Последуем же, куда бы Он ни повелел идти, и не будем допытываться причины, повелевает ли Он нам идти путем легким и удобным, или трудным и тяжелым, как и этому расслабленному. Таким образом, один вид благодеяния состоял в том, что Бог столько времени очищал его душу, ввергнув ее в пламя искушений, как бы в некоторое горнило; а другой не меньше этого состоял в том, что сам Он был присущ ему в этих искушениях и доставлял ему великое утешение. Он поддерживал его, подкреплял, простирал руку помощи и не допускал до падения. Впрочем, когда ты слышишь, что здесь Он сам присутствовал, не отнимай заслуг у расслабленного, – как у него, так и у всякого другого человека искушаемого и терпеливо переносящего искушения. Подлинно, хотя бы мы были тысячекратно любомудрыми, хотя бы были крепче и сильнее всех, но если не будет Его содействия, мы не в состоянии будем переносить даже малого искушения. Но что я говорю о нас слабых и ничтожных? Хотя бы кто был Павлом, или Петром, или Иаковом, или Иоанном, без помощи свыше он легко побеждается, претыкается и падает. Об этом я прочитаю вам слова самого Христа. Он сказал Петру: "се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя" (Лук. 22:31, 32). Что значит: "сеять?" Водить, обводить, колебать, двигать, потрясать, терзать, как бывает с веществами, просеваемыми чрез решето; но Я, говорит, не допустил, зная, что вы не можете перенести искушения, потому что, выражение: "чтобы не оскудела вера твоя", показывает, что если бы Христос допустил, то вера его оскудела бы. Если же Петр, пламенно любивший Христа, многократно отдававший душу свою за Него, всегда выступавший первым из лика апостолов, ублажаемый Учителем и названный Петром за то, что имел непоколебимую и неизменную веру, был бы низложен и отпал бы от исповедания, если бы Христос попустил диаволу искусить его, как тот хотел, то кто другой может устоять без Его помощи? Поэтому и Павел говорит: "и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести" (1Кор. 10:13).

Не только, говорит, Он не посылает искушения сверх силы, но и при искушении по силе присутствует, поддерживая нас и укрепляя, если мы сами наперед привнесем должное с нашей стороны, – готовность, надежду на Него, благодарность, твердость, терпение, потому что не только в опасностях, превышающих наши силы, но и в самых опасностях, постигающих нас по силам, мы имеем нужду в помощи свыше, если хотим стоять мужественно. И в другом месте апостол говорит: "ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих" (2Кор. 1:5,4). Так и утешал его Тот же, Кто попустил подвергнуться искушению. Посмотри еще, какое попечение оказывает Христос и после исцеления расслабленного. Отошедши, Он не оставил его, но, встретив в храме, сказал: "вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже" (Ин.5:14). Если бы Он попустил наказание по ненависти, то не избавил бы от него, не предохранил бы и на будущее время; но слова: "не случилось с тобою чего хуже" – означают предостережение от будущих бедствий. Он прекратил болезнь, но не прекратил заботливости; истребил недуг, но не истребил страха, – чтобы сделанное благодеяние осталось не разрушенным. Попечительному врачу свойственно не только прекращать настоящие болезни, но предохранять и от будущих; то же сделал и Христос, укрепив душу расслабленного напоминанием о прошедшем. Так как часто, по миновании того, что огорчало нас, проходит и памятование об этом, то Он, желая, чтобы оно осталось навсегда, говорит: "не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже".

