3. Слыша это, возлюбленные, научимся иметь великое терпение, и никогда не ослабевать и не унывать в подвигах добродетели; будем знать, что Владыка наш, щедрый и многомилостивый, воздает нам за малые труды великими наградами, и что Он не только в будущем веке уготовляет для нас бессмертные блага, но и в настоящей жизни, утешая нас в немощах естества нашего, подает нам многие дары. Вот и этот праотец в продолжение показанного времени потерпел немало скорбей, хотя каждый раз скорбь его соединялась с утешением. Господь всяческих, имея попечение о наших немощах, не всегда ведь попускает терпеть и скорби нам, чтобы они не слишком отягчали немощь нашу; напротив, Сам скоро подает нам Свою помощь, укрепляя наше сердце и ободряя дух; равно и в благополучии не всегда оставляет нас, чтобы мы, сделавшись беспечными, не склонились ко злу. Природа человеческая, когда наслаждается слишком много счастьем, забывает благородство, и не удерживается в своих пределах. Потому-то Он, как любвеобильный Отец, порой снисходит к нам, а порой наказывает нас, чтобы таким образом управить нас ко спасению душевному.

Если искушаются люди добродетельные, то чрез искушение они являются еще более славными, и приобретают свыше (еще) большую благодать; если же подобные нам грешники (подвергаются искушениям), то, с благодарностью принимая наведенные на них искушения, они слагают (таким образом) с себя тяжкое бремя грехов, и получают во многом прощение. Поэтому, умоляю вас, зная благопромыслительную премудрость Врача душ наших, не будем испытывать судеб Его. Если наш разум не может постигнуть их, то тем более будем благоговеть пред Его судьбами, и за все прославлять Его, именно потому, что имеем такого Владыку, которого промысел не может быть обнят никакою мыслию, ни вообще разумом человеческим. Притом, мы и сами не так (хорошо) знаем, что для нас полезно, как Он знает, и не столько сами мы заботимся о себе, сколько Он печется о нашем спасении, и все творит и совершает так, чтобы только вести нас к добродетели и исхитить из рук диавола. И когда Он видит, что счастье не может принести нам пользы, тогда, как наилучший врач, - который, заметив, что кто-либо от пресыщения тучнеет, возвращает тому здоровье через воздержание, - (подобно) тому и дивный Врач наших душ, наведением хотя немногих искушений, дает нам чувствовать вред, какой мы потерпели бы от (постоянного) благополучия; а когда видит, что здоровье (душевное) довольно уже восстановлено, тогда собственною помощью избавляет нас и от искушений, и преизобильно являет Свое о нас промышление. Итак, если люди добродетельные впадают в искушения, то пусть не смущаются духом, но пусть тем более питают себя утешительными надеждами, что чрез искушения уготовляются для них венцы и награды. Если же подвергаются скорбям живущие во грехах, пусть и они не отчаиваются, зная, что искушения во всякое время могут послужить к очищению грехов, если только все, случающееся с нами, мы принимаем с благодарностью. Признательный раб должен благодарить своего Господа не тогда только, когда наслаждается беспечальною жизнью, но показывать тоже благодушие и в неприятных обстоятельствах. Так прославился и этот праотец (Авраам), и, достигши столь великого дерзновения пред Богом, получил дары, превышающие силу человеческого естества.

