К. Подлинно, почтеннейший, я не без причины очень устрашился и весьма не расположен к этому: потому что едва ли, думаю, доступны будут нашим силам такие возвышенные и необычайные умозрения. Я думаю, рассматривающему глубину умозрений, содержащихся в законе, надобно казать: «кто премудр и уразумеет сия? и смыслен, и увесть сия?» (Ос.14,10)

П. Дело действительно не легкое, друг мой; но «просите», говорит Христос, «и дастся вам; ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам» (Мф.7, 7).

К. Итак, надобно приступить к исследованию того, что может принести пользу, а прежде вознесем моление, говоря: «открый очи мои, и уразумею чудеса от закона Твоего» (Пс.118, 18). Как кажется, нам следует, прежде всего, сказать о совращении человека в порочность, о рабстве и плене у врага всех, как и каким образом это совершается нами и в нас: надобно присовокупить и о том, каким образом должно отвращаться от зла и свергать с себя иго рабства у него, возвращаться же напротив в первоначальное состояние, под охраною и при помощи Бога. Если этим надлежащим путем пойдет наша речь, то, думаю, и остальное будет, как следует.

П. Ты рассуждаешь весьма правильно.

К. Ведь возможность приносить Богу плоды и жертвы духовные, то есть вести себя мужественно и похвально, желая успевать в добродетели, свойственна не тем, которые еще не освободились от рабства и насилия страстей, но тем, у которых ум некоторым образом уже просыпается для свободы и не нерадит о свержении ига власти диавольской.

П. Соглашаюсь, потому что ты думаешь правильно.

К. Итак, мы говорим, что в начале создан был человек, имеющий помышление как бы выше греха и страстей, но не совершенно не способный совратиться к тому, что он изберет. Наилучший строитель всего Бог находил правильным привязать ему бразды собственных хотений и предоставить ему делать угодное самоповеленным стремлениям: потому что надлежало добродетели явиться свободно избирающею, а не по необходимости, и не утвержденною непоколебимо законами природы, так как это свойственно только высочайшей сущности и превосходству. Когда же это животное получило в совершенстве способности собственной природы посредством искусного устроения Божия, то оно тотчас обогатилось подобием Ему: в нем начертан был образ Божественной природы, когда вдунут был Дух Святой; ибо Он есть «дыхание жизни» (Быт. 2, 7), так как Бог по природе есть жизнь.

П. Поэтому душою у человека сделался Божественный Дух? К. Не крайне ли нелепо так думать? Ведь душа тогда была бы неизменяемою и осталась бы одною и тою же, но она изменяема; а Дух не есть что-либо изменяемое. Или, если Он страдает изменением, то этот порок будет относиться к самой Божественной природе, так как Дух есть Дух Бога и Отца, а также и Сына, существенно изливаемый от Обоих, то есть от также через Сына. Итак, невежественно думать, что Дух прессовался в душу и перешел в природу человека; но созданное было одушевлено неизреченною силою и тотчас же украдено дарованием Духа; ибо иначе не могли мы обогатиться Божественным образом. П. Ты хорошо говоришь. К. Итак, Бог, украсив свое создание, даровал ему жительство в раю. Но так как надлежало не дозволять столь прославленному и венчанному изобилием вышних благ того, чтобы он легко возносился к высокомерию, не обращая внимания на то, что он раб и что есть ограничение для слуг (потому что очень широкий путь к славе и чрезмерная свобода приводят к надменному и отвратительному расположению духа): то и дан ему закон воздержания, как повод не забывать о Владыке, дабы этим законом постоянно он был призываем к воспоминанию о Повелевшем со властью и несомненно знал что он подчинен постановлениям Обладающего. Но не был спокоен тот нечестивый и ненавистный Богу зверь. П. Я думаю, ты говоришь о сатане, который наподобие молнии низвергнут был с небесных кругов (Лк. 10, 18), потому что страдал таким ребячеством, что хотел быть Богом и мечтал выказать превышающее его природу. К. Ты хорошо объясняешь. Будучи изобретателем и отцом зависти и греха, он не захотел оставаться в бездействии по отношению к земному животному, то есть человеку. Тогда подошедши с обманом и прельщениями, ввел его в преслушание, воспользовавшись женщиною, как орудием своего лукавства: потому что всегда низвергают нас в безобразие, то есть в грех, удовольствия, существующие с нами и в нас; образ же удовольствия есть женщина; вследствие обольщений, происходящих от удовольствий, ум часто приходит к тому, чего он не хочет. И так то, что является в Адаме, как случившееся осязательно и чувственно, можно видеть в каждом из нас совершающимся мысленно и сокровенно: потому что возникающее удовольствие очаровывает ум и мало-помалу располагает думать, что преступление Божественного закона совсем ничего не значит. Это подтвердит и ученик Христов, говорящий: «В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак.1, 13-15). П. Верно слово.