Мистика или духовность? Ереси против христианства.

«Человек Играющий» пишет: «На каждой странице истории культурной жизни XVIII века мы встречаемся с наивным духом честолюбивого соперничества, создания клубов и таинственности… в склонности к тайным союзам, к разным кружкам и религиозным сектам, – и в подоплеке всего этого лежит игровое поведение» [107]. Германна интересует не просто игра, – его интересует тайна этой игры. Он хочет знать ее самую главную тайну – тайну трех карт.

Одна исследовательница творчества Пушкина посчитала, что в «Пиковой даме» конкретно упоминается 12 игроков. Форстер Бейли пишет о масонской символике числа двенадцать: «Во всех мистериях, как и в библейской символике, часто повторяется число двенадцать. Оно фигурирует и в масонстве в таком символе, как двенадцать колен израилевых в градусе Царского Ковчега и двенадцать патриархов, действующих в третьем градусе. Имеем также двенадцать сыновей Иакова в Ветхом Завете и двенадцать учеников Христа в Новом Завете. Имеются двенадцать месяцев в году и уйма иных примеров в мировых писаниях. С чем же все они соотносятся? Какой символизм стоит за этим, неизменно повторяющимся, числом? Да просто круговое движение солнца (символа Божества) по небу, которое регулярно проходит двенадцать знаков Зодиака в ходе ежегодного двенадцатимесячного движения или большого цикла, занимающего приблизительно каждые двадцать пять тысяч лет. Такова базовая истина, вновь и вновь высвечивающаяся в масонских ритуалах» [108].

У Пушкина нет случайных подробностей, – все, даже самые мельчайшие, едва заметные подробности, спрятавшиеся в каком-нибудь придаточном предложении, несут смысловую нагрузку, – и этот смысл работает на весь миф. Поэтому вхождение в число двенадцати для Германна имеет много значений (частично об этом уже говорилось), но главное значение – это вхождение в число «апостолов», то есть новых апостолов, – апостолов Нового времени, тех, кто зачинает новую оккультную культуру, несет новую религию, – универсальную, объединяющую все религии мира. «В мире появится организация, – пророчествует о будущем масон Фостер Бейли, – стоящая на фундаменте такой широты видения и терпимости, что она предоставит не только универсальную платформу для мыслителей всех школ мысли, но и универсальную религию и форму правления, могущие служить примером для мечущихся народов мира» [109]. Игроки, выражаясь языком оккультистов, это «новая раса», владеющая старыми сокровенными знаниями единой древней религии.

Но такая организация пока создается в рамках масонства. «Книга Закона», – пишет Форстер Бейли, – является неотъемлемой частью обстановки всякой ложи. Я умышленно выражаюсь «Книга Закона», потому что повсеместное употребление Ветхого и Нового Заветов – не абсолютное требование. «Книга Закона» – то, что, как полагают в соответствии с религией страны, содержит в себе выраженную волю Великого Архитектора Вселенной. Стало быть, во всех ложах христианских стран «Книга Закона» состоит из Ветхого и Нового Заветов; в странах, где господствующее вероисповедание – иудаизм, достаточно только Ветхого Завета; в исламских странах и среди масонов-мусульман употребляется Коран. Масонство не пытается вмешиваться в религиозные убеждения своих учеников, разве лишь в той мере, в какой дело касается веры в существование Бога и того, что из неё необходимо вытекает» [110].

Главнейший аспект мифа – это, конечно, аспект посвящения, – на него как на стержень нанизаны все другие аспекты. Поэтому рассказ о посвящении – это основа всего повествования, ведь Пушкин отвечает масонам – он показывает цену их посвящения. Образы, в которых он рассказывает об этом, знакомы каждому масону. Германн вступает в дом графини в полночь. Полночь считалась лучшим временем для посвящения. В масонской энциклопедии раскрывается причина: «Считалось, что в полночь невидимые миры находятся близко к земной сфере и что души в этот час проскальзывают в материальное существование. По этой причине многие из элевсинских церемоний совершались ночью. (…) Некоторые из тех спящих духов, которые не смогли разбудить свою природу во время земной жизни и обитают в невидимых мирах, окруженные темнотой (…), временами соскальзывают на землю в этот час и принимают форму различных созданий» [111].

Знания о посвящении в первые три степени: ученика, подмастерья и мастера, – были доступны всем масонам, потому что это были реально достижимые и основные степени в классическом масонстве. «Человек, человечество, приступает к поиску света, потом к поиску знания, а по достижении последнего – к поиску Слова Мастера» – так Фостер Бейли формулирует смысл посвящения в первые три градуса [112].

