Основы нравственности

Отсюда английский мыслитель делает вывод, что этот сон, это хождение во сне мы и называем жизнью.

Я знаю, что я ничего не знаю.

Небольшие глотки науки удаляют от Бога, а большие приближают к Нему.

Ф. Бэкон

ВОПРОСЫ

1. Как вы думаете, изменилось ли отношение к вере в Бога, если сравнить его с периодом конца XIX и начала XX веков?

2. Нужно ли, по вашему мнению, обосновывать истины веры логическими доказательствами?

3. Можно ли провести какие–то аналогии между чувствами «веры» и «любви»?7. Бессознательная и сознательная жизнь[2]Жизнь человека может быть двоякого рода — бессознательная и сознательная. Под первою подразумевается жизнь, которая управляется причинами; под второю — жизнь, которая управляется целью.Жизнь управляемую причинами, можно справедливо называть бессознательной, потому что, хотя сознание и участвует в деятельности человека, не оно определяет, куда эта деятельность может быть направлена.Жизнь, управляемую целью, следует назвать сознательной, потому что сознание в данном случае является началом господствующим, определяющим. Ему принадлежит выбор, к чему должна направиться сложная цепь человеческих поступков.Однако часто человек поступает необдуманно, а иногда он сам не может понять, почему он так поступил. Бессознательные действия предполагают, что человек поступает по внутреннему побуждению, но без всякого анализа ситуации, без выяснения возможных последствий. Слова, которые он использует для характеристики этого состояния, разные — необдуманно, неосознанно, спонтанно, интуитивно. Все эти слова выступают в таком случае как синонимы слова «бессознательное», хотя полной синонимичности здесь, разумеется, нет.Изучение феномена бессознательного уходит в глубокую древность, его признавали в своей практике врачеватели самых ранних цивилизаций. Для Платона признание существования бессознательного послужило основой создания теории познания, построенной на воспроизведении того, что есть в недрах психики человека.Во второй половине XIX века широко развернулись поиски терапевтического использования гипноза. Особую известность приобрели два центра во Франции — один в Париже под руководством Известного психиатра Жане, другой в Нанси под руководством Бернгейма. Эти центры соперничали между собой, и каждый стремился изумить посетителей необычным экспериментом.Однажды доктор Бернгейм внушил испытуемому, что после того, как тот будет выведен из гипнотического транса, он должен взять зонтик одного из гостей, открыть его и пройтись дважды вперед и назад по веранде. Когда человек проснулся, он взял зонт — как ему внушили, и хотя он его не открыл, но вышел из комнаты, дважды прошелся вперед и назад по веранде, после чего вернулся в комнату. Когда его попросили объяснить свое странное поведение, он ответил, что дышал воздухом. Он настаивал, что имеет привычку иногда так прогуливаться. Когда же его спроси — почему у него чужой зонтик, он был крайне изумлен и поспешно возвратил предмет на вешалку.Факты поелегипнотического внушения были давно известны специалистам, но молодому венскому врачу Зигмунду Фрейду (1856—1939), который наблюдал это явление во время своего визита в Нанси в 1899 году, оно послужило основой для открытия, совершившего переворот в науке. Фрейда поразил именно тот факт, что человек что–то делал по причине, самому ему неизвестной, но впоследствии придумывал правдоподобные объяснения своим поступкам. Человек с зонтиком пытался объяснить свое странное поведение вполне рациональными соображениями и говорил вполне искренне. Не так ли и другие люди находят причины для объяснения своих действий? Хотя давно было замечено, что объяснения, которые дают люди своим поступкам, не всегда заслуживают доверия. Фрейд сделал это наблюдение краеугольным камнем теории человеческого поведения.Согласно Фрейду, травматические события и связанные с ними бурные переживания не исчезают окончательно из психики, а вытесняются в сферу бессознательного, откуда активно воздействуют на психику, проявляясь в замаскированной (зашифрованной) форме, в частности, в виде невротических симптомов (например, в навязчивом мытье рук, в необоснованных страхах и т. п.). Невротические симптомы в данном случае понимаются как компромиссные явления, возникающие в результате столкновения вытесняемых в бессознательную сферу бурных переживаний и влечений с требованиями нашей совести, совпадающими с общепринятыми моральными нормами. Подобные же компромиссы, считает Фрейд, выражаются в сновидениях и ошибочных действиях (обмолвках, описках и т. п.) людей.Лечение (устранение) невротических симптомов, согласно психоанализу, должно осуществляться путем вынесения на свет и суд самого больного вытесненного из его сознания материала, травмирующего его психику. Больной сам (правда, с ненавязчивой помощью врача–психоаналитика) должен расшифровать, понять сокровенный смысл того, что с ним происходит. Для помощи больному в достижении им понимания причин болезни Фрейд применял специально разработанную им технику свободных ассоциаций. Уложив пациента в удобной для него позе телесного расслабления и усевшись так, чтобы пациент его не видел (устраняется дополнительное обстоятельство, стесняющее больного, — вид врача, особенно его глаза), врач–психоаналитик просит пациента свободно высказывать все, что ему приходит в голову…Высказывания пациента, манера, в которой он высказывается, задержки в потоке ассоциаций и т. п. — материал, на основе которого психоаналитик стремится, во–первых, сам уяснить причины недомоганий пациента, а во–вторых, ненавязчиво помочь пациенту в расшифровке смысла происходящего с ним. Конечная цель психоаналитической терапии — установление господства сознания над сферой психического неосознаваемого.Известный русский философ XX века С. Франк писал, что жизнь не может быть самоцелью уже хотя бы потому, что страдания и тягости преобладают в ней над радостями и наслаждениями. И несмотря на всю силу животного инстинкта самосохранения, мы часто недоумеваем, для чего мы должны тянуть эту тяжелую лямку. Жизнь — это не неподвижное пребывание в себе, а делание чего–то или стремление к чему–то. Миг, в который мы ничего не делаем и ни к чему не стремимся, мы испытываем как мучительно–тоскливое состояние пустоты и неопределенности. Мы не можем жить лишь для жизни; мы всегда живем для чего–то (и) для кого–то.