А чтобы тебе увериться в этом, слушай далее. После того, как Бог дал ему обетование и окончил Свою беседу с ним, праведник тотчас исполняет повеленное ему, - знамение, заповеданное ему от Бога (говорю об обрезании) налагает на Измаила и на всех домочадцев и рабов, как говорил ему Бог. Обрезывается также и сам. “Авраам был девяноста девяти лет, когда была обрезана крайняя плоть его. А Измаил, сын его, был тринадцати лет” (ст. 24,25). Не думай, что Писание без цели обозначает нам число лет: это для того, чтобы ты и из этого познал великое послушание праведника, который, будучи уже в крайней старости, терпеливо перенес болезнь (обрезания) ради заповеди Божией. Для того-то в Писании и сделано счисление лет. И не только он, но и Измаил, и все домочадцы (принимают обрезание). Не все ведь равно, возлюбленный, здоровую ли часть тела отрезать, или больную. И врачи отсекают иногда больной член; но в этом случае не такова бывает боль. Здесь отсекается член омертвелый, так сказать, и уже лишившийся жизненной силы. А там человек дряхлый и престарелый (достигший уже ста лет) благодушно переносит боль, стараясь вместе и заповедь Божию исполнить, и возбудить в сыне своем и во всех домочадцах большую ревность к немедленному, поспешному исполнению заповеди Божией. Видишь ли, как велик муж добродетельный, - и именно в том, что и всех рабов своих научает идти по его следам. Что я вчера говорил, тоже и теперь повторяю - что с той поры [т.е., со времени первоначального обрезания Авраама и его домочадцев] на будущее время Бог заповедал подвергать обрезанию детей в незрелом возрасте, именно для того, чтобы, без сознания претерпевая обрезание плоти, они не испытывали никакой боли.

Но замечай, возлюбленный, и здесь человеколюбие Божие и неизреченное для нас благодеяние. Там [в ветхом завете] от обрезания только болезнь и труд и никакой другой пользы, кроме того, что по этому знаку (евреи) распознавались и отделялись от прочих народов, а наше обрезание (я разумею благодать крещения) есть безболезненное врачевание, служит для нас источником бесчисленных благ, исполняет нас благодатью Святого Духа, и не требует (для своего совершения) никакого определенного времени, как там, но всякому и в незрелом возрасте, и в средние годы, и в самой старости дозволяется принимать это нерукотворенное обрезание, которое не трудно перенести, но чрез которое отлагается бремя грехов и приобретается оставление прегрешений, соделанных во все время жизни. Так человеколюбец Бог, зная великую немощь нашу, и то, что, страдая неисцельно, мы имеем нужду в сильном врачевании и в неизреченном Его человеколюбии, и сообразно тому устрояя наше спасение, даровал нам обновление банею пакибытия, чтобы мы, отложив ветхого человека, т.е. злые дела, и облекшись в нового, шествовали путем добродетели. Но не будем, прошу вас, хуже неблагодарных и бесчувственных иудеев. Они, приняв знамение обрезания, имели довольно осторожности, чтобы не смешиваться с язычниками - и именно во внешнем общении с ними; а своим нечестием они, неблагодарные, часто превосходили и самих язычников. Но мы, однажды приняв обрезание крещения, будем внимательно вести себя. Я не говорю, что нам не должно иметь сношений с язычниками; но, будучи тверды в своих добродетелях, мы и в сношениях с ними (язычниками) должны привлекать их к благочестию и назидать их примером своих добрых дел. Для того-то общий всех Господь и позволил жить вместе и добрым и злым, и благочестивым и нечестивым, чтобы злые получали пользу от добрых, и живущие нечестиво руководились к благочестию. Ни о чем ведь столько не печется Бог, как о спасении наших душ. Не будем же, молю вас, нерадивы ни к себе самим, ни к ближним; о себе будем заботиться, чтобы устроить свою жизнь так, как угодно Богу, о ближних - чтобы светить добродетелью и ею без слов поучать всех, взирающих на нас. Как, пребывая добродетельными, и сами получим всегда много пользы, и принесем пользу неверным, так, напротив, если предадимся беспечности, и сами подвергнемся великому наказанию, и другим дадим повод к соблазну. Как, соблюдая добродетель, мы получаем сугубую награду от Бога - и за то, что сами в добродетели живем, и за то, что ближних привлекаем к добродетели, так и в греховных делах наказываемся не за свои только согрешения, но и за то, что соблазняем других. Но пусть не будет этого с кем-либо из собравшихся сюда; напротив, все направим жизнь свою к назиданию других, видящих нас, чтобы могли мы с дерзновением стать пред судилищем Христовым и удостоиться будущих неизреченных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 41

“И явился ему (Аврааму) Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного” (Быт. 18:1).

