Поскольку в нас есть все это, и в живущих скотски весьма дурно и несносно, в более же внимательных к себе сноснее, но все, кто одного с нами естества, всегда непременно участвуют в погрешностях естества, то, припадая в молитве к Богу, просим поэтому оставить нам долги. Но не приемлется таковой глас и не достигает Божественного слуха, если не вопиет вместе и наша совесть, что оказанное милостью делиться с другими - прекрасное дело. Ибо кто рассуждает, что человеколюбие прилично Богу (а если бы не признавал приличным, не стал бы просить у Бога неприличного и несообразного), от того справедливость требует, собственными своими делами подтвердить суждение о прекрасном деле, чтобы самому не услышать от праведного Судии: "«Врачу исцелися сам». Меня умоляешь о человеколюбии, которым не делишься ты с ближними. Просишь об оставлении долгов - почему же сам мучишь должника? Умоляешь, чтобы рукописание на тебя было изглажено, а сам тщательно хранишь договоры с занявшими у тебя в долг? Просишь об уменьшении счета долгов, а сам данное в долг приращаешь лихвой? Твой должник в темнице, а ты в молитвенном доме. Он страдает за долги, а ты испрашиваешь оставление долга? Твоя молитва не услышана, потому что заглушает ее голос страждущего. Если разрешишь телесный долг, разрешены будут тебе душевные узы. Если простишь, прощено будет и тебе; сам будешь своим судией, сам себе предпишешь закон, расположением к лежащему у ног твоих произнося свыше приговор себе".

Поэтому если намереваемся принести Богу моление о милости и прощении, то приуготовим дерзновение совести, представим жизнь свою ходатаицей за произносимую молитву, чтобы воистину можно было сказать: «Яко и мы» оставили «должником нашим».

Св. Кирилл Иерусалимский. «И остави нам долги наша...» Ибо много у нас грехов; падаем и словом и мыслью, и весьма много делаем достойного осуждения. Почему «аще речем, яко греха не имамы», то скажем, как говорить Иоанн (1Ин.1,8). «Якоже и мы оставляем...» И с Богом вступаем в договор, умоляя Его прощать нам грехи, как мы прощаем долги ближних. Поэтому, представляя в уме, взамен чего и что получаем, не станем ждать и медлить взаимным друг другу прощением. Поступки против нас сделанные малы, неважны, удобозаглаждаемы; а грехи, сделанные нами против Бога, велики и имеют нужду в человеколюбии, свойственном одному Богу. Посему будь осторожен и, по причине неважных и малых прегрешений против тебя, не загради для себя возможности получить от Бога прощение в самых тяжких грехах.

Св. Златоуст. Далее, - так как случается грешить и после купели возрождения, то Спаситель, желая и в этом случае показать Свое великое человеколюбие, повелевает нам приступать к человеколюбивому Богу с молением об оставлении грехов наших, и так говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Видишь ли бездну милосердия Божия? После отъятия стольких зол, и после неизреченно великого дара оправдания, Он опять согрешающих удостаивает прощения. А что эта молитва принадлежит верным, - показывают как уставы Церкви, так и начало самой молитвы Господней. Непросвещенный верою не может Бога называть Отцом. Если же молитва Господня принадлежит верным, и если она повелевает им молиться об отпущении грехов, то явно, что и после крещения не уничтожается благодетельное употребление покаяния. Если бы Христос не хотел показать этого, то не заповедал бы и молиться таким образом. Когда же Он упоминает и о грехах, и повелевает просить их прощения, и научает, каким образом мы можем получить это прощение, и тем самым делает для нас легким путь к получению его, то, без сомнения, дал этот закон молитвы потому, что и сам совершенно знал, и нам желал внушить, что и после крещения можно омыть грехи. Напоминанием о грехах Он внушает нам смирение; повелением отпускать другим уничтожает в нас злопамятство; а обещанием за это и нам прощения утверждает в нас благие надежды и научает нас размышлять о неизреченном