Горячо помолились братья на избранном месте пустынного жития; предавая самих себя в руки Божии, они призывали Божие благословение и на самое место своих будущих подвигов. Потом стали рубить лес; с великим трудом переносили они тяжелые бревна на своих, хотя и привычных к труду, но все же боярских плечах; мало-помалу редела чаща лесная, открывая место, на котором впоследствии суждено было Богом процвести славной Лавре Сергиевой. Отшельники устроили себе сначала шалаш из древесных ветвей, а потом убогую келлийку; наконец подле келлии поставили и малую церковицу. Все это было сделано руками самих братьев-тружеников; они не хотели приглашать посторонних людей, потому что телесный труд был необходимым условием самой жизни подвижнической. — Когда церковь была готова к освящению, Варфоломей сказал Стефану: "По плоти ты мне старший брат, а по духу — вместо отца; итак скажи мне: во имя какого святого следует освятить нашу Церковь?" — "Зачем спрашиваешь меня о том, что сам лучше меня знаешь? — отвечал ему старший брат. — Ты помнишь, как не раз покойные родители наши говорили, что Сам Господь назнаменовал еще прежде твоего рождения — быть тебе учеником Пресвятой Троицы: пусть же церковь наша будет посвящена Пресвятому Имени Живоначальной Троицы; это будет не наше смышление, а Божие изволение". Вздохнул из глубины сердца юный подвижник и сказал брату: "Ты высказал господин мой, то самое, что давно было у меня на душе, чего я всем сердцем желал, но не дерзал высказать. Любезно мне слово твое: пусть эта церковь будет освящена во Имя Пресвятой Троицы. Ради послушания я вопрошал тебя; не хотелось мне иметь в сем волю свою, и вот Господь не лишил меня желания сердца моего!" Затем оба брата пошли в Москву, чтобы испросить благословение Всероссийского Митрополита Феогноста на освящение церкви. Святитель милостиво принял просителей и послал с ними священнослужителей, которые взяли с собой святой антиминс с мощами святых мучеников и все потребное для освящения храма. Церковь, по желанию братьев, была освящена во имя Пресвятой и Живоначальной Троицы. — Так скромно, по пустынному смирению было положено основание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, столько прославленной впоследствии именем преподобного Сергия! — Это произошло в 1340 году, уже при Великом Князе Симеоне Иоанновиче Гордом.

Какой несказанной радостью радовался юный подвижник наш, когда увидел освященным дом Божий. Теперь оставалось ему и самого себя всецело уготовать в жилище Духа Святого. И он, действительно, еще с большей ревностью стал подвизаться в посте и молитве, в трудах и терпении. Мира как бы вовсе не было для юного отшельника: он умер для мира и мир умер для него навсегда...

622. Наедине с Богом

Проста нас, преподобие отче Сергие, если мы дерзнем мысленно войти в твою пустынную, убогую келлию, чтобы грешным умом своим приникнуть в сокровенное святилище души твоей и утешить себя созерцанием незримых миру твоих подвигов!.. Ведаем, преблаженне и Богомудре, что недостойны мы сего дивного созерцания, что мало способны к тому и наши сердечные очи, страстями омраченные; но взирая на твою Христоподражательную любовь, уповаем, что ты, благоволивший в назидание присных учеников твоих поведать им многое из того, чему был один Бог-сердцеведец свидетелем в пустынном житии твоем, — ты, любвеобильный отче, не изгонишь и нас, желающих собрать некие крупицы сего брашна духовного, оставшиеся от трапезы учеников твоих, во утоление наших алчущих душ!..