3. И не только из этого можно видеть попечение и кротость Его, но и из самой кажущейся укоризны. Он не провозгласил пред всеми грехов расслабленного, но о том, что этот потерпел свои страдания за грехи, сказал, а какие были грехи, не объявил; не сказал: ты согрешил так и так, ты преступил то и то, но, указав на это одним простым словом: "не греши больше", и, сказав лишь столько, сколько нужно было для напоминания, сделал его более осторожным на будущее время, и для нас обнаружил все его терпение, мужество и любомудрие, поставив его в необходимость плачевно высказать все свое несчастье и открыть свое старание: "когда", говорит, "я прихожу, другой уже сходит прежде меня" (Ин. 5:7), – грехов же его не провозгласил. Как мы желаем прикрыть свои дела, так и Бог желает этого еще более, нежели мы; поэтому исцеление Он совершил пред всеми, а увещание или совет преподал наедине. Господь никогда не провозглашает грехов наших, разве когда видит, что мы не чувствуем их. Так и слова: "алчуща" вы видели Меня, и не напитали, "жаждал, и не напоили" (Мф. 25:42,44), говорит Он в настоящее время для того, чтобы нам не слышать этих слов в будущем. Он угрожает, провозглашает здесь для того, чтобы не провозгласить там; точно так и город ниневитян Он угрожал разрушить для того, чтобы не разрушить его. Если бы Он хотел открывать грехи наши, то не предсказывал бы, что откроет их; а теперь предсказывает для того, чтобы, вразумившись страхом открытия их, если не страхом наказания, мы очистились от всего. Это бывает и при крещении. Он приводит человека к водной купели, не открывая никому грехов его, но дар выставляет на вид пред всеми и делает явным, а грехов никто другой не знает, кроме Его самого и получающего прощение. То же было и с расслабленным; Он сделал обличение без свидетелей; или – лучше – сказанные слова были не только обличением, но и оправданием: как бы оправдываясь в таком злополучии его и желая внушить ему и показать, что не напрасно и не без причины Бог попустил ему страдать столько времени, Он напомнил расслабленному о грехах и сказал причину болезни. Найдя его, говорится, "в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже" (Ин. 5:14).

Итак, получив столько пользы от прежнего расслабленного, теперь мы приступим к другому, о котором повествуется и у Матфея (гл. 9). И в рудокопнях, если в каком месте найдет кто-нибудь золото, там еще больше раскапывает; так я знаю, что многие, из простых читателей, думают, будто расслабленный, упоминаемый у четырех евангелистов, один и тот же; однако же это не так. Поэтому нужно возбудиться и слушать внимательно. Вопрос касается немаловажных предметов: эта беседа, предложив надлежащее разрешение, будет полезна и против язычников, и против иудеев, и против многих из еретиков. В самом деле, все они укоряют евангелистов в противоречии и разногласии; но это не так; да не будет; хотя и различны лица, но одна благодать Духа, движущая душу каждого; а где благодать Духа, любовь, радость, мир, там нет борьбы и противоположности, несогласия и какого-нибудь разноречия. Каким же образом мы раскроем, что этот расслабленный не тот, а другой, отличный от того? По многим признакам, – и по месту, и по времени, и по обстоятельствам, и по дню, и по способу исцеления, и по прибытию Врача, и по одиночеству исцеленного. Что же из этого, скажет кто-нибудь, разве и в других случаях обстоятельства не различно рассказываются некоторыми из евангелистов? Но иное дело говорить различно, иное – противоположно; то не производит никакого разногласия и противоречия; а это, ныне предстоящее нам, представляло бы великое противоречие, если не допустить, что расслабленный, находившийся при купели, был другой, отличный от описанного у трех евангелистов. А дабы вы знали, что значит – говорить различно, и что значит – говорить противоречиво, я представлю примеры: один из евангелистов сказал, что Христос нес крест, а другой – что Симон Киринейский; но здесь нет никакого разногласия и противоречия. Как же, скажут, нет противоречия в словах: нести и не нести? Потому, что было то и другое. Когда вышли из претории, то нес Христос; а когда пошли далее, то Симон взял от Него крест и нес. Также о разбойниках: один говорит, что оба хулили Его, а другой говорит, что один заграждал уста поносившему; но и здесь опять нет противоречия. Почему? Потому, что и здесь было то и другое: сначала оба они поступали нечестиво, а после, когда совершились знамения – земля поколебалась, камни распались и солнце сокрылось – тогда один из них переменился, сделался благо-разумнейшим, познал Распятого и исповедал царство Его. Дабы ты не думал, что это произошло с ним по какой-нибудь необходимости и по насилию от кого-нибудь внутренно принуждавшего его, и не предавался сомнениям, Писание представляет тебе, как один и на кресте не оставил своего прежнего нечестия, чтобы ты знал, что другой сделался лучшим, изменившись добровольно и сам собою, при помощи благодати Божией.