человеколюбии Божием. Особенно же достойно замечания то, что Он в каждом вышесказанном прошении упомянул о всех добродетелях, а этим последним прошением еще объемлет и злопамятство. И то, что чрез нас святится имя Божие, есть несомненное доказательство совершенной жизни; и то, что совершается воля Его, показывает то же самое; и то, что мы называем Бога Отцом, есть признак непорочной жизни. Во всем этом уже заключается, что должно оставлять гнев на оскорбляющих нас; однако Спаситель этим не удовлетворился, но, желая показать, какое Он имеет попечение об искоренении между нами злопамятства, особо говорит об этом, и после молитвы припоминает не другую какую заповедь, а заповедь о прощении, говоря: «аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный» (Матф.6,14). Таким образом, это отпущение первоначально зависит от нас, и в нашей власти состоит суд произносимый о нас. Чтобы никто из неразумных, будучи осуждаем за великое или малое преступление, не имел права жаловаться на суд, Спаситель тебя, самого виновного, делает судиею над самим Собою, и как бы так говорит: какой ты сам произнесешь суд о себе, такой же суд и Я произнесу о тебе; если простишь своему собрату, то и от Меня получишь то же благодеяние, - хотя это последнее на самом деле гораздо важнее первого. Ты прощаешь другого потому, что сам имеешь нужду в прощении, а Бог прощает, сам ни в чем не имея нужды; ты прощаешь сорабу, а Бог рабу; ты виновен в бесчисленных грехах, а Бог безгрешен. С другой стороны, Господь показывает Свое человеколюбие тем, что хотя бы Он мог и без твоего дела простить тебе все грехи, но Он хочет и в этом благодетельствовать тебе, во всем доставляет тебе случаи и побуждения к кротости и человеколюбию; гонит из тебя зверство, угашает в тебе гнев и всячески хочет соединить тебя с твоими членами. Что ты скажешь на это? То ли, что ты несправедливо потерпел какое-нибудь от ближнего зло? Если так, то, конечно, ближний согрешил против тебя; а если ты претерпел по правде, то это не составляет греха в нем. Но и ты приступаешь к Богу с намерением получить прощение в подобных, и даже гораздо больших грехах. Притом еще прежде прощения мало ли получил ты, когда ты уже научен хранить в себе человеческую душу и наставлен кротости? Сверх того и великая награда предстоит тебе в будущем веке, потому что тогда не потребуется от тебя отчет ни в одном грехе твоем. Итак, какого будем достойны мы наказания, если и по получении таких прав оставим без внимания спасение наше? Будет ли Господь внимать нашим прошениям, когда мы сами не жалеем себя там, где все в нашей власти?

Он же. Словами: «Хлеб наш... даждь... днесь», научив нас высокому любомудрию (возвергать на Бога печаль свою, в уверенности, что Тот печется о нас), и зная, что невозможно, чтобы мы, как люди облеченные смертным телом, не падали, Господь научает еще говорить в молитве: «и остави нам долги наша...» Этими словами доставляются три блага вместе: достигших высоты добродетелей, Он научает смиренномудрие и увещевает не полагаться на свои подвиги, но бояться, трепетать и помнить о прежних грехах, как поступал и божественный Павел, который после бесчисленных подвигов говорил: «яко Христос Иисус прииде в мир грешники спасти, от них же первый есмь аз» (1Тим.1, 25). Не сказал: «я быль», но «есмь», выражая, что он непрестанно вспоминал о грехах своих. Итак, достигшим высоты добродетелей Господь доставляет этими словами безопасность в смиренномудры; а падшим после благодати Святаго Крещения не попускает отчаиваться в своем спасении, но научает их просить у врача душ врачевства прощения. Кроме того, эти слова научают человеколюбие Он хочет, чтобы мы были кротки к виновным, незлопамятны к согрешающим против нас, прощением их приобретали прощение себе и сами предуготовляли себе меру человеколюбия. Ибо мы просим столько даровать нам, сколько сами даем ближним и испрашиваем себе такого же прощения, какое даем своим должникам.

