5. Ты же, человек, когда слышишь это и видишь своего Владыку связанным и водимым туда и сюда, почитай за ничто все настоящее. А то с чем сообразно, что тогда как Христос претерпел за тебя столь многое, ты часто не переносишь даже слов! Он подвергается оплеванию, а ты украшаешься дорогими одеждами и перстнями, и если не от всех слышишь похвалы, то считаешь и жизнь не в жизнь. Он терпит поношение, переносит насмешки и позорные удары по ланитам; а ты хочешь, чтобы тебя все почитали, и не переносишь поношения Христова. Не слышишь ли, что говорит Павел: "будьте подражателями мне, как я Христу" (1Кор.11:1)? Итак, если кто станет осмеивать тебя, – ты вспомни о твоем Владыке: Ему поклонялись с насмешкой, Его бесчестили и словами и делами, над Ним много смеялись; а Он не только не мстил тем же, но за все воздавал противным, – кротостью и терпением. Ему-то станем и мы подражать. Чрез это мы в состоянии будем избавиться и от всякого оскорбления. В самом деле, не тот, кто оскорбляет, но кто малодушествует и огорчается оскорблением, – бывает причиною оскорбления, так как придает ему язвительность. Ведь если бы ты не огорчился, – оскорбление не было бы для тебя и оскорблением. А чувствовать огорчение от оскорблений, – это зависит не от тех, которые причиняют их, но от тех, которые им подвергаются. Да из-за чего тебе и огорчаться? Если тебя оскорбили несправедливо, в таком случае приличнее всего не негодовать, а жалеть о том (оскорбителе); если же справедливо, то тем более надобно быть спокойным. Как в том случае, когда кто-нибудь назовет тебя богатым, между тем, как ты беден, – такая похвала нисколько не относится к тебе, а скорее служит для тебя насмешкой, так и тогда, когда оскорбляющий тебя скажет что-нибудь такое, чего на самом деле нет, – его порицание также нисколько не относится к тебе. Но если совесть укоряет тебя в том, что сказано (обидчиком), в таком случае не огорчайся его словами, но исправься в своих делах. Это я говорю об оскорблениях действительных. Если же кто станет укорять тебя за бедность и незнатное происхождение, – ты посмейся над ним. Это служит бесчестием не для того, кто слышит, но для того, кто говорит, так как он не умеет любомудрствовать. Но когда это говорится, скажешь, в присутствии многих, которые не знают истины, тогда рана бывает невыносима? Напротив, тогда-то особенно это и выносимо, когда предстоит пред тобой множество свидетелей, которые тебя хвалят и одобряют, а того укоряют и осмеивают. Ведь у людей рассудительных не тот пользуется почтением, кто мстит, но тот, кто ничего не говорит в ответ на обиду. Если же между присутствующими не найдется ни одного рассудительного, в таком случае еще более посмейся над своим обидчиком и порадуйся зрелищу небесному, потому что там все тебя похвалят, будут рукоплескать тебе и одобрять тебя. А между тем, достаточно и одного ангела, в сравнении с целой вселенной. И что я говорю об ангелах, когда и сам Господь прославит тебя? В таких-то помышлениях будем упражнять себя. Нет никакого вреда в том, когда мы промолчим в случае оскорбления, а напротив, вредно мстить за оскорбление. Если бы, действительно, было вредно в молчании переносить оскорбительные слова, то Христос не сказал бы: "кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" (Матф.5:39). Потому, если кто скажет о нас неправду, – будем жалеть о нем, потому что он навлекает на себя наказание и мучение, назначенное за злоречие, и становится даже недостойным читать Свящ. Писание. "Грешнику же говорит Бог: что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои"? "сидишь и на брата твоего клевещешь" (Пс.49:16,20). А если бы он сказал и правду, – и в этом случае он достоин сожаления. Ведь и фарисей говорил правду; но тем нисколько не повредил тому, кто слушал его, а напротив, еще принес ему пользу, а себя самого лишил бесчисленных благ, потерпев кораблекрушение от этого осуждения. Таким образом, в том и другом случае, кто оскорбляет тебя, терпит вред, а не ты. Ты, напротив, если будешь внимателен, приобретешь сугубую пользу: с одной стороны, ты умилостивишь Бога своим молчанием, а с другой – сделаешься гораздо скромнее, найдешь в сказанных о тебе словах повод к исправлению своих поступков и научишься пренебрегать славою человеческой. А ведь и от того происходило для нас огорчение, что многие крайне пристрастны к мнению людскому. Вот если так мы захотим любомудрствовать, то ясно узнаем, что все человеческое – ничтожно. Научимся же этому и, сообразив свои недостатки, станем мало-помалу исправлять их; определи для себя исправить в настоящий месяц один недостаток, в следующий затем – другой, а еще в следующий – третий. Таким образом, восходя как бы по некоторого рода ступеням, мы достигнем неба по лествице Иаковлевой; мне кажется, эта лествица, вместе с тем зрелищем, какое видел Иаков, между прочим, указывает и на постепенное восхождение по лествице добродетели, по которой можно взойти от земли на небо, – не по ступеням чувственным, но чрез исправление и улучшение нравов. Приступим же к этому путешествию и к этому восхождению, чтобы достигнуть неба и насладиться там всеми благами, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 84

"Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего" (Иоан.18:37)

1. Чудесная вещь – долготерпение! Оно поставляет душу как бы в тихое пристанище, избавляя ее от волн и зловредных ветров. Христос и всегда на учил терпению, но в особенности теперь, когда Его судят и водят по разным местам. Так, когда Его привели к Анне, Он отвечал с великою кротостью и слуге, который ударил Его в ланиту, сказал такие слова, которые могут уничтожить всякую гордость. Отсюда Он перешел к Каиафе, потом к Пилату и, проведя таким образом целую ночь, Он везде и во всем обнаруживал великую кротость. В то время, как о Нем говорили, что Он – злодей, хотя доказать того не могли, – Он стоял молча; а когда был спрошен о царстве, тогда отвечал Пилату, чтобы научить его и возвести к высшим понятиям. Но почему Пилат производит допрос не в присутствии иудеев, но наедине, вошедши в преторию? Он имел о Христе довольно высокое понятие, и потому хотел, вдали от смятения иудейского, узнать все в точности. Когда же он спросил: "что Ты сделал" (ст.35), – Христос в Своем ответе об этом ничего не сказал; а о чем преимущественно желал Пилат услышать, именно о царстве Его, о том сказал следующее: "Царство Мое не от мира сего", т.е., Я, действительно, царь, но не такой, какого ты себе представляешь, а гораздо славнее. Этими и дальнейшими словами Он уже дает заметить, что ОН не сделал никакого зла. В самом деле, Кто говорит о Себе: "Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине", Тот показывает, что Им не сделано никакого зла. Потом, сказавши: "всякий, кто от истины, слушает гласа Моего", – Он привлекает внимание Пилата и склоняет его сделаться слушателем Своих слов. Если кто, говорит, истинен и любит истину, тот непременно будет слушать Меня. И этими немногими словами до того, действительно, пленил Пилата, что тот сказал: "что есть истина" (ст.38)? Впрочем, (Пилат) продолжал пока заниматься делом, которое не терпело отлагательства. Он понимал, что этот вопрос требовал времени, а между тем хотел избавить Иисуса от неистовства иудеев. Потому-то он вышел и – что говорит? "Я никакой вины не нахожу в Нем" (ст.38). Смотри, какое благоразумие! Не сказал: так как Он погрешил и достоин смерти, то простите Его для праздника; но сначала оправдал Его от всякой вины, и потом уже с полным правом просит, чтобы они, если не хотят отпустить Его, как невинного, – по крайней мере, пощадили бы Его, как виновного, ради праздника. Поэтому и присовокупил: "есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху", и потом, желая преклонить их: "хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского? Тогда закричали все: не Его, но Варавву" (ст.39,40). Какое гнусное желание! За подобных себе просят и виновных отпускают, а невинного повелевают предать казни! Таков уже издавна их обычай! Но ты во всем этом замечай человеколюбие Господа. "Пилат [велел] бить Его" (19:1), – быть может, желая чрез то утишить и укротить ярость иудеев. В самом деле, так как прежними средствами Он не мог освободить Христа, то, желая этим, по крайней мере ограничить зло, приказал бить Его и позволил делать с Ним все, что было сделано, – возложить на Него "венец и багряницу" (ст.2), чтобы только утишить их гнев. Для того он и вывел Его к ним в венце, чтобы они, увидевши позор, какому Его подвергли, несколько успокоились от страсти и извергли из себя яд. Но почему воины делали это, если, действительно, не было приказания от начальника? Из угождения иудеям. Так они и вначале, не по его приказанию, пошли ночью, но отважились на все из-за денег, в угождение иудеям. Между тем, Христос и при столь многих и столь великих поруганиях стоял молча, как поступил и при допросе, и ничего не отвечал. А ты не только слушай это, но и непрестанно содержи в своем уме; и когда видишь, что Владыка вселенной и всех ангелов, подвергаясь от воинов поруганию словами и делами, все переносит молчаливо, – поступай также и сам. Пилат назвал Христа царем иудейским; поэтому и возлагают на Него одежду посмеяния. Затем он вывел Его и говорит: "не нахожу в Нем никакой вины" (ст.4). И вот вышел "в терновом венце", – но и это не погасило ярости иудеев; они кричали: "распни, распни Его" (ст.5,6). Тогда Пилат, видя, что все его усилия напрасны, говорит: "возьмите Его вы, и распните" (ст.6). Отсюда видно, что и прежние (поругания) он дозволил для укрощения их неистовства: "ибо я", говорит, "не нахожу в Нем вины" (ст.6).