4. Много и других можно находить в Евангелиях событий, которые, по-видимому, представляют противоречия; на самом же деле в них нет противоречия, а совершилось сказанное как одним, так и другим, хотя не в одно и то же время, только один сказал о том, что было прежде, а другой – что было после. Здесь же нет ничего подобного; но множество упомянутых признаков показывает хотя сколько-нибудь внимательным, что иной был этот расслабленный, а иной – тот. И это может быть не малым доказательством того, что евангелисты согласны между собою и не противоречат друг другу. Если бы расслабленный был один и тот же, то было бы великое разногласие; если он другой, то всякое противоречие уничтожается.

Выскажем же теперь сами причины, по которым мы утверждаем, что этот расслабленный – не тот. Какие же именно? Тот исцеляется в Иерусалиме, а этот в Капернауме; тот при водной купели, а этот в некотором доме; вот доказательства от обстоятельств места. Тот исцеляется в праздник; вот доказательство от времени. Тот был в расслаблении тридцать восемь лет, и об этом ничего подобного не говорит евангелист; вот также доказательство от времени. Тот исцелен в субботу; вот доказательство и от дня, потому что если бы и этот был исцелен в субботу, то не умолчал бы об этом евангелист Матфей, и не остались бы спокойными присутствовавшие иудеи: если они, несмотря на то, что он был исцелен не в субботу, негодовали по другой причине, то, если бы имели повод в самом времени исцеления, тем более не пощадили бы обвинений против Христа. Еще: этого приносят ко Христу, а к тому приходит сам Христос. У того не было ни одного человека, который бы помог ему: "Господи", говорить он, "человека не имею" (Ин. 5:7); а этот имел много ближних, которые даже спустили его чрез кровлю (Мк. 2:4). У того Христос прежде души исцелил тело, потому что наперед избавил его от расслабления, и потом сказал: "вот, ты выздоровел; не греши больше"; а здесь не так, но исцелил наперед душу его, сказав ему: "дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои" (Мф. 9:2), и потом избавил от расслабления. Итак, из всего этого ясно открывается нам, что этот расслабленный - не тот. Теперь нужно, обратившись к началу повествования, посмотреть, как Христос исцелил того, и как этого, и почему различно: почему того в субботу, а этого не в субботу, к тому сам пришел, а этого допустил принести к Себе, и почему у того исцелил прежде тело, а у этого прежде душу. Не напрасно и не без причины Он делает это, как премудрый и промыслительный. Обратим же внимание и посмотрим на самого Врачующего. Если тогда, когда врачи рассекают, или прижигают, или другим каким-нибудь способом разрезают и отделяют пораженный и больной член, многие окружают и больного и совершающего это врача, то нам здесь нужно сделать тоже тем более, чем выше Врач и чем тяжелее болезнь, исцеляемая не человеческим искусством, а Божественною благодатью. Там нужно бывает смотреть и на рассекаемую кожу, и на текущую кровь, и на очищаемую гнилость, и выносить много неприятного при таком зрелище, много прискорбного и болезненного не только от вида ран, но и от страдания тех, над которыми совершается прижигание и отсечение, – потому что нет человека столь каменного, который бы, присутствуя при таких страждущих и слыша их стоны, не тронулся, не смутился и не почувствовал великой скорби в душе, – но при всем том, побуждаясь желанием посмотреть, мы переносим все это. Здесь же не предстоит видеть ничего подобного, ни подносимого огня, ни вонзаемого железа, ни текущей крови, ни страдающего и издающего вопли больного; а причиною тому – премудрость Врача, которая не имеет нужды ни в чем подобном внешнем, но достаточно сильна сама по себе. Для него достаточно только повелеть – и исчезают все бедствия. И не то удивительно, что Он совершает исцеления с такою легкостью, но то, что и без боли, не причиняя никакого страдания исцеляемым. Поэтому, так как здесь и большее чудо, и важнейшее исцеление, и чуждое всякой скорби удовольствие для зрителей, то посмотрим внимательно на врачующего Христа. "Тогда Он, войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город. И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои" (Мф. 9:1).