"Вот он, — скажем словами приснопамятного святителя Платона, — вот он, подвижник наш, в сладком своем уединении, в убогой, но спокойной келлии, очи свои возводит всегда к Живущему на небесах, — очи, исполненные слезами покаяния!.. Мысль его беседует с Богом; язык прославляет Владыку всех; его сердце — жилище всякой добродетели, а потому и Духа Святого; руки же его служат его требованиям телесным... Он далек от всякой суеты и от соблазнов мира, работает Господу в приятном уединении, имея всегда ничем не смущаемые мысли, не обремененный заботами рассудок и спокойный дух... О дражайшее и любезное состояние!.. — Но прежде нежели Сергий достиг сего блаженного состояния, прежде чем вкусил он сладость пустыни — сколько браней должен был он претерпеть, сколько борьбы вынести!.. "Кто может поведать, — говорит его блаженный ученик Епифаний, — кто может поведать все уединенные подвиги сей твердой души, неусыпно соблюдавшей все требования устава подвижнического? Кто изочтет его теплые слезы и воздыхания к Богу, его стенания молитвенные и плач сердечный, его бдения и ночи бессонные, продолжительные стояния и повержение себя пред Господом? Кто сочтет его коленопреклонения и земные поклоны, кто расскажет о его алкании и жажде, о скудости и недостатках во всем, об искушениях от врага и страхованиях пустынных?" — Силен Бог и всегда готов на помощь призывающим Его: "Но испытавшие знают, — говорит святитель Филарет, митрополит Московский, — каким трудностям подвержена иноческая жизнь в совершенном уединении". Эти трудности столь велики, что неиспытавшие их с трудом верят повествованию о них, а иногда и вовсе не верят, потому что в таком повествовании пред ними открывается совершенно иной мир, миру грешному вовсе неведомый... Радостно вступает в свой подвиг отшельник пустынный: никто не понуждал его к тому, горячая ревность к подвижничеству увлекла его в пустыню. Все скорби, все лишения для него вожделенны; его молитва изливается в слезах; он весь горит пламенным желанием божественным... Так бывает в начале подвига; но вот первый восторг проходит; дни, когда сердце полно горячей ревности и умиления, при которых так легки подвиги самоумерщвления, сменяются днями сухости душевной, тоски невыносимой: мысли не покоряются разуму и бродят повсюду; молитва не действует в сердце; сердце ноет; душа рвется бежать из-под креста и становится холодна ко всему духовному... А тут еще голод и жажда, холод, опасение за жизнь со стороны диких животных, или от скудости и беспомощности, и общее расслабление души и тела... Даже невинное, по-видимому, отдохновение и естественный сон — и те становятся врагами подвижника, с которыми он должен сражаться!.. А мир между тем манит его к себе воспоминаниями прошлого: ведь там ему так тепло и уютно жилось, ни в чем он такой, как теперь, нужды не терпел; ведь и там можно спастись: зачем этот подвиг выше сил? Зачем эта страшная пустыня со всеми ее лишениями?.. Идти бы в обитель какую-нибудь, где добрые братия разделили бы с ним скорби его, помогли бы ему в борьбе со врагами и добрым советом и братской молитвой... Так мир и плоть пристают к отшельнику со своими требованиями, не говорим уже о грешных движениях сердца, когда точно буря поднимаются страстные порывы и гонят пустынника в мир, сожигая его внутренним пламенем... И если бы не благодать Божия, по временам утешающая подвижника своими прикосновениями к его страждущему сердцу, если бы не сила Христова, в немощи совершающаяся, то никто из пустынников не устоял бы в этой тяжкой непосильной для человека борьбе! — Но и это еще не все трудности пустынного жития. Уже и в то время, когда благодатные утешения изливаются в душу отшельника, в его сердце стремятся проникнуть помыслы услаждения подвигами, помыслы гордости, доводящей иногда неосторожных подвижников до грубого падения, или до помрачения ума Таким образом, для ревнителя жизни духовной, по мере преуспеяния в ней открывается борьба уже не к плоти и крови, а к духам злобы поднебесной. "Как скоро, — говорит святитель Филарет, — сии невидимые враги примечают, что человек, оставив мир и презрев плоть, все более и более усиливается проникнуть в область духовную, к общению с небесными Силами и Самим Богом, то, чтобы воспрепятствовать ему, с неимоверной дерзостью на него устремляются, так что не только издалека пускают в него разжженные стрелы противных помыслов, но, так сказать, вторгаясь в пределы его воображения и чувств, представляют ему странные образы и нелепые мечтания". Иногда сии мечтания бывают направлены к тому, чтобы прельстить подвижника ложным мнением о своей святости: вот тогда-то и нужно труженику спасения ограждать себя отовсюду Христоподражательным смирением и, по слову Христову, быть мудрым яко змию, дабы не погибнуть от хитрости змия, исконного человекоубийцы-диавола... Таков многотрудный подвиг отшельника. С весельем вступил Сергий в сей узкий путь. Подвизаться против плоти с ее страстями он обучил себя еще задолго до удаления в пустыню.

