Пузаков через Анастасию убеждает своих читателей в том, что в духовной жизни «все очень просто». Собственно говоря, иначе он и не может поступить, ведь простота достижения сверхъестественных целей — один из главных лозунгов всех новых сектантских учений. Простота — ходкий товар. При помощи чувств можно достичь любой цели. Дальше — как во всех наставлениях по магии: выполните перечисленные действия, кажущиеся простыми и на деле невыполнимые, — и все ваши желания исполнятся. «Анастасиюшка» учит, что «мечтой», только не абстрактной, а детализированной до мельчайших подробностей, можно сотворить все что угодно (1, с. 158). Пузакову, собравшемуся было при посредстве мысли сотворить автомобиль, она объясняет, что предварительно необходимо в своем сознании представить все компоненты машины, до последнего винтика, и тогда чудо совершится. Представьте себе «анастасийцев», натужно заучивающих на память чертежи автомобилей в напряженных попытках сотворить себе из ничего средство для передвижения.

Оказывается также, что душа человека не уникальна. Как сообщает нам Пузаков, во-первых, потому, что человек рождается одновременно в нескольких вселенных. Во-вторых, выясняется, что «анастасийцы» еще и веруют в перерождение душ. Об этом узнаем из следующего. Для добавления остроты повествованию в текст введена история о попытке ученых захватить Анастасию. Ее защищает уже знакомый нам светящийся шар, символизирующий божество. Этот шар воздействует на захватчиков таким образом, что показывает им «муки ада». Эти видения свидетельствуют о непрерывности цепи перерождений человеческих душ (2, с. 61), из чего делаем вывод, что Пузаков и его героиня верят в существование кармы и колеса сансары. Далее по тексту находим еще одно подтверждение этому предположению. «Нужно быть свободным от кармических догм или, вернее, быть сильнее их... самыми простыми человеческими словами можно изменить судьбу» (2, с. 80). Иными словами, все люди — «слабаки», как им и положено по индуистскому учению, находятся во власти неумолимого закона кармы. Что посеешь, то пожнешь, и так до бесконечности. Но «Анастасиюшка», и только она, способна помогать людям в поисках освобождения: умеет менять судьбу. Читаем: «Маленькая Анютка перепрограммировалась. Сломала все кармы свои и окружающих» (2, с. 80). Пузаков, видно, зачитывался в свое время Рерихами и «Диагностикой кармы» С. Н. Лазарева. Единственное его «открытие» — утверждение, что каждый человек имеет несколько «карм».

Приведенных примеров достаточно для того, чтобы понять: рассматриваемое нами произведение, которое только насилуя смысл слов можно назвать литературным, содержит набор различных идей о Боге. Эти идеи беспорядочно разбросаны по тексту, и невзыскательный читатель не всегда обратит внимание на то, что, по сути, имеет дело с халтурной языческой подделкой.

Пузаков заигрывает с Православием

Мы были бы несправедливы, если бы утверждали, что Пузаков опирается только на «лесной» авторитет. Чтобы подтвердить «духовную истинность» описываемого, он пытается обращаться к опыту различных религий. Наверное, было бы опрометчиво обвинять его в безграмотности. В руках Мегре Священное Писание, история становятся жертвой грубого искажения и примитивизации, демонстрирующей презрение к простоватому читателю. И такое, мол, сожрут. Например, нам сообщают, что Моисей «писал скрижали» в лесу (1, с. 35). Уж не о следующих ли событиях Священной истории речь: «И сказал Господь Моисею: взойди ко Мне на гору и будь там; и дам тебе скрижали каменные, и закон и заповеди, которые Я написал для научения их» (Исх. 24,12)? На той горе Синай никакого леса в помине нет. Далее Пузаков намекает, что Господь Иисус Христос также уединялся от учеников в лесу, но не пишет этого впрямую, поскольку Евангелие лучше известно публике, чем Ветхий Завет, и обман не пройдет.