1. Медленно и неохотно приступаю я сегодня к произнесению слова. Когда подумаю, что каждый день мы поучаем, увещеваем, предлагаем вам духовную трапезу, а между тем многие из бывающих здесь и участвующих в этом духовном назидании, в досточудной и страшной трапезе, проводят целые дни на конских ристалищах, и таким образом не получают никакой пользы от нашей попечительности, а как бы уже по привычке, при первом внушении диавола, спешат на эти беззаконные зрелища, и сами себя добровольно ввергают в сети лукавого беса, так что ни наши внушения, ни самая опасность, ни напрасная трата там [т.е., на зрелищах] времени, не могут вразумить их, - то с какою, после этого, ревностью стану я предлагать поучение людям, которые вовсе не хотят иметь пользы от наших слов? Не дивись! И земледелец, когда увидит, что земля, после многих его забот и тяжких трудов, остается бесплодною и не вознаграждает достаточно трудов, уже не с такою, как прежде, охотою приступает к сеянию, и не с такою ревностью принимается за возделывание земли. Также и врач, когда увидит, что больной не повинуется его предписаниям, а еще сам своим образом жизни только увеличивает со дня на день свою болезнь, часто допускает такого оставаться в болезни, чтобы самый опыт научил его понимать свою пользу. Равно и преподающие детям науки, когда увидят, что они прежними уроками пренебрегают и не хотят помнить того, что уже им преподано, нередко оставляют их, чтобы (таким образом) исправить их беспечность и побудить их к большему прилежанию. Но земледелец, естественно иногда становится менее деятельным, когда он видит, что убытки его больше и больше увеличиваются, и несмотря на свой труд и издержки, он не получает плодов. И врач не несправедливо оставляет иногда больного: он врачует тело, и потому оставляет (больного) на время, чтобы усиление боли привело больного в чувство болезни, а затем побудило его и принять врачевание. Равным образом и учитель детей, по несовершенству их возраста, нередко с пользой налагает на них наказание. Но мы, превосходя всех этих людей, готовы и сегодня оказать отеческую любовь к падшим, и научить их, что если они останутся в той же беспечности, то это послужит для них к большему осуждению. Земледелец не с прежней охотой иногда бросает семена в той мысли, что напрасно уже и бесполезно делать издержки, а мы далеки от такого отчаяния. Правда, бросая духовное семя, мы иногда не получаем плодов, по беспечности слушателей; тем не менее в будущем нам уготована награда, потому что мы пускаем в оборот вверенное нам серебро, и исполняем повеленное нам от Господа; а слушатели впоследствии дадут отчет Тому, Кто востребует от них с лихвою данное им. Впрочем, мы не то имеем в виду, чтобы только нам самим не потерпеть вреда, и чтобы только сделать свое дело. Нет, мы желаем, чтобы и вы употребили в дело переданное вам от нас и не подверглись тому наказанию, которое постигло скрывшего талант, и не только не умножившего, но и закопавшего в землю серебро своего Господа. Таковы-то, кто принимает слово учения (талантом и серебром в Писании называется учение) и не старается принести плод и сделать надлежащее употребление (из поучений). Но, может быть, кто-нибудь скажет, что эта притча о талантах сказана о самих учителях? И я тоже скажу. Но если мы тщательно вникнем в притчу, вы увидите, что учителя обязаны только раздавать серебро, а ваш долг - не только хранить данное вам, но и употреблять в дело. А чтобы увериться в этом, надобно изложить самую притчу. Домовладыка, “человек, - сказано, - который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился. По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета. Получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них” (Мф.25:14,15,19,20). Велико и благоразумие раба, щедро и человеколюбие Господа. В самом деле, что Он говорит? “Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего” (ст. 21). Так как, говорит, ты показал много благоразумия в употреблении того, что было тебе вверено, то заслуживаешь, чтобы поручить тебе еще больше. “Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них” (ст. 22). Много заботливости и в этом (рабе) об имении своего господина; поэтому и он удостаивается того же, что получил первый. Но почему принесший два таланта удостаивается равной чести с тем, кто принес пять талантов? Это справедливо, - потому, что большее и меньшее приращение (талантов) сделано не по рачительности одного и беспечности другого, а по количеству вверенных им талантов. А что касается до их усердия, то оба принесли поровну [т.