«Общаясь с отцом Иоанном, мы обретали надежду на то, что добро неуничтожимо, человеческая личность вечна. И думалось: «Если человек так может любить человека и так радоваться о каждом грешнике, то как же нас любит Господь!» Батюшка нес такой свет, за которым хотелось следовать, хотелось так же служить литургию, так же любить людей, хотелось так же верить, так же надеяться и радоваться».

  А теперь слушай волю Божию Большой опыт церковной жизни отца Иоанна давал ему огромные преимущества в различении духов, в определении того, куда могут привести те или иные увлечения и нововведения или ревность не по разуму Архимандрит Тихон (Шевкунов), наместник московского Сретенского монастыря[110] делится своими воспоминаниями об отце Иоанне.

«Вся моя монашеская жизнь неразрывно связана с отцом Иоанном. Он был и остается для меня идеалом православного христианина, монаха, любящего и взыскательного священника-отца. Я увидел отца Иоанна осенью 1982 года, когда сразу после крещения приехал в Псково-Печерский монастырь. Тогда, кажется, он не произвел на меня особого впечатления: очень добрый старичок, весьма крепкий (ему тогда было только 72 года)

, вечно куда-то спешащий, постоянно окруженный толпой паломников. Более аскетически, по-монашески выглядели другие насельники монастыря. Но прошло совсем немного времени, и я стал понимать, что этот старичок является тем, кого на Руси издревле именовали старцем, – редчайшим и драгоценнейшим явлением в Церкви. Главным духовным качеством отца Иоанна для меня всегда был и остается не только его дар рассуждения, но и непоколебимая вера во всеблагий и совершенный Промысл Божий, ведущий христианина ко спасению.

Как-то в ответ на мои недоумения батюшка написал: «Вот сейчас со вниманием читаю паремии, какая глубина: «Сердце челове-   265   ка обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его», – это премудрый Соломон на себе проверил (Притч. 16:9). И Вы еще не раз убедитесь в своей жизни, что это именно так, а не иначе». Отец Иоанн – один из очень немногих живших в наше время людей, которым Господь открывал Свою Божественную волю и о конкретных лицах, и о событиях, происходящих в Церкви и в мире.

К свободному доверию и послушанию отцу Иоанну приводили человека опыт и время. Сам он никогда не называл себя старцем. А когда ему об этом пытались говорить, останавливал словами, что сейчас старцев нет, а есть только опытные старички. Он был в этом убежден до конца дней своих, впрочем, так же как и я убежден в том, что Господь в его лице послал мне истинного старца, знающего волю Божию обо мне и об обстоятельствах, связанных с моим спасением.

Помню, когда я был еще молодым послушником, в монастыре ко мне подошел один из паломников-москвичей и поведал историю, которой он только что был свидетелем. Отец Иоанн в окружении паломников спешил по монастырскому двору к храму. Вдруг к нему бросилась заплаканная женщина с ребенком лет трех на руках: «Батюшка, благословите дитя на операцию, врачи требуют срочно».

И произошло то, отчего были потрясены и паломник, рассказавший мне это, и я сам. Отец Иоанн остановился и твердо сказал ей: «Ни в коем случае. Он умрет на операционном столе. Молись, лечи его, но операцию не делай ни в коем случае. Он выздоровеет». И перекрестил младенца.   266   Мы сидели и размышляли: а вдруг отец Иоанн ошибся? Что если ребенок умрет? Что мать сделает с отцом Иоанном, если такое случится? Заподозрить отца Иоанна в вульгарном противлении медицине, которое, хоть и редко, но все же встречается в духовной среде, мы не могли: мы знали много случаев, когда отец Иоанн и благословлял и настаивал на операции. Среди его духовных детей было немало известных врачей. Долгое время мы жили в напряженном ожидании. Но ничего не происходило. И нам оставалось только поверить, что отец Иоанн прозрел Промысл Божий об этом младенце и взял на себя великую ответственность за его жизнь, а Господь не посрамил веры и упования своего верного раба. Этот случай вспомнился мне через десять лет, в 1993 году, когда очень похожая история закончилась, с одной стороны, по-человечески трагически, а с другой – по молитвам отца Иоанна послужила вечному спасению христианской души и глубоким уроком для свидетелей этого случая. Обычно даже при твердой убежденности в правильности своих советов батюшка старался уговаривать, просить и умолять об исполнении того, что, как он знает, необходимо для обратившегося к нему человека. Если же вопрошавший упрямо настаивал на своем, то батюшка вздыхал и говорил: «Ну что ж, попробуйте. Делайте как знаете». И всегда, насколько мне известны подобные случаи, те, кто не исполнял мудрых духовных советов отца Иоанна, в конце концов горько в этом раскаивались и, как правило, приходили к нему в следующий раз с твердым намерением исполнять то, что он скажет. Отец Иоанн с неизменной любовью и сочувствием принимал таких людей, не жалел для них времени и всеми силами старался исправить их ошибку.   267   В Москве жила необычайно интересная и своеобразная женщина, Валентина Павловна Коновалова... Она была настоящей московской купчихой, казалось, что сошла с полотен Кустодиева111. В начале 1990-х ей было лет шестьдесят. Она была директором большой продуктовой базы на проспекте Мира. Полная, приземистая, она восседала за столом в своей конторе, за спиной у нее висели, даже в самые сложные советские времена, большие софринские иконы, а на полу у тумбочки письменного стола лежал большущий целлофановый мешок с деньгами, которыми она распоряжалась по своему усмотрению, то посылая подчиненных закупить партию свежих овощей, то одаривая нищих и странников, которые во множестве стекались к ее базе. Подчиненные ее боялись, но любили. Великим постом она устраивала общее Соборование прямо в своем кабинете, на котором благоговейно присутствовали и работавшие на базе татары. Частенько в годы дефицита к ней заглядывали московские настоятели, а то и архиереи. С некоторыми она была сдержанно почтительна, а с другими, которых она не одобряла «за экуменизм», – резка и даже грубовата.