Германн вступает в дом графини из тьмы в «ярко освещенные сени» (281). Но выход из тьмы в свет – это символ посвящения в ученики (первый градус). Он проникает туда тайно, когда засыпает сторож, но и ложу охраняет привратник. Ровно в полночь Германн оказывается в «темном кабинете». «Основное посвящение профана, – разъясняет смысл «темного кабинета» одна посвященная в масонство, – начинается после пребывания в черной келье – очищения землей – и проводится в самом Храме (…) Надо умереть для своей прошлой жизни, чтобы воскреснуть к жизни посвящения» [113]. В черной келье посвящаемый должен взирать на череп, который должен напомнить ему о «бренности всего сущего». Германн взирает на раздевающуюся графиню как на труп, – она кажется ему «ужасной» и «безобразной» (283). Пушкин описывает графиню, как бы взирая на нее глазами Германна: «Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах ее изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на нее, можно было подумать, что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого гальванизма» (283). Читатели, наверное, еще помнят как на сеансах Кашпировского те, над кем он проводил свои эксперименты, раскачивались из стороны в сторону целыми рядами. Такое механическое раскачивание в психиатрии является признаком психического заболевания, но во времена Пушкина, да и многими сейчас, психическая болезнь рассматривалась как одержание злым духом. И такое объяснение представляется более разумным, потому что как же объяснить тогда массовое раскачивание на сеансах Кашпировского? Что же все одновременно заболели? Пушкин намекает именно на одержание, говоря, «что качание …происходило не от ее воли». Это очень важное место для понимания того, что же произошло в дальнейшем с Германном.

Германн должен взойти на «узкую, витую лестницу» (282). На «витую лестницу», ведущую в Срединную палату, ученик восходит при посвящении во второй градус.«Витая лестница» символ эволюции – изменения сознания. Сам цикл посвящений связан с эволюцией сознания.«В ключевых нотах и задачах трех градусов, – раскрывает нам тайны масонства Фостер Бейли, – просветление через алкание света, мудрость через накопленные знания и бессмертие через процесс воскресения – воплощен весь сюжет эволюции человечества, то есть, в последнем счете, сюжет эволюции сознания» [114].Германн пришел за словом мастера, за тайным знанием, которое дает власть над миром. Он готов взять на себя любой грех графини, если она каким-то образом связана с этим грехом. Даже тот грех, который связан «с пагубою вечного блаженства, с дьявольским договором» (284). С его стороны есть предложение отдать душу, – на такое предложение всегда откликается злой дух. Но его предложение, по-видимому, не очень серьезно, – им больше движет желание прокатиться на бесе. Его клятвы не соответствуют значимости происходящего. Германн умоляет ее «всем, что ни есть святого в жизни» (284). Здесь Пушкин также иронизирует по поводу высоты идеалов интеллигенции, – оказывается святое в их жизни это чувства, да еще чувства и не очень высокие: всего лишь чувства матери, супруги и уж совсем низкие чувства любовницы. Чего же святого ищет интеллигенция, если святым называет низкие чувства?При посвящении в третий градус кандидат, ищущий степень мастера, должен пройти через символическое умерщвление. Но Германн становится фактически сам невольным убийцей, не мастер его убивает, а он мастера. Оказывается в масонской мифологии такое убийство глубоко символично. «Если бы люди исследовали значение еврейской расы, – рассказывает об этом Фостер Бейли, – они бы отчетливей постигли и с большим сочувствием отнеслись к ее цели и судьбе. Она – символ людской расы в целом. Евреи – вечные странники, как и индивидуальный человек. Везде-то доискиваются они того, что потеряли, для чего отправляются в чужие страны, зарабатывают деньги и набираются мастерства. В самой масонской драме они символизируются тремя негодяями, которые отторгли и убили своего Великого Мастера, тем самым персонифицируя природного, материального, человека, людскую расу, которая долго искала материальных благ, отторгая божественное “Я” во внутреннем Храме человеческой жизни» [115]. Германн, оказывается, исполняет совсем иную роль, – не ту, на которую он претендовал. Здесь Пушкин снова показывает роль дворянства в русской истории, – оно претендовало на то, чтобы улучшить «гнусную российскую действительность», но оказалось чуждым ей разрушителем, – инородным племенем в теле нации.Однако у посвящения свои законы. Даже убитый мастер при своей смерти может явиться посвятителем. Многие колдуны не могут умереть до тех пор, пока не передадут своего беса кому-нибудь путем прикосновения. Пушкин не делает на этом моменте никакого специального акцента, но об этом он упоминает. «Перестаньте ребячиться, – сказал Германн, взяв ее руку (выд. мною – свящ. В.С.). – Спрашиваю в последний раз: хотите ли назначить мне ваши три карты? – да или нет?» (284). Напомним, что незадолго до этого эпизода Пушкин показал, что графиня носит в себе беса. На похоронах графини Германн «оступился и навзничь грянулся об земь» (289), ему показалось, «что мертвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом» (289). Покойница, оказывается, не совсем мертва, – она желает что-то передать Германну. И вот ночью она является ему, против своей воли, – ей велено возвестить тайну трех карт.После этого Германн становится просто одержимым. Идея трех карт заслонила в его воображении всю остальную жизнь. Жизнь для него стала игрой, – игрой воображения и игрой карточной. «Все мысли его слились в одну, – пишет Пушкин, – воспользоваться тайной, которая дорого ему стоила… Он хотел в открытых игрецких домах Парижа вынудить клад у очаровательной фортуны» (291). Здесь Пушкин, пользуясь условным языком, которым он обоз-начает масонские ложи, намекает на то, что Германн мечтает о масонских ложах Парижа.