е., и тот и другой приобрели вдвое против того, сколько им было вверено]; потому и награду получили одинаковую.2. Но один раб ничего подобного не сделал; а что же? Приступи, глаголя: “Господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое” (ст. 24,25). О, злоба рабская! О, крайняя неблагодарность! Он не только ничего не приобрел на данный ему талант, но еще и укорил за талант своего господина. Такова испорченность души: она помрачает разум, и человека, однажды совратившегося с прямого пути, низвергает в бездну. Все это сказано об учителях, чтобы они не скрывали того, что вверено им, но со всем тщанием передавали учащимся. Но слушай далее, возлюбленный: из негодования господина на этого раба ты увидишь, как и учащиеся могут сделаться виновными, как и от них востребуется не только то, что им дано, но еще и с лихвою. В самом деле, что говорит Господь тому лукавому рабу? “Лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью” (ст. 26,27). Серебром он называет драгоценное слово (Божие), а торжниками - вас, принимающих (от нас) это слово. Твое дело, говорит он, было только передать им серебро; а мое - взыскать от них не только то, что им дано, но и то, что они сверх того приобрели бы. Видите, возлюбленные, как много страшного в этих словах! Что же скажут на это те, которые не заботятся даже о сохранении вверенного им (сокровища), когда сверх того потребуется еще от них и приращение его?Но посмотри, как человеколюбив Господь! С денег вещественных Он воспретил брать рост. Почему и для чего? Потому, что от этого и тот и другой [т.е., заимодавец и должник] терпят много вреда. Одного сокрушает бедность, а другой с умножением богатства наживает себе и множество грехов. Поэтому-то от начала Бог дал жестокосердым иудеям такую заповедь: “Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что [можно] отдавать в рост” (Втор. 23:19). Итак, какого ж извинения могут быть достойны те, которые жестокостью превосходят и самих иудеев, и после благодатного искупления и столь великого человеколюбия Господня, оказываются ниже и хуже людей подзаконных? Между тем в духовных дарах Господь обещает потребовать от нас лихвы. Почему так? Потому, что эта духовная лихва совершенно противоположна вещественному богатству. Там, должник, с которого взыскивается рост, внезапно впадает в крайнюю бедность; а здесь, подвергающийся взысканию лихвы, если он человек благоразумный, то чем большую принесет лихву, тем большее получит свыше воздаяние. Итак, возлюбленные, когда мы передаем в ваши руки вверенное нам (сокровище), тогда каждый из вас должен усугубить труд и бдительность, как для того, чтобы сберечь данное ему, чтобы оно сохранилось в целости, так и для того, чтобы употребить это в дело, то есть и другим передать, и многих привести на путь добродетели. Таким образом, ваше приобретение вдвойне увеличится - и вашим собственным спасением, и пользою других. Если вы будете так поступать, то и нас сделаете блаженными (“Блажен, - сказано, - кто приобрел мудрость и передает ее в уши слушающих” Сир.26:12), и побудите предлагать вам эту духовную трапезу еще в большем обилии. Итак, не оставляйте без попечения братьев ваших, и имейте в виду не свою только пользу, но пусть каждый (из вас) старается исхитить ближнего из челюстей диавола, отвлечь от беззаконных зрелищ и привести в церковь, с любовью и кротостью показывая ему, какой великий вред - там, и какие великие блага - здесь. Делайте это не раз только, или два, но постоянно. Пусть он сегодня не послушает твоих слов - убедится после; а если и в другой раз не послушает, то, видя твою настойчивость, когда-нибудь может быть и придет в себя, и, тронутый твоею заботливостью, отстанет от гибельных удовольствий. И никогда не говори, что я говорил ему и раз, и два, и три, и много раз, но ничего не успел. Не переставай говорить, - потому что чем дальше будешь продолжать, тем больше умножится и твоя награда. Не видите ли, каким долготерпением пользуемся мы от Бога всяческих, и как, несмотря на то, что мы ежедневно нарушаем Его повеления, Он не оставляет Своего попечения о нас, а еще и доставляет нам от Себя все, воссияв солнце, подавая дожди и прочее? Подобным образом будем и мы иметь попечение о наших братьях, и будем противостоять лукавому бесу, чтобы сделать тщетными его ухищрения. Если ведь каждый из приходящих сюда [т.