2. Смотри, сколько средств употребляет судья, чтобы защитить Его, постоянно объявляя Его невинным; но тех псов ничто уже не могло преклонить. Ведь и эти слова: "возьмите и распните" – показывают, что он отрекается и не хочет иметь с ними участия в беззаконном деле. Таким образом они привели Христа с тем, чтобы умертвить Его по приговору начальника; но случилось противное: по приговору начальника скорее следовало отпустить Его. Будучи посрамлены этим, они говорят: "мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим" (ст.7). Но как же, когда судья сказал вам: "возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его", – вы говорили: "нам не позволено предавать смерти никого" (18:31), а теперь прибегаете к закону? И заметь обвинение: "потому что сделал Себя Сыном Божиим"! Но, скажи мне, разве это преступление, когда тот, кто совершает дела, свойственные Сыну Божию, называет себя Сыном Божиим? Что же Христос? И в это время, когда они так разговаривали между собой, Он молчал, исполняя пророческое изречение: "не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят" (Ис.53:7,8). Между тем, Пилат, услышав от них, что Он "сделал Себя Сыном Божиим", испугался, боясь, как бы в самом дел не было справедливо то, что они сказали, и как бы ему не показаться законопреступником. А они, хотя знали это как из слов, так и из дел, – не ужасаются, но умерщвляют Его за то самое, за что подобало бы поклоняться Ему. По этой причине Пилат уже не спрашивает Его: "что Ты сделал"? – но, колеблемый страхом, опять сначала производит допрос, говоря: "Ты Христос"? Но Он не отвечал (ст.9), потому что (Пилат) уже слышал: "Я на то родился и на то пришел", и: "Царство Мое не от мира сего", и поэтому должен был воспротивиться иудеям, и освободить Христа, но он этого не сделал, а напротив, уступил неистовству иудейскому. Затем иудеи, опровергнутые во всем, обращаются к обвинению в преступлении государственном и говорят: "всякий, делающий себя царем, противник кесарю" (ст.12). Поэтому надобно было бы тщательно исследовать, действительно ли Он домогался власти и замышлял низвергнуть кесаря с царства; но Пилат такого тщательного исследования не делает. Потому и Христос ничего не отвечал ему, так как знал, что он обо всем спрашивает напрасно. С другой стороны, о Нем свидетельствовали дела, и потому Он не хотел опровергать и защищаться словами, показывая тем, что Он добровольно идет на смерть. А так как Он молчал, то Пилат говорит: "не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя" (ст.10)? Видишь ли, как он уже наперед осудил сам себя? И подлинно, если все от тебя зависит, то почему же ты, не найдя в Нем никакой вины, не отпускаешь Его? Когда таким образом Пилат сам на себя произнес осуждение, – (Иисус) говорит: "более греха на том, кто предал Меня тебе" (ст.11), показывая тем, что и он также повинен греху. А чтобы низложить его высокомерие и гордость, – говорит: "не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе" (ст.11), – чем показывает, что все это совершается не случайно и не по обыкновенному порядку, но таинственно. А чтобы, услышав слова: "если бы не было дано тебе", не подумал, что он свободен от всякой вины, – присовокупил: "более греха на том, кто предал Меня тебе". Но ведь если в самом деле "было дано", то, очевидно, ни он (Пилат), ни они (иудеи) не подлежат обвинению? Напрасно ты будешь говорить это. Выражение: "дано" здесь значит – допущено. Христос как бы так сказал: (Бог) допустил быть этому; однако ж поэтому вы не чужды преступления. Этими словами Он устрашил Пилата и представил ясное Себе оправдание, почему Пилат и "искал отпустить Его". Но иудеи снова стали кричать: "если отпустишь Его, ты не друг кесарю" (ст.12). Так как, представивши обвинения от своего закона, они нисколько не успели, то теперь злонамеренно обращаются к чужим законам, говоря: "всякий, делающий себя царем, противник кесарю". Но где же Он являлся похитителем царской власти? И чем вы можете доказать это? Порфирою? Диадемой? Одеянием? Воинами? Но не всегда ли Он ходил один с двенадцатью учениками, употребляя все простое – и пищу, и одежду, и жилище? Но какое малодушие и какая неуместная робость! Пилат, подумав, что он действительно подвергнется опасности, если пренебрежет этим, выходит как бы с намерением исследовать дело (это именно значит выражение: "сел на судилище"); а между тем, не сделав никакого исследования, предает Его, думая тем преклонить их. А что он с таким намерением