Возвышая дух свой Богомыслием, он укреплял и тело свое неустанными трудами. В зимнее время, когда самая земля расседалась от жестоких морозов, Сергий, точно бесплотный, оставался в одной обычной своей одежде, и претерпевая стужу, думал только о том, как избежать будущего огня вечного. Никогда, во всю свою жизнь, он ни на что не жаловался, ни на что не роптал, ни унывал, ни скорбел: нет, он всегда и всем был доволен. Поистине он мог с дерзновением повторить слово Апостола: мне мир распяся, и аз миру (Гал. 6; 14); благодатию Божией я так живу, как бы не имел ничего общего с миром. Это был истинный воин Христа Бога, облеченный во все оружия Божии против всех слабостей человеческих и искушений бесовских. — Особенно много скорбей и искушений претерпел он от бесов в самом начале своего пустынного подвига. Невидимые враги нередко принимали видимый образ страшных зверей и отвратительных гадов, чтобы устрашить подвижников. С пронзительным свистом и зверской свирепостью, со страшным скрежетанием зубов устремлялись они на Сергия; но мужественный подвижник не боялся их суетных угроз, воспоминая слово Писания: не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи в тьме преходящия, от сряща и беса полуденного (Пс. 90; 5,6). Пользуясь частым чтением душеполезных книг, знал он искусство духовной брани, которому один из опытных духовных воинов поучает, говоря: "Вооружайся молитвой и бей супостатов именем Иисусовым, и тогда придет к тебе Ангел Божий, добрый хранитель твой, и помолится с тобой" (Лествица). Крепкой, но смиренной, нерассеянной и слезной молитвой преподобный Сергий разрушал пустынные страхи и мечтания, как тонкую паутину. И Господь хранил его Своей благодатью, а он, видя над собой покрывающую руку Божию, день и ночь прославлял Господа. Сатана, этот "коварный старец", как называет его преподобный Варсанофий Великий, наученный тысячелетним опытом борьбы с христианскими подвижниками, видел, с каким мужем силы имеет дело, и потому все свои усилия направлял к тому, чтобы остановить подвижника в самом начале его подвига; но что все козни сатаны против благодати Христовой? Что все усилия бессильного в своей злобе врага против силы Божией? Мы знаем, что Сергий вышел победителем из этой борьбы и основал свою Радонежскую Лавру, которая стала матерью многих обителей — ив пустынях и в городах обширной Русской земли!..