Св. Кассиан. Неизреченное Божие милосердие! Оно не только предало нам образ молитвы, не только изложило нам правила нравственности, чрез исполнение коих мы можем угодить Богу, и не только исторгает самые корни гнева и уныния силою предписанного образа непрестанной молитвы, но даже подает молящимся средство к снисканию себе милости и любви в День откровения Суда Божия и некоторым образом сообщает нам власть смягчить определение Судии нашего и как бы обязать Его к прощению наших согрешений примером собственного нашего прощения: «остави нам,— говорим Ему,— яко и мы оставляем». Итак, в надежде на эту молитву смело может просить отпущения грехов всякий, кто только отпустил своим должникам, но не должникам своего Господа. Ибо некоторые из нас (что всего хуже) бывают обыкновенно милостивы и весьма снисходительны к тем поступкам, кои оскорбляют Бога, хотя бы они были великими преступлениями, и, напротив, являются жестокими и неумолимыми отмстителями за собственные малейшие оскорбления. Посему кто от всего сердца не отпустит согрешающему против него брату своему, тот сею молитвою будет испрашивать себе не помилование, а осуждение и сам собственным признанием призывает на себя строгий суд, говоря: «Остави мне, как и я оставил». Ибо если эта молитва его будет услышана, то, в соответственность примеру его, что иное должно последовать, как не гнев неумолимый и непременное определение наказания. Итак, если мы хотим быть судимы милостиво, то и сами должны быть милостивы к тем, кои против нас согрешили; ибо столько отпустится нам, сколько мы отпустим тем, кои причинили нам какой-либо вред своею злостию. Некоторые, страшась того, чтобы не показать, что произнесением этих слов молитвы они более обвиняют себя, нежели извиняют, молча пропускают их, тогда как весь народ поет оные в церкви. Но напрасно стараются употреблять эти хитрости пред Судиею всех, Который восхотел наперед показать своим подсудимым, как Он будет судить их, то есть Он показал нам такой образ суда, по коему не хочет явиться строгим и неумолимым, но как мы хотим от Него быть судимы, так должны судить и братии наших, если они в чем-либо согрешат против нас: «ибо суд без милости будет не сотворшему милости» (ср.: Иак.2, 13).

Блаж. Августин. Долгами, очевидно, здесь называются грехи, как и в другой раз, когда возвестили о галилеянах, которых кровь Пилат смесил с жертвами и об восемнадцати побитых падшим столпом Силоамским, Господь сказал: «мните ли, яко тии должнейши бяху, паче всех живущих в Иерусалиме?» И потом прибавил: «аще не покаетесь, вcи такожде погибните» (Лк.13, 1-5). Итак здесь не деньги оставлять должникам понуждаемся, а то, чем согрешили против нас другие. Деньги оставлять повелевает нам заповедь, положенная выше: «хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу» (Mф.5,40). Но и здесь не поставляется в необходимость всякому денежному должнику оставлять долг, а тому, который не хочет отдавать с таким нехотением, что даже готов тягаться: «рабу же Господню не подобаешь сваритися», как говорить Апостол (2Тим.2,24). Итак, когда кто, ни самоохотно, ни по убежденно, не хочет отдать должных денег, тому надо оставлять их. Ибо если не хочет он отдать, то делает это по двум причинам, или потому что не имеет, или потому, что скуп и жаден до чужого. Но то и другое обличает скудость: первое — житейскую, а второе душевную. Почему кто отпустит такому долг, отпустит неимущему и сделает христианское дело. Впрочем если кто, держа на сердце готовность оставить то, чем ему кто должен, кротостью и дружелюбием так подействует на своего должника, что тот отдаст ему долг,—не столько о возвращении денег заботясь, сколько о том, чтоб исправить этого человека, для которого, конечно, пагубно иметь из чего отдать и не отдать; то он не только не погрешить, но еще сделает дело полезное, чтобы тот, присвоив себе чужие деньги, не потерпел вреда душевного, с которым ни какой другой не может идти в сравнение. Из сего можно однако ж заключить, что и в этом пятом прошении, хотя не о деньгах прямо говорится, а о всем том, чем кто погрешает против нас, но под этим можно разуметь и денежный долг. Ибо тот, кто не отдаст тебе должных денег, когда имеет из чего отдать, погрешает против тебя. И если ты не отпустишь этого греха, то не можешь говорить: «остави нам, якоже и мы оставляем».