делал это, послушай, что он говорит: "се, Царь ваш" (ст.14). Когда же они сказали: "распни Его" (ст.15), – он опять присовокупил следующие слова: "Царя ли вашего распну" (ст.15)? Но они вопияли: "нет у нас царя, кроме кесаря" (ст.15), и тем добровольно сами себя подвергли наказанию. Потому и Бог предал их, что они уже наперед сами отвергли от себя Его промышление и покровительство. И так как они единогласно отреклись от Его царства, то Он и попустил им подвергнуться их собственному приговору. То, что было сказано, конечно, могло уже укротить их гнев; но они боялись, чтобы Христос, будучи отпущен, не собрал опять вокруг Себя народ, и потому всячески старались не допустить этого. Великое, поистине, зло – властолюбие, великое это зло, и может погубить душу. Поэтому-то они никогда Его и не слушали. Пилат, вследствие одних Его слов, хотел Его отпустить; а они не перестают говорить: "распни"! Но почему они настоятельно желают подвергнуть Его такого рода смерти? Потому, что это была смерть самая позорная. Опасаясь, чтобы впоследствии не осталось какой-нибудь памяти о Нем, они стараются подвергнуть Его и казни позорной, не разумея того, что препятствиями возвышается истина. А что они это предполагали, послушай, что говорят они: "мы вспомнили, что обманщик тот сказал: после трех дней воскресну" (Матф.27:63). Поэтому они все привели в движение и употребили все меры, чтобы очернить последующие события; поэтому непрестанно кричали: "распни, – т.е., кричала беспорядочная толпа, подкупленная начальниками.

3. Мы же не только станем читать об этом, но и будем все это содержать в своем уме, – терновый венец, одежду, трость, побои, удары по ланитам, заплевания, посмеяния. Постоянное памятование об этом в состоянии уничтожить какой бы то ни было гнев. Будут ли нас осмеивать, или будем мы терпеть что-либо несправедливо, – постоянно станем говорить: "раб не больше господина своего" (Иоан.15:20), и будем представлять себе слова иудеев, которые они в неистовстве говорили Христу: "Ты Самарянин и бес в Тебе" (Иоан.8:48); "изгоняет бесов не иначе, как [силою] веельзевула" (Матф.12:24). Для того Христос и потерпел все это, чтобы мы шли по стопам Его и терпеливо переносили насмешки. Насмешки раздражают несравненно более, чем ругательства, и однако же Он не только перенес их, но и все сделал для того, чтобы издевавшихся над Ним избавить и освободить от предстоящего им наказания. Так и апостолов Он послал для их спасения, и потому-то ты слышишь, как они говорят: (знаем), "что вы сделали это по неведению" (Деян.3:17), и такими словами привлекают их к покаянию. Этому станем и мы подражать; ничто так не умилостивляет Бога, как любовь ко врагам и благотворение обижающим нас. Когда кто-нибудь обидит тебя, ты смотри не на него, но на диавола, который побуждает его к тому; на диавола изливай весь свой гнев, а о нем даже жалей, так как он находится под влиянием диавола. Если ложь – от диавола (Иоан.8:44), то тем более от него же безрассудный гнев. Равным образом, когда увидишь издевающегося над тобою, помышляй, что это диавол побуждает его, потому что насмешки – не христианское дело. И если тот, кому заповедано плакать (Матф.5:4), кто слышал слова: "Горе вам, смеющиеся ныне" (Лук.6:25), – если тот поносит других, осмеивает и раздражается, то он заслуживает с нашей стороны не порицания, а слез. Ведь и Христос возмутился духом, кода помыслил об Иуде. Итак, будем стараться осуществлять все это на деле. Если же мы не будем так поступать, то мы напрасно и без пользы, или – лучше сказать – на зло себе пришил в этот мир. Одна вера не может ввести нас в царство небесное; напротив, из-за ней-то особенно и будут осуждены те, которые ведут жизнь порочную, потому что "тот, который знал волю господина своего, и не был готов, бит будет много" (Лук.12:47), и опять: "если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха" (Иоан.15:22). Какое же мы будем иметь оправдание, когда мы находимся внутри царских чертогов, удостоились проникнуть в самое святилище, сделались причастниками очистительных таинств, и, между тем, живем хуже язычников, которые не сподобились ни одного из этих даров. Если они, ради суетной славы, обнаружили столько любомудрия, то тем более надлежит нам, для угождения Богу, упражняться во всякой добродетели. А между тем, мы не пренебрегаем даже богатством. Они неоднократно пренебрегали даже собственной жизнью и во время войны жертвовали своими детьми неистовству демонов, и