- Перечитай царей иудейских, - говорит холодно смотритель.

- Саул, Давид, Соломон...

- Стой! Это - не иудейские цари, а общееврейские, а я тебя спрашиваю об иудейских, после разделения.

- Ровоам... Оказия... Иезекия...

- Не знаешь всех?

- Не знаю, - говорю, - В моей книге этого нет, - оправдываюсь я.

- Ты по какому учебнику готовился?

- По Афинскому.- А нужно было по Димитрию Соколову, - строго возражает смотритель.- Но я весной спрашивал у помощника смотрителя, по .какому учебнику готовиться, он мне сказал, все равно.- Что мне помощник смотрителя?! - грозно напал за мое возражение смотритель Щукин. -По уставу нужен Соколов! Не знаешь?- Не знаю!- Ну и уходи!Я повернулся. Вдруг встает мать и умоляющим робким голосом спрашивает:- А нельзя ли на класс ниже?- Сколько тебе лет?- Двенадцать, тринадцатый.- Устарел по законам для первого класса! Мать громко расплакалась. Мне стало страшнообидно. Не за себя, а за нее, горемычную. И я, набрав откуда-то смелости, громко во всеуслышание сказал ей:- Мама, пойдем отсюда - т. е. от таких нехороших людей!Взял ее за руку и повел к двери. Вышли в коридор.- Что же делать? - захлебываясь в слезах, спрашивает меня мать.- Пойдем в первое училище.В это время из класса вылетает другой мальчик, Сотников, и он провалился на тех же царях, После, учась уже по Соколову, я узнал, что эти цари, числом до 20, действительно пропечатаны были в его книжке, но и там лишь в подстрочечном примечании... Бог с ним, этим Щукиным, проглотил он тогда меня, как карасика. Но скоро и скончался от удара из-за полноты своей. Наш знакомый Казанский стал смотрителем.А мы с Сотниковым, моей мамой и его отцом быстро пошли по набережной речки Цны в "строгое" училище, куда не хотела сначала мать. Был уже последний день приема.Мать бросилась со мною теперь уже не к помощнику, а в квартиру к самому смотрителю П. Н. Охотскому. Раздался звонок. Вышел полный человек в сюртуке. Жиденькая бородка, узкие глазки. Мать сразу ему в ноги! А мне больно за нее! И он поморщился. Спрашиваем: можно ли еще держать? Можно: ныне последний день, идите в канцелярию. Писец, серенький старичок с больными ревматическими ногами, сам написал прошение. Я подписался. Повел на экзамен. Сначала дик-такт: великолепно. Преподаватель Е.И.Орлов, вообще-то раздражительный человек, как я узнал после, на этот раз подошел к запуганной моей матери и говорит ей при мне:- Ваш сын прекрасно написал диктант! Спасибо ему за такое утешение бедной женщине!Потом вызвали к столу. Ну, думаю, что как опять про царей?- Расскажи нам про явление Бога Аврааму в виде трех странников.Гора спала с плеч: кто же не знает этой истории? Потом - по-русскому.- Знаешь ли какое-нибудь стихотворение?- Много знаю, - отвечаю я наивно и уже осмелевши без царей.- Ну например?- "Мартышка и медведь",.. Потом...- Ну, во-первых, - поправляет меня благодушно учитель, которому понравился мой диктант, - это не стихотворение, а басня, милый мой, а во-вторых, она называется "Зеркало и обезьяна".