Таинственная вещь: в то время как уже почти вся вселенная получила от Бога столь великое спасение, сколь недостойных предстоятелей мы имеем [в Церкви]!

Я буду кричать о правде, хотя она крайне неприятна. Мне стыдно сказать, как обстоят дела, но я все же скажу. Хотя мы поставлены быть учителями блага, мы являемся мастерской всех зол и наше молчание кричит (даже если будет казаться, что мы не говорим). Мы же с легкостью поставляем на кафедру всех, если только они желают этого, делаем их начальниками над народом, и при этом не исследуем внимательно ни их настоящее, ни прошлое, ни деятельность, ни подготовку, ни круг знакомых, но поспешно [поставляем] тех, которые показались нам достойными престолов.

В самом деле, если мы знаем, что избранного власть в большинстве случаев делает хуже, то какой же благоразумный человек предложит того, кого не знает? И в то время как в дурных клячах нет недостатка повсюду, чистокровных лошадей разводят в домах богачей, – то почему предстоятеля находят с легкостью, да еще новичка, который не понес трудов.

О быстрая перемена нравов! О дело Божие, доверенное игральным костям! Или: о комическая маска, одетая неожиданно на одного из самых скверных и ничтожных людей: и вот перед нами новый блюститель благочестия! Поистине велика благодать Духа, если среди пророков и дражайший Саул!

Вчера ты был среди мимов и театров (а что было, кроме театров, пусть разузнает ктонибудь другой), сейчас же ты сам для нас необыкновеное зрелище. Сейчас ты степенен, твой взгляд наполнен только кротостью (за исключением того, что втайне ты предан старой страсти). Вчера, ораторствуя, ты продавал судебные процессы, поворачивая то в одну, то в другую сторону все, что касается законов. Сейчас же ты внезапно стал мне судьей и как бы вторым Даниилом. Вчера ты находился среди женоподобных танцовщиков, выводил песни и гордился попойками. Сейчас ты блюститель целомудрия дев и замужних женщин. Вчера Симон Волхв, сегодня Симон Петр! Ax какая быстрота: вместо лисы – лев!

Скажи мне, любезный, ты, бывший сборщиком податей или оставивший какуюнибудь должность в армии, как ты, будучи прежде бедным, а затем превзошедший Креза своими доходами (владея домом, который полон слез), проник в святилище и завладел престолом?

Тебя изменило крещение, которое является очищением? Постой! Пусть это будет явлено! Ведь крещение не есть очищение характера человека, но очищение лишь того, что произрастает из его характера, Предположим, что некто неплохой человек. Достаточно ли будет этого? И что же, мы будем любить самое восковую дощечку, которая переписана и с нее стерты прежние отпечатки? Ищи благодать! Потому что сейчас я вижу в тебе должника, хотя кафедра поднимает тебя на большую высоту.

Допустим также, что епископство есть совершенное очищение. Высокое положение изменило тебя: я вижу ангела. Верующий, уважающий те же законы, что и я, примет это с готовностью, потому что верит учению [Церкви]. Но тот, кто стоит вне [Церковной ограды], не знает, как иначе судить о благе веры, если [у священнослужителей] нет доброго имени: и хотя он не видит ни одного своего недостатка, он становится строгим обличителем твоих. Как, скажи, мы убедим его составить о нас иное мнение, отличное оттого, которое уже внушили ему своей жизнью? Как заградим ему уста? И какими доводами? До какой же степени все перепуталось! На каком основании наше учение оказывается столь дешевым? Кто ораторствовал или же исцелял недуги прежде нежели изучил искусство произнесения речей или характер болезней? Сколь малого бы стоили искусства, если, только захотев, можно было бы тотчас овладеть ими! Но довольно всего лишь приказа, и предстоятель в один миг оказывается полным совершенством! Но как же ты можешь, взирая сверху вниз на того, кто остается служителем Божиим, раздуваться от спеси и стремиться к власти престола, вместо того, чтобы, пребывая на нем, содрогаться и трепетать от мысли, что ты пасешь волов, которые лучше своего волопаса? Вот таковы они. Может быть, они и сделались бы лучше, но им мешают престолы, ибо власть делает безумца еще хуже. И если такой человек становится у нас епископом, если он наихудший и полон мерзости, то тогда [исполняется написанное: ] «терновник царствует над деревьями». Тем не менее он с блеском восседает посредине, пользуясь плодами чужого стола, и презирает всех как недоносков. Он имеет один только повод для высокомерия– значительный город. Разве какойнибудь городской осел стремится иметь преимущество перед другим, деревенским ослом? Он есть таков, каков он есть, хотя и живет в городе. Итак, продолжайте держать в своих руках престолы и власть, если это кажется вам высшей наградой: веселитесь, бесчинствуйте, бросайте жребий о патриаршестве – пусть великий мир уступает вам; меняйте кафедру за кафедрой; одних бросайте вниз, других – возвышайте: все это вы любите. Ступайте своей дорогой! Я же обращусь мыслями к Богу, для Которого я живу, дышу, й только на Него обращаю взгляд» (Стихотворение о себе самом и о епископах)247.