презирали собственную природу ради угождения демонам; а мы не хотим пренебречь даже серебром ради Христа и гневом для угождения Богу, но воспламеняемся и бываем ничем не лучше страдающих горячкой. И как эти последние, будучи одержимы болезнью, горят как бы в огне, так и мы, точно мучимые некоторым огнем, никогда не бываем в состоянии удержаться от пожелания, а напротив, усиливаем гнев и любостяжание. Потому-то я стыжусь и изумляюсь, когда вижу между язычниками людей, пренебрегающих богатством, а у нас – всех, безумно преданных ему. Если же и найдутся такие, которые презирают богатство, – за то они бывают одержимы другою какою-нибудь страстью, напр., гневом и завистью, так что трудное дело – найти чистое любомудрие. А причина этого в том, что мы не стараемся получить врачевство от Св. Писания и слушаем его не с умиление, скорбью и стенание, но без всякого внимания, когда случится свободное время. Оттого-то, когда бежит стремительный поток житейских дел, он все потопляет и гудит всякую пользу, какая и была, может быть, приобретена. Ведь если бы кто, имея рану, приложил к ней лекарство, но не привязал бы его тщательно, а позволил ему отпасть, и допустил в свою язву попасть воде и пыли, и жару, и бесчисленному множеству других вещей, которые могут растравлять его рану, – в таком случае, конечно, он не получил бы никакой пользы, но не от слабости врачебных средств, а от собственной беспечности. Так обыкновенно случается и с нами, когда мы божественным словам внимаем мало, а житейским заботам предаемся всецело и непрерывно. В этом случае всякое семя подавляется и все делается бесплодным. Итак, чтобы этого не было, откроем, хотя немного, глаза, воззрим на небо, посмотрим на гробницы и могилы отошедших людей. И нас ожидает тот же конец, и эта необходимость переселения часто настает для нас прежде наступления вечера. Станем же готовиться к этому отшествию. Нам нужно многое запасти на этот путь, потому что там великий жар, большой зной, совершенная пустыня. Нельзя уже там остановиться в гостинице; нельзя ничего купить; но все надобно взять с собою отсюда. Послушай, что говорят девы: "пойдите к продающим" (Матф.25:9); но те, которые пошли, ничего не приобрели. Послушай, что говорит Авраам: "между нами и вами утверждена великая пропасть" (Лук.16:26). Послушай, что говорит Иезекииль о том дне: "Ной, Даниил и Иов не спасли бы сыновей" (Иез.14:14,18). Но не дай Бог нам услышать эти слова! Дай Бог, напротив, чтобы мы запаслись здесь всем нужным для вечной жизни и с дерзновением узрели Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Св. Духом, слава, держава, честь ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 85

"Тогда наконец он предал Его им на распятие. И взяли Иисуса и повели. И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа; там распяли Его" (Иоан.19:16-18)1. Счастье легко может обольстить и развратить людей невнимательных. Вот, например, иудеи еще в начале, пользуясь покровительством Божиим, домогались закона, по которому управляются царства языческие, и в пустыне после манны вспоминали о луке. Так точно и теперь, отказываясь от царства Христова, они провозглашают над собою царство кесарево. Потому-то (Господь) и поставил над ними царя, согласно с их приговором. А что Пилат, услышав это, "предал Его им на распятие", – крайне несправедливо! Ему следовало бы допросить, действительно ли Христос домогался присвоить Себе царскую власть, а он произнес приговор единственно по страху. Чтобы он не подвергся ему, Христос наперед уже сказал: "Царство Мое не от мира сего"; но он, всецело предав себя настоящему, не хотел любомудрствовать ни о чем великом. Равным образом, и сон жены его должен был поразить его; но он ни от чего этого не образумился и не воззрел на небо, но предал Христа. Тогда (иудеи) возложили на Него крест, уже как на осужденного: они так гнушались этим древом, что не позволяли себе даже прикоснуться к нему. Так было и в прообразе: и Исаак нес дрова. Только тогда все дело ограничилось намерением отца, так как то было прообразование; а теперь все исполнилось самым делом, потому что это была истина. "Он вышел на место, называемое Лобное". Некоторые говорят, что здесь умер и погребен Адам, и что Иисус водрузил знамение победы на том самом месте, где царствовала смерть. Действительно, Он вышел, неся крест, как знак победы над державою смерти, и, подобно победителям, нес знамение победы на Своих раменах. Что за важность, если иудеи и с другим