Эти люди ниже сотника по вере (Лук. 7:2), но выше расслабленного, находившегося при купели. Тот ни Врача не влек к себе, ни больного не приводил ко Врачу; но приступил к Нему, как к Богу, и сказал: только "скажи слово, и выздоровеет слуга мой" (Лк. 7:7). Эти не влекли. Врача к себе в дом, и в этом отношении они равны сотнику; но больного принесли к Врачу, – и в этом отношении ниже его, потому что не сказали: только "скажи слово". А в сравнении с расслабленным, лежавшим при купели, они гораздо выше. Тот сказал: "не имею человека, который опустил бы меня в купальню" (Ин. 5:7); а эти знали, что для Христа не нужно ничего, ни воды, ни купели, ни другого чего-нибудь подобного. Однако Христос исцелил от болезней не только слугу сотника, но и того и этого, и не сказал: так как ты принес меньшую веру, то равномерное получишь и врачевание; но того, кто оказал большую веру, отпустил с похвалами и венцами, сказав: "и в Израиле не нашел Я такой веры" (Лк. 7:9), и того, кто принес меньшую веру, хотя нисколько не похвалил, однако не лишил исцеления, равно как и того, который не оказал никакой веры. Как врачи, исцеляя одну и ту же болезнь, от одних получают сто золотых монет, а от других половину, от иных еще меньше, а от некоторых и совершенно ничего не получают, так точно и Христос от сотника принял великую и неизреченную веру, от этого меньшую, а от того даже никакой, и, однако, исцелил всех. Почему же Он удостоил благодеяния и не принесшего ничего? Потому, что он не по нерадению, и не небесчувственности души не оказал веры, а потому, что не знал Христа и никогда не слыхал ни о каком – ни о малом, ни о великом Его чуде. Поэтому он и получил прощение, что выражает и евангелист, когда говорит: "не знал, кто Он" (Ин. 5:13), и только по одному наружному виду узнал Христа, когда встретил Его во второй раз.

5. Некоторые говорят, что этот расслабленный получил исцеление только потому, что принесшие его имели веру; но это не так. "Видев", говорится, "веру их", не принесших только, но и принесенного (Мк. 2:5). Что же, скажут, разве по вере одного не исцеляется другой? Я не думаю, – разве только тогда, когда или по незрелости возраста, или по чрезмерной слабости он сам не в состоянии веровать. А как же, скажут, в сказании о хананеянке веровала мать, а исцелилась дочь? И с другой стороны, если не веровал сотник, то как слуга его встал и исцелился? Это потому, что сами больные не могли веровать. Послушай, что говорит хананеянка: "дочь моя жестоко беснуется", и иногда "падает в огонь", иногда "в воду" (Мф. 15:22; 17:15) [1]: омраченная же в уме, беснующаяся, немогущая никогда придти в себя и нездоровая – как могла бы уверовать?И в сказании о сотнике то же, что о хананеянке; слуга его лежал дома, не зная сам Христа, кто Он был: как же мог он веровать в Того, кого не знал и о ком никогда не получал никаких сведений? Но здесь нельзя сказать этого; расслабленный веровал. Откуда это видно? Из самого способа, каким он был принесен. Ты не просто слушай, что его спустили чрез кровлю; но представь, каково было больному перенести такие страдания. Вы знаете, что больные бывают так малодушны и своенравны, что часто и на постели отвергают врачебные пособия и решаются скорее переносить страдания от болезней, чем терпеть неприятность от этих пособий. А этот согласился и выйти из дому и быть вынесенным на площадь и показаться такому множеству присутствовавших. Больные иногда решаются скорее умереть, нежели открыть свое несчастье. А этот больной