквах Александрийской и Антиохийской и св. Града принято выбирать епископов безразлично из мирян, монахов и клириков, причем принимаются во внимание, главным образом, душевные достоинства избираемых. Не ради одних клириков, — говорили апокрисиарии, — сходил Христос с небеси, и не им одним Он обещал награду за добродетель, но всем христианам». «Если принять предложение легатов, — продолжали свои речи апокрисиарии, — тогда запустеют архиерейские кафедры и потерпят они вред; притом же, если принять это предложение, то оно будет служить укором для тех достойнейших патриархов, которые прежде этого были избраны из мирского звания». Прочие члены собора говорили: «В каждой Церкви есть свои обычаи, наследованные от древних времен; их находят в Церквах Римской, Константинопольской и прочих восточных патриархатах. Если Римская Церковь никогда не допускала избрания епископа из мирян, то и пусть она остается при этом обыкновении; можно только пожелать, чтобы между клириками и монахами встречалось как можно больше людей, достойных сана епископского; но во всяком случае, никого не следует отстранять от должности епископской под предлогом непринадлежности его к числу клириков, разумеется, если избираемый — лицо, отличающееся способностями и достоинствами». Таким образом, и второе предложение легатов тоже было отстранено собором.[323]В третьей главе предложений папских легатов значилось: «Никто не должен быть возводим на кафедру константинопольского епископа из числа лиц, принадлежащих к другой Церкви; епископ Константинопольский должен быть избираем лишь из пресвитеров и диаконов, принадлежащих к штату этой Церкви (ex cardinalibus)». И это предложение легатов тоже было отклонено собором. Члены собора говорили: «Это предложение заключается уже в предыдущем» и выражали желание, чтобы в Церкви Константинопольской не переводились отличающиеся достоинствами священники и диаконы; но если между ними не встретится достойных патриаршей кафедры, то нужно отдавать предпочтение достойнейшим, т. е., очевидно, избирать и из клириков других городов, не ограничиваясь штатом духовенства столичной Церкви.[324]Два другие предложения легатов, напротив, приняты были собором очень охотно. В четвертой главе рассматриваемых предложений говорилось: «Что сделано против патриарха Фотия, как на соборе Римском при папе Адриане, так и на соборе Константинопольском (869 г.) при том же папе, следует считать уничтоженным».[325] Само по себе понятно, такого рода предложение могло быть принято на соборе лишь с радостью. Василий Мартиропольский, апокрисиарий антиохийского патриарха, заявил, что патриарх Александрийский(?) Михаил со своими епископами уже давно отверг и анафематствовал все, что учинено против святейшего Фотия, а всех, принимающих акты собора 869 года, подверг отлучению. Так же поступил, по словам Василия, и патриарх Антиохийский Феодосий, ибо он подверг анафеме всех, кто называет это сборище (869 г.) собором. Апокрисиарий патриарха Александрийского Косма указал на письмо своего патриарха в Константинополь как на выражение согласия этого последнего с тем, что предложено сейчас на соборе легатами. Илия Иерусалимский, апокрисиарий от лица прежнего и теперешнего патриархов Иерусалимских, объявил отлучение на приверженцев собрания, бывшего под руководством «сарацинских апокрисиариев». Все члены сказали: «Все мы так мыслим; все так учили; этому предложению папы Иоанна мы более радуемся, чем другим его предложениям; анафематствуем с величайшей ревностью все, что учинено было против Фотия». Пятая глава предложений выражена была в следующих словах: «Те, которые доселе отделяются от святой Церкви и от патриарха Фотия и остаются в схизматическом заблуждении, таковые лишаются тела и крови Христа, Бога нашего, а также общения с верующими, пока они пребывают в своем заблуждении». Выслушав это предложение, члены собора сказали: «Это всем угодно, вы правильно судите». При этом собор объяснил, что врагов Фотия осталось уже немного и притом они изъявляют готовность припасть к ногам Фотия и испросить у него прощения в своем грехе.