623. Учители Богом званные и самозванные

Спаситель говорил о фарисеях: любят зватися от человек: учителю, учителю. И потом, обратясь к народу и ученикам Своим, сказал: вы же не нарицайтеся учители: един бо есть ваш учитель Христос, вcи же вы — братия (Мф. 23; 7, 8). Спаситель не говорит: пусть не будет между вами учителей, но не нарицайтеся учители. Без учителей нельзя быть в Церкви: если должны в ней учиться истине и благочестию, то должны быть и учители. Святой Апостол Павел прямо писал, что Бог положил в Церкви учителей (1 Кор. 12; 28). Значит — учители от Бога. Не люди сами по себе придумали в Церкви учителей, — учителей Церкви поставляет Бог. Спаситель осуждает фарисеев за то, что они самовольно брали на себя звание учителей и величались этим званием. То же самолюбие гонит Он и из общества Своих учеников. Не нарицайтеся, говорит, учители. Не восхищайте себе звания учителя самовольно, не вызывайтесь учить других, когда не призваны к тому; а когда и призваны, не гордитесь званием, которое принадлежит вам только по милости Христа, Который и есть на самом деле един ваш Учитель. — В Церкви Христовой, как в училище премудрости Божией, есть чему учить и учиться: в целую вечность не изучим всего, что открыто Сыном Божиим. Но истинно-духовные учители, доколе могут, скрываются от людей, закрывая смирением и от себя и от других свою способность к учительству. Когда призывают их к званию учительства, они умоляют с Моисеем: «избери могущаго иного, егоже послеши» (Исх. 4; 13); или говорят с Иеремиею: «не вем глаголати, не умею говорить, не вижу в себе способностей наставника» (Иер. 1; 6). Вот самое главное отличие учителей истинных: они не ищут учительства, а уклоняются от него. Потому, если являются мнози учители, если многие спешат самовольно и торопливо занять место учителей, — дело плохое. Не мнози учители бывайте: кто своевольно ищет учительства, тот идет не путем истинных учителей, не путем рабов Божиих; ужели же сии искатели не желают быть рабами Божиими? Сохрани Бог! Осуждая самовольных искателей учительства, Апостол усиливает свое предостережение: не мнози, говорит, учители бывайте, ведяще, яко большее осуждение пришлем: «много бо согрешаем вcи» (Иак. 3; 1). Вот, почему не должно искать учительства: учитель подлежит более строгому осуждению, чем ученик: большее осуждение пришлем. Апостол говорит по искреннему убеждению в том, что кто бы ни был учитель Евангелия, он подвергается опасности тяжкого осуждения за свое дело и должен приступать к званию учителя со страхом и трепетом. Если же так думал о себе Апостол, что должны думать о себе обыкновенные учители? — "Говорю, что думаю и чувствую, — пишет святой Иоанн Златоуст: — не думаю, чтобы нашлись между священниками многие, которые спасутся; напротив, гораздо более таких, которые погибнут, и это от того, что дело требует великой души".Если говорим, что не имеем греха, то обманываем сами себя, и истины нет в нас (1 Ин. 1; 8).Гордость самозванного учителя может только разделять, а не соединять чад Церкви, заводить соблазны, смятения, расколы, ереси, к скорби Церкви Божией и в оскорбление Господа, столько пекущегося о единстве Своего стада. Таковы были, таковы всегда будут дела самодельного учителя! Апостол Иоанн пишет: писал Церкви, но первенстволюбец ил Диотреф не приемлет нас. Сего ради аще прииду, воспомяну его дела, яже творите, словесы лукавыми укоряя нас и не доволен бывая о сил, ни сам приемлет братию и хотящим возбраняет и от Церкве изгонит (3 Ин. 1; 9, 10). Смотрите, каковы подвиги страсти к первенству! Диотреф, о котором неизвестно, была ли в нем искра здравого понятия о вере и Церкви, не принимает Иоанна, возлюбленного ученика Христова, зрителя тайн Бога-Слова, великого пророка о судьбах Церкви новозаветной! Диотреф не уважает того, что писал избранный между Апостолами, осыпает его укоризнами, выгоняет из Церкви учеников его и запрещает другим принимать их... Видите ли, до чего может доходить гордость человеческая? Понимаете ли, какие бессмысленные беспорядки, какие богопротивные дела, какие нелепые нечестия совершает в Церкви желание быть первым по собственному счету? Вот что значит гордость, довольная собой! Она не хочет знать наставников, от Бога поставленных, кто бы они ни были! Не правда ли, что надобно твердо