е., в церковь] успеет сделать такое добро хотя одному, то подумай, как возрадуется наша Церковь о умножении чад своих, и как посрамится диавол, видя, что напрасно и без успеха он расставлял свои сети. Если будете так делать, то услышите и вы в тот день: “Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю”.3. Я твердо уверен, что именно так вы и будете поступать. Я вижу ваши лица, и догадываюсь, что вы с удовольствием приняли от нас наставление, а потому надеюсь, что вы исполните с своей стороны должное. Теперь кончим об этом увещание, и предложим вам нашу убогую и скудную трапезу, чтобы вы возвратились, получив обычное назидание. Надобно и сегодня представить вашему вниманию праотца Авраама, чтобы вы знали, какие награды получил он от Бога за свое странноприимство. “И явился, - сказано, - ему (Аврааму) Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного”. Исследуем тщательно каждое слово, откроем сокровищницу и рассмотрим все содержащееся там богатство. “Явился ему Господь”, - сказано. Почему (Моисей) так начал: “Явился ему Господь”? Примечай человеколюбие Господа и заметь признательность раба. Господь, явившись ему в предшествовавшее этому время, между прочим, дал ему заповедь об обрезании, а дивный этот муж, всегда готовый исполнять повеления Божии, тотчас, ни мало не медля, и сам обрезался, по заповеди Божией, и Измаила обрезал, и всех домочадцев, и тем показал совершенное послушание. Затем Господь опять ему является. Таков Господь наш: как скоро увидит в нас признательность за оказанные от Него благодеяния, то умножает Свои щедроты, и не перестает благодетельствовать, награждая признательность повинующихся Ему. Итак, Авраам повиновался (Богу), и Бог, как сказано, опять явился ему. Вот почему и блаженный Моисей так начал свое повествование: “И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного”. Заметь здесь добродетель праведника: “Когда он сидел, - сказано, - при входе в шатер”. Так занят был он странноприимством, что не дозволял никому другому из своих домочадцев созывать странников, но сам, человек уже в преклонных летах и в глубокой старости (так как достиг уже ста лет), имея притом триста восемнадцать домочадцев, - сам сидел у дверей. Так он занят был этим делом, и ни старость не препятствовала ему, ни о своем покое он не заботился, и не возлежал внутри дома на ложе, а сидел у дверей. Между тем, многие другие не только не имеют такого усердия, а напротив, стараются уклоняться от встречи с странниками, чтобы не быть принужденными невольно принять их. Не так поступал праведник: нет, он сидел “ при входе в шатер, во время зноя дневного”. И оттого, что он и в полдень занимался гостеприимством, добродетель его еще более получает цены. В самом деле, он знал, что люди, принужденные идти в это время, особенно нуждаются в призрении, а потому это именно время и избирал (Авраам), как самое удобное, и, сидя у дверей, собирал мимоходящих, считая для себя отрадою служить странникам; палимых зноем старался вводить под кров свой, не любопытствуя узнавать что-либо о них, и не разведывая, знакомы они ему, или нет. Действительно, страннолюбивому человеку не свойственно разведывать, а свойственно всем прохожим оказывать свое радушие. Когда таким образом распространил он мрежу страннолюбия, то удостоился принять к себе и Господа с ангелами. Потому и Павел сказал: “Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам” (Евр.13:2), разумея очевидно праотца. Вот почему и Христос сказал: “И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает” (Мф.18:5). Запомним это, возлюбленные, и, намереваясь принять странника, никогда не будем разведывать, кто он и откуда. Если бы и праотец полюбопытствовал узнать об этом, то, может быть, согрешил бы. Но ты скажешь, что он знал достоинство пришедших.