намерением определили Ему нести крест? Они распинают Его даже вместе с разбойниками, но и в этом случае против воли исполняют пророчество: так все, что они делали в поношение, служило к подтверждению истины, чтобы ты познал, как велика ее сила. Ведь и об этом издревле предсказал пророк: "к злодеям причтен был" (Ис.53:12). Итак, диавол хотел помрачить это событие, но не мог: распяты были трое, но просиял один Иисус, чтобы ты познал, что все совершилось Его силою. И хотя чудеса совершались в то время, когда трое пригвождены были ко крестам, однако же никто и ни одного из них не приписал никому другому, кроме одного Иисуса. Так бессильны оказались козни диавола, и все обратилось на главу его! Ведь даже из тех двух (разбойников) одни спасся. Таким образом диавол не только не повредил славе креста, но и не мало содействовал ей, потому что обратить разбойника на кресте и ввести его в рай – не меньше значит, чем потрясти камни. "Пилат же написал и надпись" (ст.19) – для того, чтобы с одной стороны, отомстить иудеям, а с другой – защитить Христа.И это Пилат объявил не на одном, но на трех языках. Так как естественно было предполагать, что между иудеями, по случаю праздника, много было иноплеменников, то, чтобы ни один из них не оставался в неведении об оправдании Его, Пилат возвестил о неистовстве иудеев на всех языках. Между тем, иудеи завидовали и тогда, как Он был распят. Но какой мог произойти для вас вред от этой надписи? Никакого. Ведь если (Христос) был смертен и немощен, и должен был исчезнуть, то чего вы боитесь надписи, которая говорит, что Он – царь иудейский? И что они говорят? Скажи, что Он сам (это) сказал (ст.21), потому что теперь (эта надпись выражает судебный) приговор и общее мнение, а если прибавлено будет: "Он говорил", в таком случае это припишется Его собственной дерзости и наглости. Однако же Пилат не переменил своего решения, но остался при прежнем мнении. А чрез это опять устрояется не малое какое-либо дело, но событие весьма важное. В самом деле, так как древо креста зарыто было в землю, –Воины разделили между собою ризы, а хитона не разделили (ст.23). Смотри, как чрез все их худые дела исполняются пророчества! И это ведь издревле было предсказано (Пс.21:19). Хотя распяты были трое, но предсказания пророков исполнялись только на Нем. Почему, в самом деле, не поступили так и с одеждами других, а только – с одеждами Его одного? Но ты заметь точность пророчества. Пророк сказал не о том только, что они разделили, но и о том, что не разделили. И действительно, одежды они разделили, а хитона не разделили, но дело о нем предоставили жребию (ст.24). Не без значения также употреблено выражение: "тканый сверху" (ст.23); но одни говорят, что оно имеет смысл иносказательный и означает то, что Распятый был не простой человек, но имел и "сверху" божество.2. Другие утверждают, что евангелист в этом случае описывает самый вид хитона. Действительно, так как в Палестине ткут одежды, сложив вместе два куска материи, то Иоанн, чтобы показать, что таков именно был хитон, говорит: "тканый сверху". А говорит он об этом, мне кажется, для того, чтобы указать на бедность одежд и на то, что Христос, как во всем прочем, так и в одежде наблюдал простоту. В то время, как воины разделяли между собой одежды, сам Распятый поручает Матерь Свою ученику, научая нас всячески заботиться до последнего издыхания о наших родителях. Таким образом, когда он а неблаговременно безпокоила Его, Он говорил: "что Мне и Тебе, Жено?" (Иоан.2:4)? – и: "кто Матерь Моя" (Матф.12:48)? А теперь выказывает величайшую любовь к ней и поручает ее попечению ученика, "которого любил" (ст.26). Иоанн опять скрывает свое имя по скромности; если бы он хотел хвалиться, то непременно представил бы и причину, по которой был любим, так как этой причиной, конечно, было что-нибудь великое и дивное. Но почему Христос ни о чем другом не беседует с Иоанном и не утешает его в скорби? Потому, что не было времени для слов утешения. А с другой стороны, не маловажно было уже и то, что он почтен был столь великою честью и получил такую награду за свое постоянство. Но ты заметь, с каким душевным спокойствием Христос все делал в то время, кода распятый висел на кресте, – с учеником беседовал о Своей Матери, исполнял пророчества, разбойнику подавал добрые надежды, между тем как прежде распятия мы видим Его в поте, душевном томлении и страхе. Что же это значит? Тут нет ничего непонятного, ничего неясного: там