В фундаментальном исследовании христианских миссий К.Латуретт подчеркивал, что несториане имели в Китае хорошие условия для развития. Их церковь вела активное существование на протяжении двух с половиной веков, т.е. почти столько же, сколько прошло на Западе между возникновением Христианской Церкви и принятием веры императором Константином. В этот промежуток времени против них не было серьезных гонений, им оказывалась финансовая поддержка со стороны государства (как, впрочем, и другим религиозным группам), между Китаем и Персией существовали неплохие торговые отношения, несторианам удалось привлечь на свою сторону немало высокопоставленных сановников. Поиск причин заката танского несторианства долгое время занимал умы иностранных миссионеров и китайских христиан нового времени, желавших понять ошибки предшественников, дабы не повторять их самим. К.Латуретт указал на три причины упадка несторианства. Во–первых, оно осталось для китайцев иностранной религией, несторианские общины продолжали зависеть от иностранного руководства и поддержки. Во–вторых, они прибыли в Китай в то время, когда после активного распространения буддизма там уже не чувствовалось необходимости в новой вере. В–третьих, несторианские миссионеры были отделены от своей церкви огромными расстояниями и не могли рассчитывать на серьезную поддержку со стороны братьев по вере [Latourette 1929, с. 58–59].

Схожие аргументы распространились и среди китайских исследователей, находящих причины заката несторианства в поверхностности несторианской теологии, чрезмерной ориентации китайской несторианской церкви на силу верховной государственной власти, в результате чего церковь попала в полную зависимость от настроений «верхов», а также в атеизме и «железных и каменных чувствах» (те ши синь чан) китайцев. Главной же причиной названо отсутствие «базы в массах», обусловленное культурными и языковыми различиями (см. [Ань Симэн 1992, с. 46]). Анализируя особенности распространения несторианства, китайские ученые наших дней указывают на три следующих обстоятельства. Во–первых, «в деле выживания и развития несторианство от начала и до конца зависело от нноконфессио–нальной политической силы». В отличие от Рима и Византии, христиане Персии, а затем и танского Китая, обладая поддержкой и защитой власти, не имели в ее системе исключительного доминирующего положения. Во–вторых, несторнанская теология была способна «отузем л и ваться». Несториане пришли в Китай с Библией в сирийском переводе и знанием культурных обычаев центральноазиатского региона. В Поднебесной они быстро впитали дух местной традиции, их вероучительные тексты были просты, практичны и насыщены моральными поучениями· В–третьих, «распространение несторианства было тесно связано с коммерческой деятельностью» — верующим и даже священнослужителям не возбранялось заниматься торговлей; несторн–анство продвигалось по миру вместе с караванами сирийских и персидских купцов (см. [Чжоу Сефань 1995, с. 76–77]).

Современный исследователь Р.Ковелл выдвинул ряд собственных критических соображений. Как и несториане, ранние проповедники буддизма также сосредоточивали свои усилия при дворе, однако их дело увенчалось успехом. Подобно буддистам, несториане концентрировали деятельность вокруг монастырей и подкрепляли ее земельными владениями, существуя как государство в государстве. Если успех буддистов брать за мерило, то несторианам также не была нужна значительная финансовая помощь из Персии. Подготовка священников осуществлялась ими на территории Китая в собственных монастырях. Значительное число переводов на китайский язык (о чем не знал Латуретт) свидетельствует о том, что несториане нацеливали свою работу не только на иностранцев. Если исходить из того, что буддизм к тому времени уже дополнил конфуцианство мистическим измерением, а император Тай–цзун хотел лишь уравновесить буддизм, поощряя несторианство, то нельзя не вспомнить и о том, что протестантизм пришел в Китай в XIX в. в ситуации, далеко не напоминавшей религиозный вакуум. Несмотря на его связь с военной и политической мощью Запада и противодействие со всех сторон, за полтора века протестантизм пустил в Китае свои корни и развивается ныне как «отуземленное» китайское христианство (см. [Covell 1986, с. 33]). Впрочем, указание Ковелла на связь распространения протестантизма с мощью Запада отчасти отвечает на поставленный им самим риторический вопрос: «Почему то же самое не могло произойти и с несторианством?».

