Бог во Христе назвал Себя любовью. Любовью безграничной, «безумной любовью» – как в один голос заявляли свв. Максим Исповедник и Николай Кавасила. Бог, во Христе, стал лицом раба, который, по слову пророка, не имел «ни вида, ни величия… и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему» (Ис 53:2), и который, именно благодаря этому, сияет той красотой, которая одна не эфемерна, не двусмысленна и не эстетична в объективном смысле слова, но отождествлена с любовью, излучающей принятие, прощение, «свет жизни», саму жизнь, которая сильнее смерти. Лицо отныне и навсегда представляет собой «живую икону любви», как об этом сказал св. Максим Исповедник 48.

Это лицо лиц является, без всякого разделения, и лицом Бога, ибо «видевший Меня видел Отца», – говорит Иисус (Ин 14:9). Он ведет, говорит тот же Максим, «все творение через себя явленного к себе совершенно тайному» 49. Христос открывает нам то, что мы предчувствуем перед самым смиренным лицом, которое Он открывает в тайну личности, в разность, – в общение, где, оставаясь полностью недостижимым, на поверхность выходит бесконечное.

Есть лица мудрецов – особенно буддистских – которые с закрытыми глазами замыкаются в своем собственном и невыразимом внутреннем мире. Архимандрит Спиридон, миссионер в Сибири, мемуары которого, опубликованные в 1917 г. в Москве, были переведены на большинство западноевропейских языков, пишет, что он столько восхищался этими мудрецами, что даже не осмеливался говорить им о крещении; но, добавлял он, наша христианская миссия, похоже, заключается в том, чтобы приводить их, углубляя эту внутренность, к тому, чтобы они открыли глаза и увидели другого в неустранимом характере его личного существования.

Открыть глаза… Действительно, в открытии – все. Апостол Павел, в гениальном прозрении о кенозисе, осмелился говорить о Боге, о Боге во Христе, не на языке полноты, но на языке умаления, то есть о любви без границ, принятии другого в отречении от себя: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам… смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Флп 2:6–11).

Лицо Христа, на Туринской плащанице например, где оно схвачено в момент между смертью и воскресением, лицо, которое избороздили смерть любви и любовь – вечный победитель смерти.

Лицо Иисуса предстает как источник Света: «Как оно потрясает, это лицо, – писал св. Анастасий Синаит. – Это не что иное, как жилище Бога и врата неба… Оно сияет, сияя ярче, чем солнце» 50. На кресте расцветает Роза – в сиянии слов распятого Иисуса лицо есть «прекраснейшая Роза» – так воспевает Христа Армянская церковь, наследница древней сирийской традиции. «Я есмъ» неопалимой купины, предвосхищающее тайну Рождения от Девы, – обращено к каждому из нас и становится ты есть, – ты жив навсегда. Ибо Имя – это лицо, а лицо – это любовь.

«О БАХЕ» Интервью 1) Считаете ли Вы, что религиозное измерение является структурной и образующей составной частью музыки Иоганна–Себастьяна Баха? Музыка Баха как для него, так и для нас, если мы не довольствуемся тем, чтобы ее слушать, если мы ее практикуем и поем (пусть даже внутренне), есть музыка, неотделимая от молитвы, это музыка, которая молится и заставляет молиться. Бах пишет о вере. Он пишет, чтобы передать не только вибрацию, но и содержание веры (вот почему он выступал против пиетизма, слишком субъективного и слишком малоцерковного в его глазах). Особенно в Лейпциге, с 1723 г. до его смерти в 1750 г., творчество Баха выдержано в ритме богослужения: он пишет органные прелюдии, вводит песнопения и хоралы, аккомпанирует им, создает музыкальные размышления над евхаристической тайной во время причащения и завершает все поклонения в форме фуги. Хоралы, написанные им, всегда находятся в тесной связи с библейскими воскресными чтениями. Его кантаты созданы не для концертного исполнения, но для того, чтобы быть составной частью литургии.