обнаруживалась немощь естества, а здесь открывалось величие силы. С другой стороны, тем и другим Христос научает нас, что и мы, хотя и смущаемся пред наступлением бедствий, тем не менее не должны уклоняться от них, и что, выступив на подвиг, мы должны все считать легким и удобным. Итак, не будем трепетать смерти. Правда, душа по самой природе имеет любовь к жизни; однако же от нас зависит или разрешить эти узы души и ослабить это стремление к жизни, или скрепить и усилить. Как мы, хотя имеем вожделение к плотскому совокуплению, тем не менее, когда любомудрствуем, ослабляем силу похоти, так точно бывает и с любовью к жизни. Как вожделение плотское Бог вложил в нас для деторождения, с тем, чтобы сохранить преемство в нашем роде, а не для того, чтобы воспрепятствовать шествованию высшим путем воздержания, так и любовь к жизни Он всеял в нас для того, чтобы отвратить нас от самоубийства, а не для того, чтобы воспретить нам презирать настоящую жизнь. Зная это, мы должны соблюдать меру и, с одной стороны, никогда не должны сами собой идти на смерть, хотя бы нас угнетали бесчисленные бедствия, а с другой – не должны уклоняться и отказываться от нее, когда нас влекут на смерь за богоугодные дела, но смело идти на смерть, предпочитая будущую жизнь настоящей."При кресте стояли" жены (ст.25). Немощнейший пол явился тогда наиболее мужественным: так все переменилось! Христос, поручая Матерь Свою ученику, говорит: "се, сын Твой" (ст.26). О, какою великою честью Он почтил Своего ученика! Так как сам уже отходил, то и поручил на попечение ученику. Как мать, она, естественно, скорбела и искала покровительства; а потому Он справедливо вручает ее возлюбленному ученику и говорит ему: "се, Матерь твоя" (ст.27). Это Он сказал с тем, чтобы соединить их взаимной любовью. Ученик так и понял и потому "взял Ее к себе" (ст.27). Но почему Христос не упомянул ни о какой другой жене, хотя и другие стояли при кресте? Чтобы научить нас оказывать предпочтение своим матерям. Действительно, как в таком случае, когда родители препятствуют в делах духовных, не должно и знать их, так, напротив, когда они нисколько в том не препятствуют, – им надобно воздавать все должное и предпочитать их всем другим людям, за то, что они нас родили, за то, что воспитали, за то, что понесли из-за нас множество трудов и горя. Этим Христос заграждает уста и безстыдству Маркионову. В самом деле, если Он не родился по плоти и не имел матери, то почему Он только о ней одной показывает столь великое попечение? "После того Иисус, зная, что уже все совершилось" (ст.28), – т.е., что не остается уже ничего не исполненного в плане домостроительства Божия. Так во всех случаях Он старался показать, что смерть Его – необыкновенная, потому что все зависело от власти Умирающего, и смерть приступила к телу Его не прежде того, как сам Он восхотел; а Он восхотел тогда, как все уже исполнилось. Потому-то Он и говорил: "имею власть отдать" жизнь Мою "и власть имею опять принять ее" (Иоан.10:18). Итак, зная, что все уже исполнилось, Христос говорит: "жажду" (ст.28), – и в этом случае опять исполняет пророчество. Но ты помысли о злодействе стоящих при кресте. Ведь мы, хотя бы имели безчисленное множество врагов, хотя бы испытали от них нестерпимые обиды, – мы плачем от жалости, кода видим, что их умерщвляют; а враги Христа и при этом не примирились с Ним, и не смягчились, смотря на Его страдания, но еще более ожесточались и увеличивали насмешки, и, поднесши уксус губою, напоили Его так, как обыкновенно напояют преступников, – для чего и была при них трость. "Когда же вкусил уксуса, сказал: совершилось" (ст.30). Видишь, как Он все делал без смущения и со властью? Это же видно и из дальнейшего. Когда все уже совершилось, – Христос, "преклонив главу", так как она не была пригвождена, "предал дух" (ст.30), – то есть, испустил дыхание. Обыкновенно испускают дух не после преклонения головы; но здесь было напротив: Христос преклонил главу не тогда, когда уже испустил дух, как обыкновенно бывает с нами, но тогда испустил дух, когда преклонил главу. Всем этим евангелист показал, что Он – Господь всего мира.