помнить заповедь Апостола: не мнози учители бывайте? А у нас что бывает? Ученики, вместо того, чтобы принимать всякое слово учения, как земля принимает всякую каплю воды, — с важностью рассуждают: так ли говорит учитель? Кстати ли говорит? Не слишком ли строго? Не слишком ли мягко? Зачем о том, а не о другом говорит? Судите сами: ученики ли это слушают учителя, или судьи его полномочные? — Друг мой! Не вступайся не в свое дело; не учи учителя, как ему учить; смотри на себя самого, добрый ли ты ученик? Смотри на свое сердце: каково оно? Добрая ли земля, способная принять семя в глубину, или камень, едва прикрытый землей, или же и рыхлая земля, но засоренная дурными травами? Вот о чем надобно тебе заботиться; довольно для тебя труда, если займешься собой, как следует! — Ныне говорят: ты не ребенок, чтобы ходить тебе в школу, то есть, в церковь. Но в том-то и беда наша, что мы любим считать себя умными и зрелыми, любим зватися: учителю, но не любим быть учениками. Не того ожидает от нас Христос Господь. — Не нравятся учители? Диотрефу не нравился и Апостол: но кто был виноват в том? Пусть осмотрятся, не находятся ли в числе Диотрефов? Ныне много является учителей и много недовольных отцами и учителями в Церкви. По духу мира, по духу гордости житейской, это понятно: там столько же учителей, сколько голов, кое-как мыслящих. Зато каких басней, каких лжей не услышите там? Какому нечестию не научитесь, если достанет охоты? Сохрани Бог каждого от такой науки: это не просвещение, а омрачение ума. Возможно ли совершенство без помощи Христа? В мире христианском велят изучать слово Божие при помощи людей опытных в жизни духовной, велят прислушиваться к их голосу, потому что они вразумляются Божией благодатию. Да и как полагаться на себя, когда знаешь немощь свою? Так, в мире христианском немного учителей, зато они все надежные, все знают одну истину, сами идут и других ведут по одному пути. Какое счастье — быть учениками таких учителей! Мне скажут: ужели христианская вера дозволяет только избранным для звания учителям наставлять других? Нет, скажем и мы, следуя слову Апостола: вразумляйте друг друга псалмами, словословием и песнями духовными (Кол. 3; 16). Только, как видите, это вразумления частные и братские, не облеченные правом власти, а внушаемые только любовью. — Итак, Бог поставил в Церкви учителей. Пусть люди не хотят слушаться Божия установления, но не может не слушаться его Церковь Божия. Горе мне, аще не благовествую (1 Кор. 6; 16). Пусть какой-нибудь первенстволюбец Диотреф не приемлет нас, пусть не принимают нас жалкие слушатели его: это их дело, за которое они расплатятся на суде Божием. Церковь, по долгу любви, увещевает их к раскаянию: придите в себя, говорит она: расстаньтесь с гордостью, которая и Ангелов некогда претворила в духов тьмы, Богом отверженных. Не свои слова говорим мы, пастыри Церкви: говорим слова Апостола, что такие люди поступают по своим нечестивым похотям, отделяясь от единства веры (Иуд. 18). Аминь.(Из слов Филарета, архиепископа Черниговского)624. Равноапостольная МироносицаНи одна из святых Мироносиц не любила столько Господа и не была так предана Ему, как Мария Магдалина; потому и в Евангелии она всегда именуется первой между ними. По ревности к вере Христовой она трудилась в проповедании веры подобно Апостолам, и потому святая Церковь назвала ее равноапостольной. Родом она была из Сирии, а жила в Галилее, именно в городе Магдале. Судя по происхождению ее из Сирии и потому, что она некогда страдала беснованием, можно думать, не была ли она дочь той Сирофиникиянки, которая усильно просила Господа исцелить беснующуюся дочь ее и получила от Него похвалу за великую ее веру (Мф. 15; 22-28, Мк. 7; 25-30).Некоторые думают, что она была та грешница, которая со слезами раскаяния лобызала ноги Иисуса и мазала их драгоценным миром (Лк. 7; 37). Но такое мнение, принятое у латин, не имеет основания; а если бы оно было и справедливо, то не должно унижать Магдалины; и Спаситель говорит: большая радость будет на небеси о едином грешнице кающемся, нежели в девятидесяти девяти праведниках, иже не требуют покаяния (Лк. 15; 7). — Магдалина была одержима страшным недугом, который в Евангелии называется беснованием, и от которого Спаситель исцелил ее, изгнав из нее семь бесов.