Чтобы на него ответить, переведем разговор на более знакомую для всех тему: чьи комментарии к Достоевскому стоит прежде всего сообщать детям – людей, которые ценят его и единомысленны с ним, или тех, которые его терпеть не могут? Ответ очевиден. Столь же очевиден он должен быть и по отношению к Библии: детям сначала надо дать христианское, а не, скажем, кришнаитское изложение Библии. Знание того, как христиане читают Библию, что видят в ней, не помешает никому: ни мусульманину, ни иудею. И именно христианское прочтение Библии легло в основу европейской и русской культуры, а не мусульманское или теософское.

Сегодня модно увлекаться «эзотерикой», всюду искать оккультизм и «астральные тайны». Еще модно считать, что различия между религиями состоят лишь в обрядах: философия, мол, у них одна, только выражается она в разных формах. Это не так. У христианства есть своя философия, свое понимание человека, мира и Бога – понимание и достаточно своеобразное, и достаточно продуманное и логичное.

Слишком много в масс-медиа сегодня говорят о православных обрядах. Слишком мало – о христианской мысли. А ведь даже над Откровением надо – думать. И, входя в храм, надлежит снимать шляпу, а отнюдь не голову. Опыт размышления над Священным Писанием и предлагается в этой книге. И если удастся детям привить хотя бы начальные навыки религиозной мысли и научить их проникать чуть глубже поверхности текста – значит, уроки по знакомству с Библейскими отрывками смогут принести пользу даже неверующим ученикам.

В каком объеме стоит раскрывать детям все подробности церковного прочтения Евангелия – вопрос особый. Одно несомненно – учитель сам обязан наиболее полным образом ознакомиться с двухтысячелетней традицией чтения Библии, сформировавшейся в христианской культуре. Обязан же учитель прежде ведения урока по Пушкину ознакомиться с трудами ученых-пушкинистов. Литератор, не знающий работ Ю. Лотмана и В. Непомнящего, посвященных творчеству Пушкина, профессионально некомпетентен. И если даже относиться к Библии как к чисто литературному тексту, то все равно, немыслимо приступать к ее преподаванию без ознакомления с классическими комментариями (например святителя Иоанна Златоуста).

В любом случае, у меня есть просьба к учителям: и самим помнить, и детям объяснить, что тексты, включенные в их учебники – это не сама Библия, а вполне вольное ее переложение для детей прошлого века. (Замечу, тех детей, которые, в отличие от современных, росли в верующих семьях и могли заниматься со священниками и в гимназиях, и в воскресных школах.)

Учителям не предложено никаких методических материалов, которые могли бы помочь им самим разобраться в новом материале. Восполняя эту лакуну, я решил предложить опыт кратких размышлений над библейскими текстами.

Кроме того, я решил немного рассказать родителям и учителям об их же детях – но о той стороне их жизни, которая не видна в школе и дома. Поэтому в сборнике есть несколько рассказов о детской вере и о детском восприятии Православия.

Наконец, поскольку нет единодушного отношения к Православию в самих школьных коллективах, я решил изложить здесь несколько аргументов, которыми учитель, решившийся познакомить детей с основами Православия, мог бы оправдать свой выбор перед лицом своих иначе настроенных коллег. Проповедникам у школьного порога. КОГО ПУСТИТЬ К ДЕТЯМ? Паломничество к вере Для меня поворотным мгновением была одна немая встреча в Троице-Сергиевой Лавре. В тот раз – а это было где-то в начале 82-го года – я оказался там еще в качестве студента кафедры атеизма и комсомольского активиста. Надо было сопровождать группу венгерских студентов, приехавших по обмену в наш МГУ. Службы я не запомнил, архитектурой и историей интересовался мало. Но когда мы выходили из Троицкого собора, произошло «обыкновенное чудо». Впереди меня выходил какой-то юноша (не из нашей группки). И вот, когда до порога оставалось два шага, он вдруг резко повернулся и встал ко мне лицом. Смотрел-то он не на меня. Он смотрел на иконы в глубине храма, чтобы последний раз перекреститься и взять благословение перед выходом. Но между иконами и им в этот раз оказался я. И я впервые близко увидел глаза верующего человека... Нет, в них не было ничего «таинственного» или «загадочно-экспрессивного» (такое выражение своим глазам почему-то пытаются придавать актеры, играющие в фильмах священников). Это были просто светлые, осмысленные и живущие глаза. А меня пронзила мысль – этот человек, мой сверстник, почему здесь он у себя дома, а я – в русском монастыре хожу как иностранец? Почему этот парень, которого в школе учили тому же, чему и меня, – знает что-то такое, что для меня (несмотря на все мои «религиоведческие штудии») совершенно закрыто? Ведь он знает все то, чему учили меня, и при этом он – здесь! И значит – чтобы стать верующим, надо знать что-то такое, чего не знают атеисты?!