Он знал, что делал [т.е., понимал важность гостеприимства], и потому-то с таким пламенным усердием старался извлечь для себя отсюда всю пользу. Но послушаем слов самого писателя, чтобы увидеть в глубокой старости юношескую бодрость, старца помолодевшего, пришедшего в восторг, и посещение странников считающего приобретением великого сокровища. “Возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер” (ст. 2). Бежит, летит старец: он увидел ловитву, и, не обращая никакого внимания на свои немощи, побежал на лов; не позвал рабов, не приказал слуге, не обнаружил никакой беспечности; нет, он побежал, сам как бы говоря: вот великое сокровище и богатая добыча, и я сам должен приобрести это, чтобы не упустить такой прибыли. И так поступал праведник, предполагая, что принимает (к себе) путников незначительных.4. Поучимся и станем подражать добродетели праведника. Если мы будем так же поступать, то конечно и сами когда-нибудь получим такую же ловитву, а лучше сказать - и всегда можем иметь ее в руках, если захотим. Человеколюбец Господь, (желая), чтобы мы не были медлительны в делах страннолюбия, и не разведывали о путниках (кто они и откуда), говорит: “И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает”. Итак, не смотри на видимую незначительность путника, и по наружности не унижай его, но подумай, что ты в нем принимаешь своего Господа. Поэтому, когда ради имени Господа ты окажешь призрение страннику, то получишь такую награду, как если бы принял самого Господа, и хотя бы тот, кто пользуется твоим гостеприимством, был человек беспечный и ленивый, ты не смотри на это: тебе дана будет полная награда за то, что ты делаешь это ради Господа и подражаешь добродетели праотца. “Увидев, - сказано, - он побежал навстречу им от входа в шатер”. Хорошо употреблено здесь и слово “побежал”, дабы ты знал, что странники, как незнакомые, шли мимо, и сами собой не подошли бы к куще. Потому-то, чтобы не ушла от него эта духовная ловитва, он, состарившийся, покрытый сединами столетний старец, подбегает к ним, и бегом выражает свое усердие. И увидев, сказано, “поклонился до земли и сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего; и принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом, а я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите; так как вы идете мимо раба вашего” (ст. 3,4,5). Много удивительного в этих словах праведника! Не то дивно в его гостеприимстве, что он принимал странников, но то, что он принимал их с такою заботливостью, не обращая внимания, ни на свои лета, ни на самих странников (которые, может быть, явились ему юными), и не считал достаточным пригласить их только на словах, но “поклонился, - сказано, - до земли”, - как бы умоляя, и выражая усиленную просьбу, дабы не показалось, что он приглашает их просто, из приличия. Потому-то и божественное Писание, показывая великую и неизреченную добродетель праведника, говорит: “поклонился до земли”, показывая и этим поступком и словами пламенное усердие, глубокое смирение, величайшее страннолюбие, несказанную заботливость. И поклонившись – сказано - сказал: “Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего”. Кто может достойно восхвалить этого праведника, или как прославить его, хотя бы даже бесчисленными устами? Сказать: “Владыка!” - это дело обыкновенное; но говорить – “если я обрел благоволение пред очами Твоими”, это - дивно. Ты, говорит он, мне оказываешь благодеяние, а не принимаешь его от меня. Вот истинное страннолюбие: кто с усердием оказывает его, тот более сам получает, нежели сколько дает (страннику). Но никто из слушающих это не унижай добродетели праведника, предполагая, будто он говорил так потому, что знал, кто были те путники. В таком случае, как я уже много раз говорил, не было бы ничего и великого, если бы он говорил таким образом, зная путников; но то дивно и необычайно, что он говорит такие слова, обращаясь с ними, как с людьми. Не удивляйся, и тому, что праведник, принимая