Святитель Кирилл Александрийский

К. Так заметь, что с пользою указав бесчисленные виды скотов, а также и пернатых, и плавающих, одни признает оно скверными, как нечистые, а другие приемлет и избавляет от порицания, дабы хорошо ведали служащие Богу, что делая, не будут приняты, а от чего разумно воздерживаясь, далеко будут от порока и будут светлы и достоприятны, и почтены по определению свыше. Закон же у нас о сем таков: «И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря им: скажите сынам Израилевым: вот животные, которые можно вам есть из всего скота на земле: всякий скот, у которого раздвоены копыта и на копытах глубокий разрез, и который жует жвачку, ешьте; только сих не ешьте из жующих жвачку и имеющих раздвоенные копыта: верблюда, потому что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены, нечист он для вас; и тушканчика, потому что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены, нечист он для вас, и зайца, потому что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены, нечист он для вас; и свиньи, потому что копыта у нее раздвоены и на копытах разрез глубокий, но она не жует жвачки, нечиста она для вас; мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь; нечисты они для вас» (Лев. 11, 1-8). Между тем Христос весьма ясно говорит: «то, что выходит из уст, оскверняет человека» (Мф.15, 11), Сказано, также божественному Петру, когда с неба спускаема была за четыре угла плащаница, в которой, как написано, были всякие четвероногие и пернатые: «встань, Петр, заколи и ешь»; а когда ученик воскликнул, страшась еще запрещения закона и говоря: «Но Петр сказал: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда в другой раз [был] глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым» (Деян.10, 11-15, ср. Иез.4, 14). Пишет и божественный Павел: «Пища не приближает нас к Богу» (1Кор. 8, 8). Таким образом ясно, что закон отнюдь не считает нечистым что-либо из существующего, а признает, что «Для чистых все чисто» (Тит. 1, 15); но весьма разумно, применяя естественные свойства каждого животного к качествам нравов человеческих, приносит немалую пользу. А что истинно и несомнительно то, что говорю, это можешь ты понять еще и из следующего. Должно гнушаться, постановил он, того, что всеми осуждено, как-то: верблюда и хирогриля (тушканчика), врана ночного и лилика (морская птица), халавотиса (род ящерицы) и мигали (землеройка) (Лев. 11, 4-5, 17 и 30), и еще более мерзкого, нежели это. Разве не ясно в сем намерение Законодателя, друг мой?

П. Совершенно ясно.

К. Итак, надобно с уменьем переносить то, что по природе присуще некоторым из бессловесных животных, на качество нравов, так как каждое из них, можно сказать, как бы изображает в себе нрав какого-либо человека и обозначает, какими обладает он свойствами. Так разве не обыкли и мы людей чрезвычайно пылких и сильных, и смелостью превосходящих других называть вепрями, или львами, или именем какого-либо другого из таковых животных, а людей кротких и спокойных и имеющих уступчивый характер называть овцами и голубями, и иногда венчать именем Тишины (морская нимфа), заимствуя приличествующее характеру каждого обозначение от более явного?

П. Правда.

К. Так обратимся к намерению закона и исследуем тщательно то, что он внушает.

П. Обратимся.

К. Похвальные дела справедливости и вообще всякой четности хотя исходят от воли каждого, но совершаются, думаю двояким образом и имеют как бы двоякий вид.

П. Каким образом? К. Мы или для себя самих делаем что-либо доброе, отсекая например непристойные и порочные удовольствия, умерщвляя «умертвите земные члены» (Кол. 3, 5), приводя дух в состояние кротости, заботясь о нищете духовной, имея чистый и непомраченный, насколько возможно, ум,— или же по отношению к братиям совершаем добрые дела, захотевшим огорчить и неприязненно оскорбившим нас оказывая незлобие, страждущим подавая помощь, утешая огорченных, заблудившихся по неведению обращая на путь правый и руководя к лучшему, удовлетворяя нуждающихся и ревностно стремясь совершать то, что могло бы быть приятно Богу. Итак, разве не двоякий бывает как бы вид справедливости, один совершаемый в отношении к нам самим, а другой в отношении к другим? П. Кажется. К. Посему таковую двойственность закон всегда почти уподобляет раздвоенному копыту или двупалости ноги; ибо нога всегда может быть для нас знаком и образом действительного шествования путем деятельности, и мы говорим, что правою стопою шествуют, о тех, которые весьма ревностно стремятся беспорочно идти к совершению служащего на пользу. Воспевает же и Давид: «нога моя ста на правоте» (Пс.25, 12), то есть в справедливости и правоте шествовал я и возненавидел развращенное; о грехолюбивых же говорится: «Ноги их быстры на пролитие крови; разрушение и пагуба на путях их» (Рим. 3, 15-16; Ис.59, 7). Итак, нога есть знак шествия в делах; двупалость же может служить ясным образом того, что мы можем право и безукоризненно шествовать тем и другим путем; путем добродетели в отношении к нам самим, и путем добродетели в отношении к другим. П. Речь убедительна. К. Итак, кто умеет право и разумно шествовать тем и другим путем, кто может приносить пользу и себе и другим, разумею — качеством нравов, и притом смышлен и весьма благоразумен, делает сердце свое как бы каким вместилищем и жилищем помышлений о Боге, постоянно как бы приводит во всестороннее движение в себе мысли о Божественных догматах и чрез это частое и разумное исследование утончает некоторым образом его столь тщательно усвоенные мысли: тот совершенно подобен будет животному, жующему жвачку, пищу находящуюся в утробе всегда отрыгающему и доводящему до зубов, чтобы она, еще раз измельчившись, хорошо переварилась и пошла на пользу. П. Ты говоришь правильно.