– Чтение полезно, оно помогает уберечься от ошибок. Но одним изучением книжных руководств стяжать Иисусову молитву нельзя. К некоторому старцу, который находился в ссылке, незадолго до его смерти приехала духовная дочь. Она призналась, что с молитвой у нее ничего не ладится и она дошла до такого сердечного окаменения, что, произнося слова «помилуй мя, грешную», недоумевает, в чем она грешна, и повторяет эти слова машинально. Тогда старец сказал: «Помолимся вместе», и сам стал читать Иисусову молитву. В его словах все сильнее и сильнее звучало покаяние, это был просто какой-то вопль души. Казалось, что он приносит перед Господом покаяние за всю свою жизнь. Духовная дочь слушала его, и в эти минуты глубина Иисусовой молитвы впервые открылась для нее. Затем она опустилась на колени и стала горько плакать. Старец сказал: «Читай Иисусову молитву так». Вскоре он умер, но молитва, как его благословение, потекла в ее сердце. А мы часто читаем молитву так, будто Бога, Который зрит в наше сердце, нет, а есть только слова – как узелки четок. Молитве не только учатся – молитва еще передается, как и другие духовные дары. Древние святые не имели книжных руководств, зато приобрели самое главное – чистоту сердца, и сама благодать была их наставницей. Они говорили с Господом так, словно живой Христос стоял перед ними.

Дама задумалась:

– Если я буду считать, что Христос стоит передо мной, то буду представлять Его образ. Может быть, следует запомнить какую-то из моих любимых икон и воспроизводить ее в памяти?

Духовник возразил:

– Если будете представлять Христа, то окажетесь во власти собственного разгоряченного воображения; если станете припоминать икону Спасителя, то не сможете войти в свое сердце, ум будет оставаться вовне. Молиться перед иконой и представлять икону – совершенно разные вещи. Во втором случае вы открываете свой ум для образов и представлений, и он начинает блуждать по созданной им же самим картинной галерее.

Дама выразила недоумение:

– Как же в таком случае я могу представлять, что Господь близ меня и я беседую с Ним?

Духовник пояснил: – Не представляйте, а просто верьте, что Господь внимает каждому движению вашего сердца, что Он близ не в пространственном смысле, как стоящий рядом человек, но близок по Своему вездеприсутствию. Дама спросила: – Что должно быть положено в основание молитвы? Духовник ответил: – Бдение и трезвение, а точнее, две первые заповеди блаженств: о нищете духовной и о плачущих, которые утешатся1. Дама сказала: – Мне не совсем понятно, что такое бдение, неужели я не должна спать по ночам? А что касается трезвения, то я в рот не беру вина, разве по каким-нибудь особым случаям. Сейчас я почти перестала ходить в гости и принимать своих прежних друзей. Даже когда я вела светский образ жизни и, как теперь понимаю, много грешила, никто не видел меня пьяной. А что касается бдения, то, действительно, часто гости засиживались у меня до глубокой ночи, или бывало, что я читала любимые книги до утра. Духовник ответил: – Бдение – это очищение ума от помыслов, а трезвение – борьба со страстями. Каждая страсть опьяняет нас не меньше, чем вино. Дама снова задумалась: – Я что-то начинаю понимать… В молитве приходится постоянно бороться с помыслами, а иной раз в душе неожиданно возникают страстные чувства. Но все-таки: какая связь между борьбой с помыслами и обетованием: Блаженны нищие духом? Духовник ответил: – Быть нищим духом – значит не верить, что мы своими силами можем сделать что-либо доброе, а приписывать даже самое малое добро или победу над собой благодати Божией. Нищий духом чувствует, как мало он знает. У него появляется желание учиться, а в духовном смысле учение – это послушание и отсечение своей воли. Послушание в свою очередь рождает смирение, которое подает помыслам тишину, а уму – прозрачность. Человек, не отсекший своей воли, всегда будет пребывать в состоянии волнения и тревоги. Ум гордеца не находит себе покоя: он, как голодный зверь, нападает на внешние знания, чтобы насытиться ими и через это утвердиться. Но таким образом он все равно не получает самого главного – душевного мира. Именно поэтому жизнь гордых людей беспокойна и мучительна. Человек, не стяжавший смирения, не может заключить свой ум в слова молитвы: ему тесно в этих словах, ему хочется вырваться из них, словно из темницы, на простор собственного воображения.