не так поступил, но, видя зрелище переполненным, вход заключенным, пристань загражденною, согласился быть спущенным чрез кровлю. Так изобретательно сильное желание; так благоуспешна любовь. Подлинно, "ищущий находит, и стучащему отворят" (Лк. 11:10). Он не сказал ближним своим: что это значит? Зачем вы беспокоитесь? Зачем спешите? Подождем, пока дом опустеет и зрелище кончится; когда собравшиеся уйдут, тогда мы будем иметь возможность подойти к Нему наедине и сообщить Ему об этом. Для чего пред взорами всех выставлять на вид мои несчастья, и безобразно спускаться сверху? Ничего такого он не сказал ни самому себе, ни несшим его, но считал вожделенным для себя сделать столь многих свидетелями своего исцеления. И не только из этого можно видеть его веру, но и из самих слов Христовых. Когда он был спущен и поднесен, то Христос говорит ему: "чадо! прощаются тебе грехи твои".Услышав это, он не выразил неудовольствия, не возроптал, не сказал Врачу: что это? – я пришел исцелиться от одной болезни, а Он исцеляет от другой? – это предлог, обольщение, прикрытие слабости, – Ты отпускаешь грехи, которые невидимы? Ничего такого он не сказал и не подумал, но ожидал, предоставив Врачу принять путь к врачеванию, какой Ему угодно. Поэтому и Христос не пришел к нему, а ожидал, чтобы он пришел, дабы показать веру его всем. Разве не мог Он сделать доступ удобным? Но ничего такого не сделал, для того, чтобы всем показать его усердие и пламенную веру. Как к тому, который страдал тридцать восемь лет, Он пришел сам потому, что при нем никого не было, так этого, имевшего многих ближних, Он ожидал к Себе, дабы и этого веру сделать явною чрез его принесение, и того одиночество показать нам чрез свое пришествие к нему, и дабы, как усердие первого, так и терпение последнего открыть всем, особенно же тогда присутствовавшим. Завистливые и человеконенавистные иудеи обыкновенно ненавидели благодеяния, получаемые ближними, и подвергали подозрению чудеса Христовы, то, говоря, что Он исцеляет в субботу, то, указывая на жизнь получавших благодеяния: "если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему", (Лк. 7:39), – не понимая, что врачу особенно свойственно обращаться с больными и всегда находиться среди недужных, а не убегать и не удаляться от них. Это и сам Он, обращаясь к ним, говорил: "не здоровые имеют нужду во враче, но больные" (Мф. 9:12). Итак, чтобы они опять не обвиняли Его в том же, Он наперед показывает, как пришедшие достойны врачевания за веру, которую они оказали. Поэтому Он обнаружил и одиночество того расслабленного, и пламенную веру и усердие этого; поэтому того Он исцелил в субботу, а этого не в субботу, дабы ты, видя, что иудеи и в другие дни обвиняют и порицают Христа, знал, что и тогда они обвиняли Его не за несоблюдение закона, но по своей нестерпимой зависти. Почему же Он не приступил наперед к исцелению расслабления, а сказал: "чадо! прощаются тебе грехи твои"? И это сделано весьма мудро. Так и врачи обыкновенно прежде не болезни лечат, а истребляют их источники; например: часто, когда глаза страдают от дурных мокрот и гнойной влаги, врач, оставляя пользование больной вежды, лечит голову, где находится корень и источник болезни. Так сделал и Христос, истребляя наперед источник зол. А источник и корень и мать всех зол – грех. Он расслабляет наши тела; он производит болезни. Поэтому и здесь Христос говорит: "чадо! прощаются тебе грехи твои", – и там сказал: "вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже", выражая