Он же. Просим отпустить нам долги; потому что все мы должники пред Богом, не деньгами, а грехами. Скажешь, может быть: и вы?—Отвечаю: и мы. И вы, святые епископы, должники? Да—и мы должники. Ужели и вы? Быть не может, Владыко мой; не говори на себя неправды. Не неправду на себя говорю, а говорю истину: должники мы. И «аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас» (1Ин.8,8). И крещены мы, и должники. Не потому, чтоб оставалось что либо за нами, что не было бы отпущено в крещениии; но потому, что, живя, набираемся того, что имеет нужду в каждодневном отпущении. Которые, только что окрестившись, отходят (из сей жизни), те без всякого долга восходят (горе) и проходят (в небесные обители). А которые, окрестившись, остаются жить в сей жизни, те, по немощи нравственной, набирают в себя много такого, что хотя не причиняет крушения (кораблю жизни), должно однако ж быть очищаемо (выкачиваемо). Ибо если не очищать (не выкачивать), то мало помалу внутрь столько найдет, что весь корабль погрузится. Молиться показанным образом и значит—очищать себя (выкачивать из себя наплывшее). И если б не дано было нам так очищать себя каждодневно святою молитвою, то мы поставлены были бы в большую крайность, несмотря на то, что в бане пакибытия омыты все грехи наши. Но се благодарение Господу! Милостыни и молитвы очищают грехи наши, только б не были учинены такие, за которые следует лишить нас хлеба насущного (св. причащения),—только б избегали мы таких, которые подвергают строгому осуждению.Никто из вас да не почитает себя праведным, который не имел бы нужды говорить: «остави нам долги наша». Пусть далеки вы от идолопоклонства, от звездочетства, от волхвований; пусть непричастны еретичества и раскола; пусть отвращаетесь от человекоубийства, блуда, хищничества лжесвидетельства и всяких подобных непотребств; но и кроме этого есть многое, чем человек грешит. Воззревая с вожделением на недолжное, он грешит. Но кто удержит быстродвижность ока?—Глаз впрочем тотчас закрыть можешь, если захочешь; а ухо и закрыть не всегда можешь, и оно набирается против воли речей срамных, нечистых, соблазнительных, злословных и хульных. Слыша женоподобное, не грешишь ли ухом, хоть и не делаешь того делом? И язык сколько учиняет грехов, нередко и таких, за которые следует удалять от чаши? Празднословие, пересуды, злословие, хулы— его дело. Но пусть рука не делает ничего худого, нога не течет на зло, око не направляется вожделением, ухо не приемлет непотребного, язык не говорить недолжного: кто удержит помыслы, скажи мне? Не бывает ли часто, братья мои, что когда молимся, мыслями блуждаем не знать где, забыв пред Кем стоим и пред Кем простершись лежим долу? —Если все подобное собрать вместе, ужели это не должно тяготить совести, хотя каждое отдельно есть малость? Какая разность—свинец ли давит тебя или песок?—Свинец массою давит, а песчинки количеством. Каждая ничтожна, а когда много их соберется, они также давить могут, как и свинец.—Малы грехи! — Не видишь, как из каплей составляются реки? Малы, да многочисленны.