трех странников, говорит: “Владыка!”, - обращаясь как бы к одному. Может быть, один из пришедших казался важнее других; к нему поэтому и обращает праведник (свою) просьбу. Но далее он обращает речь свою ко всем вообще, и говорит: “И принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом, а я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите; так как вы идете мимо раба вашего”. Видишь, как он, не зная, кто эти путники, и разговаривая с ними, как с обыкновенными людьми, делает им всем общее приглашение, неоднократно называя себя рабом их? И смотри, как он наперед уже говорит о скудости, а лучше сказать - о богатстве своей трапезы: “И принесут, - говорит, - немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом”. Так как, говорит, вы утомились и много потерпели от зноя, то прошу вас не пройти мимо раба вашего. Не много я могу предложить вам. Я могу только доставить вам воду для омовения, и потом отдохновение от усталости под деревом. Также он дает понятие и о своей трапезе. Не думайте, что я предложу вам что-нибудь роскошное, множество лакомств, или разнообразные яства: вы будете есть хлеб, “потом пойдите; так как вы идете мимо раба вашего”.5. Видишь ли, как он употребляет различные средства, чтобы убедить путников и завлечь их к себе: и поклоны, и слова, и все способы. Сперва, говорится, он поклонился; потом называет их господами, а себя самого рабом; затем говорит, какое им будет от него угощение, скромно отзываясь о том, и показывая, что не будет ничего важного. Я могу, говорит он, доставить вам простую воду для омовения ног, и хлеб, и, тень под дубом. Не пренебрегите же моей кущей, не презрите моей старости, не отриньте моей просьбы. Я знаю, какой вы понесли труд, представляю себе пламень зноя; поэтому желаю, чтобы вы немного отдохнули. Какой чадолюбивый отец показал бы столько усердия к своим детям, сколько праотец показал людям неизвестным, странникам, дотоле совершенно ему незнакомым? Но так как он обратился к ним с большим усердием и настоянием, то и получил добычу, захватив лов в свои сети. “Они, - сказано, - сказали: сделай так, как говоришь” (ст. 5). Оживился старец; сокровище, говорит он, у меня в руках; я получил богатство; теперь забуду и свою старость. И смотри, с каким восторгом он принимается за дело, как ликует от радости и восхищается, как будто несет в руках бесчисленные сокровища. “И поспешил, - сказано, - Авраам в шатер” (ст. 6). Как в то время, когда устремлялся он на ловитву их, божественное Писание указало на его поспешность и пламенную ревность, сказав: “Побежал навстречу им”, так и теперь, когда он увидел этих мужей, и достиг того, чего желал, и теперь не оставляет своего усердия, но показывает еще более горячую любовь, и не стал беспечнее оттого, что получил желаемое. Между тем с нами часто случается, что в начале мы иногда показываем много заботливости, а когда войдем в самое дело, то уже не столько прилагаем труда, как прежде. Не так поступил праведник, а как? Опять спешит старец, и, торопливо вбежав в кущу к Сарре, говорит ей: “Поскорее замеси три саты лучшей муки” (ст. 6). Смотри, как он и Сарру делает общницею той же ловитвы, и как научает ее ревновать своей добродетели! Он и ее побуждал немедля приступить к делу: “Поскорее”, говорит; мы получили великую прибыль; не потеряем же сокровища, но “поскорее замеси три саты лучшей муки”. Зная важность такого доброго дела, он восхотел принять участницей наград и воздаяний и ту, которая была союзницею его жизни. Иначе, скажи мне, почему он приказал это не рабыне какой-нибудь, а жене своей престарелой? (Ведь ей было уже девяносто лет). И Сарра не отказывается исполнить приказание, но и сама прилагает равное усердие. Да слышат это мужья, да слышат и жены! Мужья - чтобы таким же образом научали своих сожительниц, не через рабов делать, когда в деле представляется какая-либо духовная польза, а все (что нужно) делать самим; жены - чтобы спешили принимать участие в добрых делах своих мужей, чтобы не стыдились страннолюбия, и услужения странникам, а подражали бы Сарре, старице, которая в таких преклонных летах приняла на себя этот труд, и исполняла обязанности рабынь.