Пузаков выступает и знатоком житий святых угодников Божиих: оказывается, преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский, находясь в лесу, «через небольшой отрезок времени постигали мудрость» (1, с. 35). В наше время очень важна установка на сжатые сроки, кому охота ждать! В результате на месте отшельничества преп. Серафима воздвигли монастырь... Воистину новость для всех православных, никто и не ведал такого! Далее Пузаков сокрушается, что нигде не написано, что происходило в лесу с отшельниками. Обыскался бедняга и ничего не нашел. Между тем из житий преподобных знаем доподлинно, что пребывали они в молитве и посте, часто подвергаясь искушениям и нападениям от бесов. Но упоминание о лесной нечисти не вяжется с концепцией Пузакова, ему бы больше подошло, если бы наши святые с утра до вечера обнимали деревья, подпитываясь от них космической энергией. Автор намеренно мистифицирует те жалкие сведения о православной традиции, которыми обладает. «Анастасиюшка» поведала ему, что в рукописях, хранящихся в некоем монастыре, можно прочесть о том, как два монаха научились управляться с пасекой как никто другой. Обман задуман для того, чтобы невоцерковленный читатель решил, что Анастасия прямо связана с Православием, если знает даже некоторые его тайны. Невдомек Пузакову, что свет Христов просвещает всех, не таясь по углам вместе с рерихианцами и прочим оккультистским сбродом. К тому же всякий мало-мальски любопытный читатель найдет сведения о «секретных пчеловодах» в житиях преподобных Зосимы и Савватия Соловецких или в иных легко доступных источниках5. Реверансы в адрес христианства довольно скоро сменяются сначала отстранением, а потом и враждебностью. Концепция «Анастасиюшки» исходит из избитой рериховской посылки, что все религии равны, содержат частицы истины. Во главе каждого учения стояли «просветленные». Их череда представляется ужасающе абсурдной для человека даже почти не сведущего в истории религии, а для христианина или мусульманина еще и оскорбительной. Пузаков в одном ряду перечисляет славянского «скотьего бога» Велеса, персонажей индийского эпоса «Махабхараты» и «Рамаяны» — Кришну и Раму, трехликого и рогатого Шиву индуистской мифологии, Иисуса Христа, Аллаха (не имея, видимо, понятия о том, что этим словом в исламе обозначается Бог — Творец мира, никогда не воплощавшийся) и Будду (1, с. 62). В другом месте текста встречается и такой перл: «И что же, знание лам Востока, мудрость Будды и Христа, Йоги она знает? — Знает» (1, с. 359). Веселитесь, «анастасийцы»! Ваша богиня узнала знания самого (или самой?) Йоги, да еще и постигла мудрость лам, которая, видно, отлична от мудрости Будды, коему они поклоняются, ибо в противном случае нет нужды их отдельно упоминать? Да понятно зачем: ведь у Рериха написано, что все тайны у лам в Тибете. Все таинственное хорошо продается. Анастасия говорит: «Я о них не читала, я просто знаю, что они говорили, о чем думали, чего хотели» (там же). Пузаков тоже не читал и к тому же не знает... Последователи «анастасийщины», коих немало, в сходно малограмотном стиле упражняются в культурологии и религиоведении. Некий «член-корреспондент» заведения, скрывающегося за аббревиатурой «МАИ», К. И. Шилин, пишет, что «Анастасия является совершенным человеком, подобным Богу». Он также приравнивает ее к таким буддийским божествам (почему-то премудрый Шилин считает буддизм «женским» типом культуры (так в тексте. — Авт.)), как Каннон (японское имя бодхисаттвы Авалокитешвары, богини милосердия), Тара (наиболее популярна в ламаизме, является женским проявлением Авалокитешвары) и Майтрейя, будда грядущего, вообще не имеющий женского облика (1, с. 188). Цитируя этот «поток сознания», Пузаков не сомневается, что наивный читатель примет скудоумие за высокое откровение. Соблюден главный принцип: вали в кучу непонятные слова, — не ошибешься. Например, мы по ходу рассуждений «академика» А. Е. Акимова (его цитирует Пузаков) о том, что вселенский разум можно уподобить ЭВМ, узнаем, что «Шунята (так в тексте. — Авт.) древней ведической литературы как раз и есть суперсовременная вычислительная машина» (1, с. 191). И никому не должно, по мысли автора, быть дела до того, что в ведах нет ни слова о шуньяте, что это понятие буддийской философии, обозначающее бессущностность, ничтожность, пустотность всех явлений, что сама идея шуньяты резко критиковалась индуистскими философами. Мы заметили, что Пузаков вообще любит веды, а заодно и санскрит. Ему кажется, что именно оттуда он и получит нужную поддержку своему «проекту». Тем паче что сходных позиций держатся и другие отечественные неоязычники. Конечно, времени и интеллектуальных возможностей читать веды нет, приходится обходиться научно-популярной литературой. Нередко происходят конфузы. Например, Анастасия поучает: «За каждой буквой на санскрите, — фразы, слова. В них тоже буквы, дальше много слов, так бесконечность скрыта в каждой букве» (1, с. 253). Знал бы бедный Пузаков, что проповедует Каббалу, может, и бросил бы писать? Устами Анастасии дается и концептуальное объяснение ее беспорядочных речений на тему о религиях: «В каждом человеке изначально заложена абсолютно вся (подчеркнуто нами. — Авт.) информация», в том числе и об «учениях мудрецов Запада и Востока, Индии и Тибета» (1, с. 317). Иными словами, в каждой личности в латентной форме не только хранится православное вероучение, но обретаются и даосизм, и шаманизм, и зороастризм и проч. А если кто скажет, что это бред, тот просто заблуждается и не знает всей правды. Ловко. Хотелось бы только спросить того же Пузакова: если в нем самом сокрыта вся информация, скажем, о христианстве, то почему же он что ни слово, то врет? Как уже отмечалось, отношение Пузакова к христианству менялось по мере распространения его писаний. Первоначально он пытался обмануть читателей, намекая, что его поддерживают «руководители духовных конфессий» (1, с. 187). Хотелось бы походя спросить, что такое «недуховные» конфессии, если само слово «конфессия» обозначает «вероисповедание». Возможно, Пузаков действительно в двадцатипятилетнем возрасте посетил Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и встречался с самим благочинным монастыря архимандритом Феодоритом (Воробьевым), который провел в монастыре 17 лет вплоть до 1970 г., а скончался в 1973 г.6 (4, с. 141). Наш «писатель» присочинил такие детали, как особое внимание к нему приснопоминаемого о. Феодорита, которому Пузаков приписывает следующие слова: «Ты покажешь им...» (1, с. 316) — как можно догадаться... «Анастасиюшку». Манипуляции памятью архимандрита не мешают автору постепенно наращивать нападки на Православную Церковь, которая, по его словам, в отличие от Анастасии «молчит». Начинают звучать и знакомые обновленческие мотивы вроде: «В церковь на службу придешь — она на языке, который не понимают. И тогда идут люди толпами, деньги платят, чтобы послушать на понятном языке говорящих проповедников» (1, с. 323). Интересно, где Пузаков (заядлый посетитель монастырей) видел православных священников, читающих проповеди на церковно-славянском языке?