- Здравствуйте.

Ни одна душа не отреагировала, как будто сговорившись. «Гады, националисты»,- подумал я, и к букету испорченного настроения добавилась еще одна пикантная нотка.

- Можно чаю?

- Зеленого, черного? С жасмином, с бергамотом, с липой? С сахаром, с медом..

- С медом, — выпалил я, потому что понял - если продавщицу не прервать, то бесстрастно произносимый синонимический ряд товаров и услуг будет звучать до отхода моего поезда.

Она назвала цену и стала заваривать чай. Я прислонил к стене кульки и расстегнул пару пуговиц на плаще.

Фото: Левин Сергей, photosight.ru

Через минуты две чай мне подал юноша, лет шестнадцати, голубоглазый и курчавый, похожий на мать.- Ваш сын? - спросил я от нечего делать.- Да, — буркнула хозяйка, давая понять, что не хочет ввязываться в разговор.В это время двери хлопнули, и из магазина вышел последний кроме меня посетитель. Было уже довольно поздно.- Вы гость? — неожиданно спросила она, энергично вытирая прилавок.- Да, — ответил я, тоже давая понять, что не желаю ввязываться в разговор.- Вам понравился наш город?- Ужасно, — сказал я, и в этих словах не было ни капли неправды.- Вы купили, я вижу, много подарков. Может, купите у меня несколько пачек чаю? Есть чай из Цейлона, Индии, Китая.- Нет, нет. Поверьте, я люблю чай, но сильно растратился и не могу купить ничего, кроме постели в поезде.- Ладно, — сказала хозяйка и продолжила остервенело и молча протирать прилавок.Лимон плавал на поверхности, чай дымился, а я дул на него, потому что не умею пить горячее.- У вас есть дети? — спросила вдруг хозяйка.- Да. Двое. Девочки.- Вы счастливый человек.- Согласен. Но ведь и вы счастливы. У вас есть сын.- Мой сын. Она произнесла эти слова мечтательно и мягко. Потом, будто вспомнив, что здесь посторонние, добавила сдержаннее: — Это мое счастье и моя опора. Вы похожи на доктора, — продолжала она. Я пожал в ответ плечами. — И мне хочется поделиться с вами тем, что лежит у меня на душе.- Я - незнакомый вам иностранец.- Тем лучше. Вы никому не расскажете, и, может, никогда больше не будете в нашем городе.Я пил чай, а она продолжала: — Я хотела его убить. Его отец бросил меня, и я хотела сделать аборт. Подруга договорилась с доктором, тетя дала деньги, и я пошла в больницу. Мне было лет двадцать. Никто ни о чем ни разу не говорил со мной серьезно. Что я могла понимать? И вот я вхожу в кабинет, ложусь по приказу на кресло. (Она все трет уже сияющий прилавок и, не поднимая глаз, продолжает рассказ. Из подсобки слышно, как моет стаканы и что-то мурлычет под нос ее сын).- А за окном больницы - храм. И там начинается служба. Был какой-то праздник. И вдруг начинают звонить колокола! Звон врывается в кабинет, а я лежу на кресле с расставленными ногами. Доктор гремит рядом своими хирургическими инструментами. И вдруг какая-то сила подбрасывает меня на ноги, я одеваюсь на ходу и пулей вылетаю из кабинета. Этот звон стоит в моих ушах до сегодняшнего дня. Я слышу его каждый раз, когда смотрю на моего мальчика. Страшно подумать, что его могло бы не быть рядом со мной.