Между тем, иудеи, пожирающие верблюда и оцеживающие комаров (Матф.23:24), совершив столь великое злодеяние, опять выказывают особенную заботливость о дне. "Так как [тогда] была пятница, то, дабы не оставить тел на кресте в субботу, просили Пилата, чтобы перебить у них голени" (ст.31). Видишь, как могущественна истина? О чем они так ревностно стараются, чрез то самое исполняется пророчество и сбывается новое, бывшее им, предсказание. В самом деле, когда воины пришли, то у других перебили голени, а у Христа не перебили; но в угождение иудеям пронзили копьем ребра Его и таким образом поругались даже над мертвым Его телом. Какое гнусное и отвратительное злодеяние! Но не смущайся, возлюбленный, и не унывай! Что они делали с злым намерением, то самое содействовало к утверждению истины; об этом именно было пророчество, которое говорит: "воззрят на Того, Которого пронзили" (ст.37). Кроме того, это злодеяние послужило основанием веры для тех, которые впоследствии имели не веровать, например, для Фомы и подобных ему. А вместе с тем, тут совершилось и неизреченное таинство: "тотчас истекла кровь и вода" (ст.34). Не без значения и не случайно истекли эти источники, но – потому, что из того и другого составлена Церковь. Это знают посвященные в таинства: водою они возрождаются, а кровью и плотью питаются. Так, отсюда получают свое начало таинства; и потому, кода ты приступаешь к страшной чаше, приступай так, как бы ты пил от самого ребра. "И видевший" это "засвидетельствовал, и истинно свидетельство его" (ст.35), т.е.: я не от других слышал, но сам был при том и видел, и свидетельство истинно. И это справедливо, потому что он повествует о поношении, какому подвергся Христос, а не о чем-нибудь великом и чудном, из-за чего бы ты мог заподозрить его слово. Он подробно рассказывает о случившемся, чтобы заградить уста еретикам и предвозвестить будущие таинства, – созерцая заключающееся в них сокровище. При этом исполняется и другое пророчество, именно: "кость Его да не сокрушится" (ст.36). Хотя это сказано было об агнце иудейском, но в прообразе так было наперед ради истины, и совершеннее это исполнилось в настоящем случае. Потому-то евангелист и представил на вид слова пророка. Так как, непрестанно указывая на собственное свое свидетельство, он мог показаться недостойным веры, то он представляет во свидетели Моисея, говоря, что и это совершилось не случайно, но уже издревле было преднаписано. Вот это именно и значат слова "кость Его да не сокрушится". С другой стороны, своим свидетельством он подтверждает слова пророка. Я, говорит, сказал об этом для того, чтобы вы узнали, что между прообразом и истиной находится большое сходство. Видишь, сколько он употребляет старания, чтобы уверить в том, что кажется позорным и, по-видимому, наносит бесчестие? Подлинно, то обстоятельство, что воин поругался даже над мертвым телом, было гораздо хуже самого распятия; однако же я, говорит, и об этом сказал, и сказал с великим тщанием, "дабы вы поверили" (ст.35). итак, пусть никто не отказывается веровать, пусть никто не стыдится и не причиняет чрез то вреда нашим делам. То, что кажется особенно позорным, то именно и составляет наше драгоценнейшее благо. "После сего" пришед "Иосиф из Аримафеи – ученик Иисуса" (ст.38), не из числа двенадцати, но, может быть, из числа семидесяти. Полагая, что наконец крест укротил неистовство (иудеев), последователи Христовы безбоязненно приходят и заботятся о погребении. Иосиф, представ пред Пилата, просит у него позволения – и тот позволяет. Да и почему бы он мог не позволить? В деле Иосифа принимает участие и Никодим, и они совершают великолепное погребение, потому что все еще думали о Христе, как о простом человеке. Они приносят такие ароматы, которые преимущественно имели силу надолго сохранять тело и не давать ему скоро предаться тлению. Это показывает, что они не представляли о Христе ничего великого; тем не менее, однако же, в этом видна их великая любовь к Нему. Но почему не пришел никто из двенадцати – ни Иоанн, ни Петр, ни другой кто из значительных? Евангелист не скрывает и этого. Быть может, кто-нибудь скажет, они боялись иудеев; но и те (Иосиф и Никодим) также одержимы были страхом. Об Иосифе именно сказано, что он был "тайный из страха от Иудеев" (ст.38). Итак, нельзя сказать, что он сделал это потому, что совершенно пренебрегал иудеями; нет, и он боялся, и однако же пришел. А Иоанн, хотя присутствовал при кресте и видел кончину Христову, – не сделал ничего подобного. Что ж это значит? Мне кажется, что Иосиф был из числа людей весьма знаменитых, как это видно и из самого погребения, и что он был известен Пилату. Потому-то он и получил дозволение. И он погребает Его, уже не как преступника, но, – по обычаю иудейскому, – великолепно, как человека великого и славного.