Интересны современные оценки несторианства конфессиональными исследователями. По мнению Ту Шихуа из Центра теологических исследований при Ассоциации китайских католических епископов, люди с недобрыми умыслами продолжают называть китайскую сияющую религию (цзшщзяб) «несторианской церковью» и искать в ней признаки «несторианской ереси», хотя Ватикан уже давно признал чистоту веры сияющей религии. Призывая судить о вере китайских христиан династии Тан не по еретическим заблуждениям давшей им жизнь несторианской общины Персии, а по имеющимся китайским несторианским текстам, Ту Шихуа настаивает на догматической безупречности текста со стелы, «Канона Иисуса Мессии» и «Единобожия». Исследователь указывает на то, что церковная среда вокруг Алобэня на его родине не была заражена ересью, а вслед за признанием Ватиканом в XIII в. китайская сияющая религия стала частью китайской католической церкви (см. [Ту Шихуа 1996, с. 159–165]).

Что же случилось с несторнанами после указа У–цзуна? Саэки полагает, что большинство несториан после этого обратились в мусульманство (см. [Saeki 1916, с. 49]). Он разделил мнение Т.Ричарда, британского баптистского миссионера, работавшего в Северном Китае в конце XIX в., считавшего, что значительное число несторианских верующих нашло свой путь в секте «Учения золотой пилюли» (Цтпь дань цзяо) (см. [Covell 1986, с. 24]). Эта секта занималась поиском китайского эквивалента «философского камня», а ее акцент на важности всеобщей любви заставил миссионеров последующих эпох предположить, что она связана с несторианским христианством, а ее основатель Люй Янь был Люй Сюянем — автором надписи с несторианского монумента (см. [Stauffer М.Т. 1922，с. 29]). Те из несториан из западных окраин Поднебесной, кто не пожелал прибыть по приказу императора в Кантон для последующей высылки по морю в родные края, обратились к изучению китайской классики в надежде сдать экзамен на чиновничью должность. Что касается нестори–ан–китайцев, то те из них, кто не отрекся от веры, стали выдавать себя за даосов н практиковать свою религию втайне (см. [Ло Сянлинь 1966，предисл., 4]).

Некоторые ученые, среди них Карл Рейхельт, возводят к несторианским корням доктрину «спасения благодатью» в буддизме школы Чистой земли. Другие исследователи находят это соединение спорным, поскольку акцент на благодати никогда особо не подчеркивался в восточном христианстве. Тимоти Ричард предположил, что древнеиндийский поэт и философ Ашвагхо–ша, в заслугу которому ставится раннее распространение буддизма Махаяны, мог находиться под влиянием донесторианскнх мнссионеров в Р1ндни уже в начале I в. н.э., т.е. до того, как христианская вера достигла Китая. По мнению Ричарда, важная махаянская работа Дачэн цисииь лунь (Пробуждение веры махая–ны) может происходить из Индии как результат такого межрели–гиозного контакта. Он верил, что этот буддистский труд был первым аутентичным «евангелием на китайском», христианским свидетельством в буддистском облачении (см. [Covell 198G, с. 31]). Несторианским миссионерам, проповедовавшим в Китае, ставится в заслугу распространение двух других доктрин, которые отделили махая ну, северную ветвь буддизма, от ее более консервативного южного партнера, хинаяны. Это введение более конкретных идей Небес и ада вместо менее определенной идеи нирваны и тенденция к теизму в обожествлении будд и бод· хисаттв (см. там же). К.Латуретт осторожно заметил: «Подвергся ли буддизм воздействию христианства или христианство оказалось под воздействием буддизма, обязаны ли они своим сходством общим для обоих воздействиям или же параллельным и несвязанным процессам, пока еще сказать невозможно. Будущие археологические исследования могут пролить свет на вопрос, тогда как в настоящее время связь между ними полностью не доказана» [Latourette 1929, с. 49].

