Первое, о чем говорят святые отцы (я обращаю на это ваше внимание: нужно искать ответы у святых отцов, а не просто, что нам в голову придет). Итак, в данном случае, первое, о чем  они говорят, и если это заинтересует Алексея, то он может взять хотя бы Исаака Сирина, узнать, о чем он говорит. Ну, сначала общие положения отцов. «Нет добродетели без искушения. Всякое доброе дело, которому не предшествует или не последует искушение разного порядка, едва ли можно рассматривать добрым. Нет добродетели без искушения». Представьте себе.

Так что это совершенно естественный процесс. Чем он обусловлен, если мы попытаемся выявить, так сказать, причину? Причина какова? Что такое в конечном итоге Церковь? Церковь – я даже затрудняюсь сказать, это ведь не какое-то место географическое. Это то, где мы можем познать, насколько мы больны. Это первое и самое важное, слышите? Не то, где мы можем получить радость и блаженство, и утешение, что мы ищем по своей сладострастной натуре – нет, это место, где мы можем увидеть свои болезни. Ибо пока мы не увидим своих болезней, мы не будем лечиться – бесполезно мне говорить, чтобы я пошел в больницу, когда я вижу, что я совершенно здоров. Я заявлю: «Иди сам туда, а мне там делать нечего».

Так вот, принятие православия как такового о чем говорит человеку? Отныне ты встал на путь диагностики, если действительно хочешь стать православным. Как происходит эта диагностика? Преподобный Симеон Новый Богослов говорит: «тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи». Вы слышите? Вот, оказывается, что такое воцерковление – это значит принять решение жить по-христиански. И вот тут-то, когда я приму решение стать христианином, то есть жить по Евангелию, по заповедям, я и начинаю видеть то, чего я никогда не видел. Действительно, я не обращал внимания на то, что я  непрерывно осуждаю всех и вся, что я беспрестанно болтаю, празднословлю, что я лукавлю и лицемерю, а уж о мыслях и говорить нечего, которые я бы считал за какой-то грех, а там у меня бездна гадов.

Воцерковление состоит не в том, чтобы узнать,  где в церкви что и как, а в том, чтобы встать на путь исполнения заповедей. И вот здесь-то я и начинаю познавать себя. Диагностика в чем заключается? Оказывается, что не кто-то другой, а я сам начинаю видеть, какие у меня болезни. И вот тогда я начинаю приносить искреннее покаяние, я могу обращаться к Богу с искренней молитвой. Только тогда происходит мое, если хотите, воцерковление, о котором мы с вами говорим.

И вот, как и всякое лечение, с чем оно сопряжено? Я не знаю, кому нравится получать какие-то уколы в заднее место или принимать горькие пилюли, или проходить всякие рентгены и Бог знает что... Вот тут-то первый признак того, что мы наконец-то вступили на путь духовной жизни – как раз и начинается с того, что я начинаю ощущать то, о чем Вы, Алексей, и пишете: внутренние скорби, внешние неприятности и так далее. Кстати, я хочу сказать насчет внешних скорбей и неприятностей. Это хороший признак. Почему? Опять же я назову интересное: мы, вступая в Церковь, ищем хорошего и думаем, что теперь мне будет «прямо в рай, прямо в рай – только ножки поднимай», вот мы чего ищем – не познания своих болезней и исцеления, а райской сразу жизни. Это первое. И в этом наша ошибка. А второе, не менее важное, – то, что это познание себя предупреждает нас от некоего тщеславия и гордости даже. Вот я делаю и то, и другое, и третье, я – церковный человек, я пощусь, я поклоны делаю, я молюсь, я исповедуюсь, я причащаюсь… Так? И во мне может что расти? Тщеславие. То тщеславие, о котором великолепно сказал Феофан Затворник: «Сам дрянь дрянью, а все твердит – несмь якоже прочие человецы».

Вот эти внешние скорби как раз показывают нам, что мы не те, что есть, нужно искать не наслаждений в лечении, а исцеления – пусть горькие лекарства, а не соловьиные язычки. Вот, оказывается, в чем суть дела. Вот поэтому, когда мы соприкасаемся с нашими болезнями, и происходит это. И этому не удивляться нужно, а принять как закон, как закономерное явление. И вот человек, который переживет это, правильно к этому отнесется, получит и облегчение. Ибо со искушением, как говорит апостол, дается и избытие, дается потом и определенное облегчение человеку, который выше всех земных радостей.

– «Православная Церковь освящает такие объекты, как атомные станции и подводные лодки. Не считаете ли Вы,  что Церковь дискредитирует себя такими освящениями?» – спрашивает Фотиния из Калининграда.

