Но если в сирийском письме через чк может передаваться греческое ό, ό (ώ, ώ), то таким же образом там передается и греческое εύ.[222]

Поэтому Εύσέβιος транскрибируется через сглак или caaifc (ср. также, например, Ευστάθιος, Εύφραντίων, Εύψύχιος в списке отцев Антио–хийского собора).

При близком сходстве начертаний dveik и □гпс'К, замена одного другим, и именно превращение первого, совершенно необычного для Востока имени западного происхождения — «Осий», очень мало, по–видимому, распространенного и на Западе,[223] в общеизвестное и повсюду распространенное второе — «Евсевий», уже a priori должна быть признана вполне возможной. И сириец–переписчик, и пользовавшийся рукописью как источником компилятор, весьма легко могли вообразить описку в бывшем у них тексте, пропуск буквы л, встретив незнакомое dvdir. Соблазн переправить предполагаемое неправильное чтение в «Евсевия» еще более мог увеличиваться, если «Осий» был известен уже в форме огстл.

И эта возможность перехода в сирийском письме «Осия» в «Евсевия» является не одним лишь предположением, но подтверждается и фактами. «Евсевий, d‑ddik, епископ Кордубский, который присутствовал и на соборе Сердикском», стоит, например, вместо Осия, в кратком перечислении епископов, бывших на I Вселенском соборе, какое находится в анонимной сборной хронике VIII в., изданной некогда еще Ландом (1872) под странным заглавием Liber Chalipharum и в последнее время Бруксом (1904).[224] То же самое можно видеть в изданной Шабо (1900) «Хронике» Михаила Сирийца (1166–1199), в двух местах (но в смежных столбцах и строках на одной и той же странице) — в сообщении о Никейском соборе и в списке отцев этого собора, причем в обоих случаях Осий называется представителем Рима и усвояемое ему имя «Евсевий» здесь пишется стлок.[225]

Как появилось в указанных памятниках чтение «Евсевий» вместо «Осий», есть ли это заимствование из более ранних источников, или же описка или неправильная догадка самих авторов, или наконец — именно в труде Михаила — ошибка уже переписчиков, трудно сказать. Непосредственной зависимости последнего труда от первого, во всяком случае, не было; ничего не известно и о каком‑либо общем для обоих источнике такого чтения. Оно, по–видимому, могло легко появляться и самостоятельно в разных памятниках.[226]

В cod. Paris. 62, в сборнике, по мнению Schulthess'a, составленном на основе западного источника, имя «Осий» в правилах Сердикского собора передается через ovdik.[227] Можно отсюда думать, что эта же форма имени Осия стояла первоначально и в сирийском переводе антиохийского послания, которое сохранилось, между прочим, именно в этом кодексе (и кроме того в Vatic, syr. 148). Появление здесь в последующее время вместо «Осия» «Евсевия», таким образом, вполне естественно.

Очевидно при этом, что соображения, приводимые Д. А. Лебедевым в доказательство возможности вставки имени «Евсевия», как находящегося непосредственно перед антиохийским посланием, в подписи вслед за канонами собора έν έγκαινίοις, с неменьшим удобством могут быть применены и к предположению о превращении лишь бывшего уже ранее в послании «Осия» в «Евсевия», — в совершенно по существу иное, но по особенностям сирийской транскрипции весьма сходное по написанию с «Осием» имя.

IIIНо если, таким образом, во главе собравшихся в Антиохии епископов, осудивших арианство еще до Никейского собора, а упорных сторонников Ария — Феодота Лаодикийского, Наркисса Нерониадского и Евсевия Кесарийского — отлучивших на время от общения, стоял, согласно с новооткрытым памятником, Осий, возникает вопрос: можно ли в сохранившихся о знаменитом испанском епископе и его деятельности сведениях найти какие‑либо данные, которые так или иначе подтверждали бы факт его присутствия и хотя бы лишь почетного пред–седательствования на Антиохийском соборе?Так как об этом соборе по тем или иным причинам предпочитают впоследствии, насколько известно, не говорить explicite не только сторонники Ария, но и защитники никейской веры (св. Афанасий Великий), то, очевидно, и относительно участия и роли на нем Осия можно ожидать лишь тех или иных непрямых указаний. При этом, ввиду такого отношения к этому собору знавших о нем, но, может быть, намеренно избегавших упоминать о нем древних авторов, значение может иметь уже простое констатирование того, что вообще в исторических известиях об обстоятельствах того времени нет чего‑либо такого, что противоречило бы предположению об Осии как участнике и председателе собора, и делало бы его невозможным или маловероятным.[228]1. Вполне понятно, если ничего не говорит ни о соборе, ни об участии в нем Осия Евсевий Кесарийский, как в своем послании к пастве из Никеи после своей реабилитации, так и в позднейшем панегирике императору — «Жизни Константина». Он сам был осужден на этом соборе под председательством Осия, и для него естественно было избегать потом упоминания об этом неприятном инциденте. Но во втором из названных произведений совсем обойти молчанием то исключительное положение, какое Осий вначале занимал при Константине, и в частности его роль в истории арианского спора, было почти невозможно, и он говорит о нем, хотя не называет его прямо по имени, а именно рассказывает о посольстве его Константином в Александрию с письмом к Александру и Арию для их примирения.Осий выступает при этом в рассказе Евсевия исключительно как орудие примирительной политики императора и характеризуется как «τά πάντα θεοσεβής άνήρ».[229] Несомненно, в роли примирителя, согласно намерению и прямой инструкции (νεΰμα) императора, Осий и выступал прежде всего в Александрии, хотя он очень скоро определил, на какую сторону он должен стать в споре. И если он затем прибыл из Александрии в Антиохию, он и здесь, нужно думать, при крайне обостренных отношениях между пылким Евстафием и его противниками — защитниками Ария, пытался действовать сначала именно в духе примирения. Поэтому, если он в конце концов и согласился на временное отлучение упорных сторонников Ария, то главным виновникомсвоего осуждения Евсевий мог считать не его, но своего противника в области богословия — антиоригениста Евстафия, которому de facto и принадлежала, конечно, руководящая роль на соборе и с которым потом у Евсевия открылась резкая полемика после Никейского собора. Возможно поэтому, что и похвальными эпитетами Евсевий наделяет в «Жизни Константина» Осия (ни разу, однако, как замечено, не называя по имени) не по желанию лишь возвысить славу Константина похвалами избранному им исполнителю его планов, но и вследствие уважения к личному характеру Кордубского епископа и его заслугам перед Церковью в предшествовавшее возникновению арианского спора время, хотя он и оказался председателем собора, осудившего самого Евсевия.[230] — Таким образом, едва ли можно в сообщениях Евсевия об Осии усматривать какое‑либо несогласие с предполагаемой ролью Осия на соборе в Антиохии.В заключительном же замечании Евсевия о безуспешности письма Константина и миссии Осия в Александрию и о большем даже после того усилении распри и распространении «зла» на все восточные провинции[231] не содержится ли отдаленный намек и на Антиохийский собор, на котором и для самого Евсевия впервые ощутительно сказалось следствие этой распри и участие в котором принимали, вероятно, и такие епископы из восточных, которые раньше по спорному вопросу не высказывались?