Видимым и наиболее демонстративным знаком культурной ассимиляции несторианства в Китае выступает символ креста, возвышающегося над облаками и вырастающего из цветка лотоса, впервые появившийся на стеле из Сианьфу. Позднее такие символы не раз были обнаружены при археологических исследованиях на надгробных камнях с несторианских могил. Они лучше любого текстологического исследования поясняют направление и глубину слияния несторианства с буддистской традицией[42]. Новые археологические находки лишь укрепляют исследователей в мнении о том, что не только несторианские тексты, но даже внешний облик китайских несторианских крестов свидетельствует о слиянии различных традиций. На обнаруженном в 1983–1984 гг. в пригороде г. Чифэн несторианском надгробии с сирийскими надписями был изображен опирающийся на раскрытый цветок лотоса крест, при этом в середине креста был изображен маленький цветок мэйхуа. По мнению исследователей надгробия, «соединение креста, лфтоса и мэйхуа символизирует проникновение западного христианства китайским буддизмом и китайской народной культурой» [HamiltonJ., НюЖуцзи 1996, с. 78].

Сопоставляя деятельность несториан с заслугами Юстина Мученика и Климента Александрийского, Джон Фостер писал, что ранние несторианские миссионеры не только пытались делать китайцев христианами, но «сделать христианство в достойном смысле китайским. Под странной терминологией — странной для нас, на Западе, — скрыты цитаты из Библии и идеи, идущие от великих Отцов Церкви. Заимствование из нехристианских источников есть не что иное, как восточный двойник долга западной церкви греческой философии» [Foster 1939，с. 112].Приход несторианства стал первой серьезной попыткой христианства проникнуть в Китай и пустить там корни. «Она учит нас среди прочего, что уровень отуземливания или неоту–земливания не является единственным фактором, ведущим к жизнеспособной церкви. Проблемы времени, продолжительности пребывания, экономики, политики и власти также являются существенными компонентами» [Covell 1986，с. 34–35]. Причиной судьбоносного для китайского несторианства запретительного указа У–цзуна были не только экономические соображения о необходимости привлечения монахов к производительному труду, но и желание защитить китайскую культуру от влияния «пришлых淖 религий — буддизма и несторианства.Возрождение несторианства при правлении монголовВслед за упадком династии Тан в Китае наступил период, когда христианские темы ушли в тень. Новый этап развития меж–цивилизационных религиозных контактов наступил через три с лишним столетия, при монгольской династии Юань (1271–1368). По мнению К.Латуретта, монгольское завоевание ощутимо поспособствовало возвращению христианства в Китай. Это произошло как по причине развития торговых связей между Китаем и Центральной и Западной Азией, сделавших более частыми контакты между китайцами и зарубежными христианами, так и благодаря религиозной толерантности монгольских правителей. Великие ханы не только не препятствовали проповеди, но и оказывали иностранным религиям реальную поддержку, в частности, облегчая христианским священникам налоговое бремя (см. [Latourette 1929, с. 62]).Будучи вытесненными из Центрального Китая после запрета 845 г., несториане переместились на северо–западные окраины страны. В XI в. несториане вновь появились в северной части Китая, а после установления династии Юань вернулись и в центральную часть страны. Во второй половине XIII в. несториане восстановили свое присутствие на севере и западе Китая под именем еликэвэнь. Истоки названия еликэвэпь неясны.Современные исследователи возводят его к уйгурскому arkSgUn, восходящего к сирийскому rk'kwn и греческому arkhegos или άρχηγόδ — «основатель религии», «высочайший», «Бог» и т.д. (см. [Hamilton J, Ню Жуцзи 1996，с. 81–82]). По версии Саэки, еликэвэнь представляет собой искаженную форму слова Erkehum — «несторианский» или «христианский», происходящего от искаженного персидского Arkhun, означающего начальника, первосвященника, патриарха и т.д. (см. [Saeki 1937, с. 426]). Выдвинутая в 1920–е годы гипотеза китайского ученого Чэнь Юаня о том, что еликэвэнь может происходить от монгольского илулэ купь 并啦勒昆，первоначально указывавшего на «людей, обладающих судьбой–уделом» (ю юань жэпь), или «людей, имеющих благо словение» (фу фэнь жэпь), трансформировавшегося позднее в «людей, поклоняющихся Евангелию» (фу инь), не была разделена большинством исследователей проблемы. Бытуют гипотезы о том, что еликэвэнь происходит от греческого Бог–Элохгм( или от имени собственного Авраам.