Итак будем всегда взывать и взывать искренно: «остави нам долги наша», делом исполняя и то, что далее следует: «якоже и мы оставляем должником нашим». Бог благоволит вступить с нами в уговор. Cиe глаголет тебе Господь Бог Твой: «отпусти, и отпущу. Не отпустил ты: сам против себя идешь, а не Я»—Итак, отпущайте все, что ни имеет кто в сердце своем против другого. Отпусти от сердца,—будь уверен, что вмести с тем прощаются тебе все грехи твои, словом, делом и помышлением совершенные. Кто поживет на земли сей и не поимеет врага? Но напрягитесь любить их. Самый ярый враг твой не может причинить тебе такого зла, какое сам ты себе причиняешь, если не любишь врага. Он может вред нанести или полям твоим, или скоту твоему, или дому твоему, или рабу твоему, или рабе твоей, или сыну твоему, или супруге твоей, или—самое большое, если дана будет ему власть, - плоти твоей. Настолько ли все это разрушительно, насколько то, когда ты (не прощая ему) вред причиняешь душе своей? Простритесь же, возлюбленные, к такому совершенству, умоляю вас. И не думайте, чтоб это было невозможно: я знаю, знал, на самом деле видел христиан, которые любят врагов своих. Чтоб и нам успеть в этом, веруйте, что это возможно, и молитесь, да будет в вас и в сем отношении воля Божия.—Что тебя раздражает во враге твоем? Конечно не природа человеческая. Ужели потому имеешь его врагом, что он имеет душу и тело?—Ибо и у тебя то же: ты имеешь душу, и он имеет душу, ты имеешь тело, и он имеет тело. Он соестественник тебе: оба из земли сотворены и от Господа одушевлены. Он то же что и ты: усмотри же в нем брата своего. Первые двое—Адам и Ева, были родители наши: он отец, она мать. Стало быть, мы братья. Но оставим это первоначалие наше; Бог -Отец наш, церковь—мать. Стало,—мы братья. Да враг мой—язычник, иудей, еретик, говоришь ты. Но молись, и он станет тем же, чем ты, и вместе со всем другим исчезнет и вражество ваше.А вы все говорите: кто это может? Кто так делает?—Бог да совершит cие в сердцах ваших.— И я знаю, что немногие так делают: но которые делают, те велики, те истинно духовны. Ужели таковы все верные в церкви ко алтарю приступающее, и Тело и Кровь Христовы приемлющие? Ужели таковы все?—И однако же все говорят: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Бог праведно скажет им, что просите вы, чтоб Я сделал то, что обещал, когда сами не исполняете того, что Я заповедал? Что Я обещал?— Отпустить долги ваши. Что заповедал?— Чтоб и вы отпущали должникам своим. Но как можно сказать, что вы это исполняете, когда не любите врагов ваших?—Что же нам делать, братие? До какой малости сокращается стадо Христово? Если одни те должны говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим», которые любят врагов; то и не знаю, что делать, не знаю, что сказать. Сказал бы вам: если не любите врагов ваших, то и не молитесь. Но не смею, а паче говорю: молитесь, чтоб полюбить. Не сказать ли вам: если не любите врагов ваших, то не говорите в молитвe Господней этого прошения: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим»?—Но если не будете этого говорить, грехи ваши на вас будут. И выходит: если не будете говорить, не отпустятся, если будете говорить и не делать, тоже не отпустятся. Остается одно: и говорить и делать, чтоб отпущены были. «Отпущайте и отпустят вам», сказал Христос Господь (Лк. 6, 38). И вы что говорите в молитве?— «Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Так оставь, Господи, как мы оставляем. Это говорите: так оставь нам, Отче, иже еси на небесех, долги наша, как и мы оставляем должникам нашим?—Это и делать должны вы; и если не будете делать, погибнете. Когда враг просит прощения, тотчас отпусти ему. И этого будто много для вас?