Прошло еще более тысячи лет, заполненных в летописи предельно лаконичной ветхо–и новозаветной, агиографической и церковной хронологией, в которой Сназин обещал отметить первое крещение Руси апостолом Андреем Первозванным, но сделать это позабыл. Наконец, славяне вновь проявили себя.

5928 г. Два храбрых, но поганых по вере новгородских князя бились под самыми стенами Цареграда, и хотя один пал — другой «возвратился восвояси со многим богатством».

В то же время Славянскую землю опустошил столь страшный мор, что Словенск и Руса вконец опустели. Одни ушли на север и восток и назвались весь, «другие на Дунай к прежним родам своим на старожительные страны возвратились».

«По времени же некотором пришли славяне с Дуная, подняв с собой скифов и болгар немало, и начали вновь города те строить, Словенск и Русу населять. И пришли на них угры белые, и повоевали их до конца, и грады их разрушили, и положили землю Словенскую в великое запустение».

«По мнозе же времени после этого запустения» слух о печальном состоянии прародительской земли поднял потомков Словена и Руса с Дуная. Вместе со скифами, болгарами и прочими «иностранницами» они «пришли на землю Словенскую и Русскую, и осели вновь близ озера Ирмеря, и обновили град на новом месте, от Старого Словенска вниз по Волхову… и нарекли его Новгород Великий, и поставили старейшину от рода своего именем Гостомысла. Так же и Русу поставили на старом месте, того ради Старая Руса именуется, и иные многие грады обновили, и разошлись каждый с родом своим по ширине земли». С этого момента летописец отмечает основные племена восточных, западных и южных славян, на равных включая в их число иные народы, входившие в его время в состав Российского государства: чудь, лопь, мордву, мурому и др. [318].

В использованной Сназиным с дополнениями по различным источникам «Истории», расцвет Русской земли под мирным управлением «премудрого Гостомысла» завершался описанием «мятежных кровопролитий в роде своем». Они–то и заставили мудрого старца завещать «властелям русским» призвать на свою землю «властодержца и государя от рода царского», что было незамедлительно исполнено: явился Рюрик. Сназин, однако, поместил в летописи после Завещания Гостомысла целый блок статей, начиная с текста под 5930 г. об основании Киева князем Кием с братьями и т. п. В итоге оказалось, что до призвания варягов Русь управлялась своими князьями (в том числе из рода Кия) еще четыре столетия!

На их протяжении «Русь начала писание иметь и писать уметь», завоевав в 6290 г. у византийцев азбуку. В 6363 г. по просьбе славянских князей Святополка, Ростислава и Коцела Русь получила от императора Михаила и Константинопольского патриарха Фотия «учителей веры» Кирилла и Мефодия, которые перевели на славянский первые греческие книги. Явившись в Новгород в 6370 г., Рюрик княжил недолго, а уже сын его Игорь женился на «премудрой и прекрасной девице» Ольге из Пскова, которая была «правнукой» (потомком) Гостомысла. При Рюрике каким–то образом (но главное — раньше болгар!) древляне и северяне «просвещены быша святым крещением , а в 6386 г. «в третие крестились руссы», потрясенные чудом митрополита Михаила с несгораемым Евангелием. Крещение Ольги и ее приближенных было пятым; после подробного рассказа о перипетиях выбора веры Владимиром Святым процесс крещения разных земель Руси раскрывается еще во многих летописных статьях.

В полном соответствии с требованием патриарха Иоакима Сназин подчеркивает, что российские народы на всех своих землях «веру святую православную от греков приняли, крещением святым просветились и укрепились совершенно в христианстве по обычаю и уставам греческим». Эта важная для «грекофилов» мысль подкрепляется постоянным, к месту и не к месту, упоминанием восточного духовенства, и обличением извечных злоковарных происков «папежников». Но обращение к Византии, в частности к ее императорам, имеет и другую важную функцию.Летопись Сназина демонстрирует параллельность существования российских и византийских «скиптродержцев» и архиереев. Перенос на Русь знаков царской власти, как и «пренесение» сюда наиболее ценных святынь восточного православия, — что многими участниками церковных споров XVII в. воспринималось в качестве важных источников статуса русского государства и Церкви, — согласно летописи, никаким наследством не является и ничего принципиально не прибавляет к глубочайшей древности отечественного самодержавия и «древлепреданного благочестия».По убеждению Сназина и других составителей крупных патриарших летописей, испокон веков богохранимой Святой Руси не требуется никому ничего доказывать и тем паче абсурдно к чему–либо вовне стремиться. Российское православное царство и так самое славное и грозное, наследие его очерчено еще Александром Македонским, внешняя экспансия просто излишня. Даже взятию Казанского ханства Сназин отвел в своем обширном труде одну строку. Преувеличенно почтительное отношение к римско–византийскому имперскому наследству и «татарским царствам» отошло в прошлое.Но если пылкий Римский–Корсаков воспринимал идею ордынского царского наследия как государственное оскорбление [319], буесть и безумство, — то причиной тому была его глубокая увлеченность идеей немедленного разгрома Крымского ханства и историей всех героических войн Руси с кочевниками, которой он посвятил огромный летописный свод, постепенно доведенный с древности до Азовских походов [320]. Что же касается обычного взгляда на завоеванные ханства и отбитые у гордого шляхетства земли, то летописцы на этих повергнутых идолов смотрят просто: сами виноваты, почто неправедно жили и утесняли «христоименитых» россиян? При таких, похоже, характерных для россиян настроениях понятно, почему в молитву Филарета в чинах царского венчания пришлось внести мысль о покорении не просто всех встречных и поперечных «языков» — а именно «брани хотящих», сильно напрашивающихся на умиротворение под крыльями двуглавого орла.При всем почтении Исидора Сназина к вере и Церкви из его сочинения было бы затруднительно понять, почему Россия приобретает державность благодаря православию вместе с какой–то специальной миссией объединить всех «христоименитых людей» в своих пределах. Да и при чем здесь все люди и различные племена Вселенной? Россия–мать с ее древнейшими в мире народами и князьями и так самая лучшая, славнейшая и христианнейшая.Историческая критикаСкажут, что Иоаким не оставил столь же ясного признания в своем увлечении историей, как высказывания царя Федора Алексеевича, записанные, по всей видимости, его доверенным лицом, постельничим А. Т. Лихачевым [321]. По–моему, мало что может быть яснее, чем два десятилетия работы под его покровительством новгородского Софийского и московского Чудовского летописных скрипториев (продолжавшейся и при Адриане). Но из устоявшегося образа Иоакима как малограмотного и малость туповатого деятеля вытекает сомнение, что он мог лично вникать в работу летописцев и следить за отражением в ней своих собственных воззрений.