– Дело-то здесь вот какого рода. Если бы все эти электростанции, подводные лодки не были явлениями, необходимыми в нашей жизни, то тогда мы должны были бы, действительно, воспротивиться этому. Вот когда нас будут приглашать освящать публичные дома, тогда вы скажете: это верно. Всякие там притоны и места этих диких концертов, на которых играют тяжелый рок, где настоящий сатанизм, – вот тогда вы будете правы. А эти вещи – необходимость нашей жизни. И поэтому все, что необходимо, мы должны освящать: у христиан все должно быть освящено. И дома, и земли, и скотина, и их дела – все должно быть освящено. Мы признаны быть и сами освящаемыми, и на все спрашивать благословения Божиего: «Господи, благослови, да будет Твоя воля, и просим Тебя, чтобы во благо были эта подводная лодка и атомная электростанция». Во благо, и это необходимо. А когда разные развлечения, вот тогда дискредитация. Когда я молюсь за успех моей футбольной команды, чтобы она победила другую команду – я молюсь за свою, там батюшка молится за свою... Интересно, что здесь получается?Молиться надо как раз не об этом, не о таких вещах. Посмотрите, как Иоанн Златоуст осуждает все эти ристалища, эти все спортивные состязания, потому что здесь рождаются ревность, тщеславие, гордыня, рождается злоба даже. И что мы молимся за это? Чтобы мой боксер дал тому, уложил его в нокаут? Это что такое? А такие вещи, как атомная электростанция, подводные лодки, орудия и самолеты – пожалуйста: «Господи, помилуй и благослови, чтобы никогда это не потребовалось». Никогда – чтобы эта пушка никогда не стреляла; но если надо, пусть она становится на защиту своего Отечества.– Андрей, 20 лет, пишет: «Добрый вечер, уважаемый Алексей Ильич, огромное Вам спасибо за Ваши лекции: они привели меня в Церковь. Скажите, пожалуйста, с кого из святых отцов, по Вашему мнению,  лучше начинать знакомство со святоотеческой литературой?»– Вы знаете, трудно вот просто так сказать, не зная человека. Может быть, для одного человека нужна литература, которая укрепила бы его в вере в Бога, вере в бытие человека, веру в духовную жизнь, в знании основ веры – это одна литература.Другая, и очень важная литература – которая должна мне открыть, как я должен жить. Не о нравственности я говорю, слышите? Нравственность – это поверхностная сторона, десять ветхозаветных заповедей – это поверхность. Надо прекрасно понять, что если я никого не убиваю, не граблю, не обманываю и не ворую, это вовсе не означает, что я святой человек; это же понятно.Христианство призывает к духовной жизни, а не нравственной, точнее, не только к нравственной, но к духовной. А что духовность предполагает? Чтобы я свой дух очищал, то есть свои мысли очищал, чувства, желания – вот о чем говорит христианство. И поэтому, если спрашивают меня,  какую литературу почитать для понимания духовной жизни, – мне кажется, письма к духовным детям игумена Никона (Воробьева), Иоанна Валаамского написаны просто, доступно, касаются самых основных положений духовной жизни. Это прекрасное изложение, прекрасное средство понимания того, что есть духовная жизнь. И это чтение может дать очень многое каждому человеку.– «Что делать, если Бог меня игнорирует? Я уже много месяцев умоляю Его избавить меня от этих ужасных мук. Мне всего 17 лет, а я вешу больше ста килограммов, имею множество болезней, причиняющих мне физические и душевные страдания. Я это терплю уже десять лет, я ничего не могу делать и думаю только об этом. Я была лишена и детства, и юности, неужели Бог и святые, которым я молилась, не понимают, что для девушки это невыносимо – быть больной? Неужели им меня совсем не жалко? Я просила у Бога взять что угодно в обмен на здоровье и нормальную внешность. Я готова на любые жертвы, я готова даже уйти в монастырь, потому что лучше находиться там, имея здоровье, чем на воле – не имея возможности ничего делать. На этом свете я не могу быть счастлива, ничего не сделав на земле. Зачем я существую, если не могу жить? Лучше бы меня совсем не было, чем такое. Я ненавижу свое тело, ненавижу себя. Почему Бог не дает мне выбора, почему я не могу знать хотя бы причину своих мук? Если Бог меня не исцелит, значит, у меня уже никогда ничего не будет. Если Он не собирается исполнять мою просьбу,  пусть хотя бы ответит, неизвестность убивает. Раз я не нужна Богу, я бы продала душу диаволу, хотя ему, наверное, тоже не нужно такое ничтожество, как я. Вряд ли Вы поймете мое горе, но скажите, неужели до Бога никак не достучаться? Мое сердце разрывается от боли, я нахожусь в аду, я в отчаянии» – вот такое очень эмоциональное письмо.