теми и другими словами, что эти болезни произошли от грехов. И вначале, в первые времена по сотворении, болезнь вошла в тело Каина от греха. Он после братоубийства, после такого преступления, получил тогда расслабление в теле, потому что "трясение" значит не что иное, как расслабление (Быт. 4:14). Когда сила, скрепляющая это животное (тело), делается слабою и уже не может поддерживать все члены, то оставляет их без своей помощи, после чего они, опустившись, трясутся и колеблются.6. Это выразил и Павел. Укоряя коринфян в некотором грехе, он сказал: "оттого многие из вас немощны и больны" (1Кор. 11:30). Поэтому и Христос наперед уничтожает причину зол, и словами: "чадо! прощаются тебе грехи твои", оживляет ум расслабленного, ободряет упадшую его душу; слова стали делом и, вошедши в совесть, коснулись самой души и прекратили всякое уныние. Подлинно, ничто не доставляет столько удовольствия и не дает столько дерзновения, как возможность ни в чем не обвинять самого себя. "Чадо! прощаются тебе грехи твои".Где отпущение грехов, там и усыновление. Так и мы не прежде можем назвать Бога Отцом, как омыв грехи в купели святых вод. Когда мы выходим оттуда, сбросив это худое бремя, тогда и говорим: "Отче наш, сущий на небесах!" (Мф. 6:9). Почему же с болевшим тридцать восемь лет Он поступил не так, но прежде исцелил его тело? Потому, что в нем продолжительностью времени были истреблены грехи: великость искушения может облегчать бремя грехов, как и о Лазаре Господь говорит, что он получил в жизни свое злое и здесь утешается (Лк. 16:25). И в другом месте говорит: "Утешайте, утешайте народ Мой… говорите к сердцу Иерусалима… ибо он от руки Господней принял вдвое за все грехи свои" (Ис. 40:1,2). И еще пророк говорит: "Господи! Ты даруешь нам мир; ибо и все дела наши Ты устрояешь для нас" (Ис. 26:12), выражая, что наказания и мучения доставляют прощение грехов; и из многих других мест можно доказать это.Как там Он исцелил в субботу, желая отклонить слушателей от иудейского ее соблюдения, и в самих обвинениях найти повод доказать свое равенство с Родителем, так точно и здесь, предвидя, что имели сказать иудеи, Он произнес эти слова, чтобы в них найти основание и повод доказать свое равенство с Родителем. В самом деле, не одно и то же – без всякого порицания и обвинения, самому от себя, начать речь об этом, или, когда другие высказывают обвинения, предложить то же самое в ходе речи и в виде оправдания. Первый способ доказательства отвращал слушателей; а последний был менее тяжел для них и более удобоприемлем; и потому везде мы видим, что Он так поступал и не столько словами, сколько делами доказывал свое равенство с Отцом. Это выражает и евангелист, когда говорит, что "стали Иудеи гнать Иисуса и искали убить Его за то, что Он делал такие дела в субботу, но и Отцом Своим называл Бога, делая Себя равным Богу" (Ин. 5:16,18), что гораздо важнее, потому что делами своими Он доказывал это самое. Что же завистливые и злые иудеи, мучившиеся от чужих благ и во всем искавшие поводов к порицанию? "Он", говорят они, богохульствует"? "Кто может прощать грехи, кроме одного Бога" (Мф. 9:3, М. 2:7)? Как там они гнали Его за то, что Он нарушил субботу, а Он по поводу самих обвинений в виде оправдания показал свое равенство с Родителем, сказав: "Отец Мой доныне делает, и Я делаю" (Ин. 5:17), так точно и здесь из самих обвинений Он доказывает свое единство с Отцом. В самом деле, что сказано? "Кто может прощать грехи, кроме одного Бога".