— Много было бы любить врага, когда он злобствует и злодействует. Но ужели много для тебя—любить человека, обращающегося к тебе с смиренною мольбою? Но я желал бы, чтоб ты и тогда (когда он злобствовал) благорасположенно смотрел на него; желал бы, чтобы, перенося его злобу, ты воспоминал Господа, рекшего: «Отче, отпусти им, не ведят бо, что творят» (Лк.23, 24). Этого наипаче желал бы я,—чтоб и в то время, когда враг злокознствует против тебя, ты воззревал на Господа Бога Твоего, изрекшего такие слова. Может быть скажешь: Он сделал так, как Господь, как Христос, как Сын Божий, Единородный, как Слово, плоть бывшее; мне же, человеку худому и немощному, куда так?—Если много для тебя подражать Господу Твоему, приведи на мысль сораба своего. Св. Стефан был побиваем камнями, и под ударами камней, преклонив колена, молился говоря: «Господи, не постави им греха сего» (Деян.7, 60). Те камни пускали в него, не прощения просили; а он молился о них. Таковым быть желаю тебе. Поднимись немного. Что всегда долу- по земле влачишь сердце свое? слышишь: «горе имеем сердца»? Поднимись же, полюби врага. Если не можешь любить, когда он злобствует, полюби по крайней мере, когда просит прощения. Люби человека, который говорит: брать, согрешил я, прости мне. Если в это время не простишь, то не говорю, что молитву изглаждаешь ты из сердца своего;—но что себя изглаждаешь ты из книги живота.Итак, когда просит прощения враг, отпусти ему,— отпусти неприязнь к нему из сердца: неприязнь, говорю, отпусти из сердца, а не одно взыскание долга.— Скажешь, может быть: он притворяется, обманывает.— О, судия сердца чужого! Скажи мне помышления отца твоего, скажи твои собственные вчерашние помышления. Умоляет, просит прощения; отпусти, совсем отпусти. Если не отпустишь, не ему повредишь, а себе. Не отпустишь ты сораб сорабу своему; так он пойдет к Господу—своему и твоему—и скажет Ему: Владыко мой! просил я сораба своего, чтоб он отпустил мне; не хотел отпустить. Ты отпусти!— И Он всеконечно отпустить. Таким образом тот отойдет от Господа своего разрешенным, а ты останешься связанным. Как связанным? Придет время молитвы, наступит минута, когда ты скажешь: «остави нам долги наша, тоже и мы оставляем должником нашим»: и Господь ответить тебе: «рабе лукавый, весь долг он отпустих тебе, понеже умолил мя ecи: не подобаше ли и тебе помиловати клеврета твоего, якоже и аз тя помиловах» (Mф.18,32.33). Из Евангелия эти слова, а не из моего сердца. Но если ты, умолен будучи, простишь просящему прощения; то смело уже можешь говорить молитву ту. Хоть ты не силен еще любить врага своего; но молитву ту можешь говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим».Он же. «Остави нам долги наша», говорим мы, и будем говорить: ибо говорим правду. Кто из живущих во плоти сей, не имеет долгов? Кто из людей так живет, чтоб ему не нужна была молитва эта? Надмиться так он может; но в правду быть таким не может.—Добрее нам есть подражать мытарю, а не надмеваться, как фарисей, который, вошедши в храм, хвастался своими заслугами, а раны прикрывал. Но тот лучше знал, зачем вошел в храм, кто говорил: «Боже, милостив» буди мне грешному» (Лк.18,10-18).— Рассудите, братья мои. Так молиться научил Господь Иисус учеников Своих,—тех великих первых Апостолов Своих, предводителей наших. Если же предводители наши молятся об отпущении грехов своих, не тем ли паче должно это делать нам?—И в Символе Веры, между другими благами домостроительства спасения, вы именуете и оставление грехов (чрез св. крещение). Отпущение грехов одно есть такое, которое единожды дается, другое же такое, которое дается каждодневно. То, единожды даемое, дается во св. Крещении, а это, каждодневное, испрашивается в молитве Господней, пока живем здесь. Почему и говорим: «остави нам долги наша».