Мария Андреевна Мещерская, хотя и родная сестра очень либерального «кадета» Владимира Андреевича Оболенского, — маме теперь ближе по своему мировоззрению (она верующая). Александра Оболенская, ее мать, — одна из самых просвещенных женщин своего времени, основала гимназию своего имени в собственном доме на Басковом переулке[138].

Мария Андреевна, по смерти матери — естественная собственница гимназии, не унаследовала ее даров. Все ведение в руках талантливых педагогов — Гердта, Форстена и чудесной Елизаветы Николаевны Терстфельд.

Владимир Андреевич Оболенский[139] — брат ее, все время высылаем за «черту оседлости» — наконец обосновывается в Петербурге, и его старшие дочери, Ася[140] и Ирина, вместе с Лидой и мной (наши ровесницы) поступают в гимназию (наша старшая — Маня — еще раньше), и мы неразлучно дружим всю жизнь.

Пристаю к Ирине: «Может ли быть мораль без религии?» — но мама просит нас не говорить с ними о религии, зная, что они не были воспитаны, как мы[141].

«Ореховая горка»

«Красная мыза» — небольшое имение Мещерских (как у многих петербургских жителей) в Финляндии. На одной из дач (они их сдавали) — с самого рождения мы живем все лето.

Мы подросли.

Маме не нравилась светская атмосфера окружающего общества. После долгих поисков родители купили участок на берегу длинного (9 км) соседнего озера — очень живописное и уединенное место.Крестьянскую избу, стоявшую на высоком берегу, переделали в скромный дом — мы проводили в нем наши летние и зимние каникулы.Жизнь на этих каникулах распределена между занятиями, музыкой (все по очереди перед обедом играли с мамой в 4 руки), рисованием (каждый день хожу «на этюды» — громко сказано! — акварели выбранных мест пейзажей), отдыхом, купанием и чтением.«Гутэ» — чудесные крынки простокваши. Мама читает вслух по-французски (или финский народный эпос «Калевала» в переводе), мы — рукодельничаем. (Мама тоже весь день работала). Изредка приезжали издалека гости. Приезжал из города папа.ХрамИзвестный врач и ученый Боткин в своем имении с дачами многочисленного семейства (недалеко от «Красной мызы») выделил участок и построил на нем храм — туда ездили мы всегда с родителями, живя на «Красной мызе».Окрестные жители более отдаленных мест — ближе к «Ореховой горке» — сложились и по прекрасному проекту архитектора Пронина построили на Кирха-Ярве храм в стиле наших деревянных храмов севера[142]. Туда ходили мы даже и пешком, когда кто захочет, и в одиночку — прекрасно!Первая мировая войнаС переездом на лучшую квартиру (папа опять на хорошей службе) у нас стали бывать люди.Папа (он и поет, и сочиняет музыку для романсов, рисует и т.д. — все немного по-дилетантски[143]) — человек увлекающийся: теософия, Успенский, «знаменитый» — («пресловутый») «грек» — Гурджиев (мама держалась от этого немного в стороне — без доверия). Бывал и Мережковский со своей Зинаидой Гиппиус (мы, конечно, совсем в стороне; Маня — в Медицинском институте, Лида — на Бестужевских курсах, мы (младшие) — в гимназии (но уже определяются интересы: посещаю — впервые в жизни — выставки — Нестерова, Серова, Мир Искусства с Красным конем Петрова-Водкина. Мне дарят прекрасные монографии — Левитана, Серова и др.).Первая мировая война.Маня — ускоренные курсы сестер милосердия при Кауфм. общине — фронт. Лида (параллельно с учением) — работала (безвозмездно) в «Попечительстве для бедных» (оно взяло на себя распределение пайков женам ушедших на фронт).Кончаю гимназию. Клара Федоровна («Рейтлингер! Художница!» — кричала она всегда на уроках, ругая меня за что-либо) устроила меня в 4-й (головной) класс школы Общества поощрения художеств; (минуя скучные гипсы), через Ѕ  года уже перевели в 5-й и к весне — 6-й классы.Февральская революция