„Здравствуйте! Черезъ часъ у васъ ударятъ въ колоколъ, и теперь вы уже проснулись и приготовляетесь къ заутрен?. Какъ живо я вижу вс?хъ васъ, ваши сборы, од?ванье, кофей; даже, кажется, отгадалъ бы разговоры ваши, еслибъ былъ ув?ренъ, что у васъ все такъ, какъ было при посл?днемъ письм? вашемъ, что вы здоровы и спокойны. Думая объ насъ, вы знаете, что наши мысли теперь съ вами, и если вы вс? не сомн?ваетесь въ этомъ, то бьюсь объ закладъ, что Машенька это сказала. Напишите, пробилъ ли я? У насъ зд?сь, не смотря на Греческую церковь, заутрени н?тъ, но это не м?шаетъ намъ слышать Русское: Христосъ воскресе и присутствовать при вашемъ христосованьи. Завтра, однако, мы будемъ у об?дни реально . Посл? посл?дняго письма моего изъ Берлина, я не усп?лъ отдать вамъ отчета о томъ, что я д?лалъ и что со мною д?лалось. Постараюсь вознаградить это теперь, сколько возможно. 31го Марта по н. с., простившись съ моими Берлинскими знакомыми, я возвратился домой въ 8 часовъ вечера и началъ укладываться, чтобы на другой день отправиться въ 6 часовъ утра. Юлій Петерсонъ, сынъ Рижскаго, съ которымъ мы видались въ Берлин? почти каждый день, милый, д?льный и, что р?дко, вм?ст? gem?thlicher малый, – докторъ Нордманъ, объ которомъ я писалъ къ Максимовичу, отм?нно интересный челов?къ, – и еще н?сколько другихъ н?мцевъ и русскихъ, пришли меня провожать, помогли уложиться и просид?ли до 2хъ часовъ, потому что я не хот?лъ ложиться спать, боясь прогулять время отъ?зда почты, которая буквально не ждетъ 2хъ минутъ посл? назначеннаго срока. Когда они ушли, то мы съ Юліемъ вел?ли сд?лать себ? кофею, и такъ заговорились, что не зам?тили дня и чутьчуть не пропустили роковой минуты. По счастію, хозяинъ мой напомнилъ намъ часъ, и мы усп?ли придти на почту за 5 минутъ до отъ?зда кареты. Если Юлій прежде меня воротится въ Россію и будетъ въ Москв?, то постарайтесь, сколько можно, отплатить ему за его обязательность и, можно сказать, дружбу ко мн?. Сутки ?халъ я до Дрездена, гд?, чрезъ часъ по прі?зд?, свид?лся съ Рожалинымъ. Рожалинъ совершенно тотъ же, выключая длинныхъ волосъ (которые, однако, онъ сегодня остригъ) посл? двухъ л?тъ уединенной жизни. Онъ занимается много, и д?льно; привыкъ къ сухому, не потерявъ нисколько внутренней теплоты. Выучился по Англійски и по Польски; посл?дній языкъ особенно знаетъ онъ прекрасно; читалъ съ выборомъ, и никогда не терялъ изъ виду главнаго предмета своихъ занятій: филологіи и древностей. Кругъ его знакомства не широкій, но выборъ д?лаетъ честь его характеру. Вообще, однако, можно сказать, что во все это время онъ былъ почти одинъ; это, однако, не им?ло невыгоднаго вліянія на его обыкновенное расположеніе духа и дало его образу мыслей и выраженіямъ б?льшую оригинальность, безъ односторонности. Завидное качество, такъ какъ и вообще его поведеніе въ отношеніи ко вн?шнимъ обстоятельствамъ его ц?лой жизни. Въ первый часъ нашего свиданія мы съ радости усид?ли бутылочку за ваше здоровье и за лучшее на родин?. Это развязало немножко наши языки, такъ что мы тутъ же приступили къ переговорамъ о его пере?зд? въ Мюнхенъ, соображаясь съ вашими письмами. Отъ?здъ его изъ Дрездена сейчасъ же былъ р?шенъ, но онъ колебался еще, ?хать ли ему со мною или ждать Кайсарову, и остановился на мысли – ?хать только въ день моего отъ?зда. Собраться было не долго, и вотъ мы въ Мюнхен?. Въ Дрезден? пробылъ я три дня, вид?лъ галлерею, слышалъ славный концертъ и лучшихъ п?вцовъ и музыкантовъ, но театра не вид?лъ по причин? поста, и не познакомился ни съ к?мъ изъ интересныхъ литераторовъ и ученыхъ, живущихъ въ Дрезден?. Городъ самый и описывать вамъ не стану, потому что скучно, да къ тому же вы можете разспросить объ немъ у Пушкиныхъ... Музыку описывать нельзя, галлерею описывать много. Скажу только, что Рафаэлевой Мадонны я не понялъ, въ Корреджіевой Магдалин? хотя искалъ, но не могъ найти ничего новаго и отличнаго отъ копіи К. и кр?пко подозр?ваю посл?дняго, что онъ не самъ скопировалъ, а укралъ свою копію у какого нибудь отличнаго мастера. За то другія картины произвели на меня т?мъ большее впечатл?ніе; но еслибъ я хот?лъ вамъ разсказать впечатл?ніе этихъ картинъ, то говорилъ бы не объ нихъ, а потому оставляю это до свиданія. Къ брату прі?хали мы въ Субботу передъ зд?шнимъ Св?тлымъ Воскресеніемъ, т. е. въ нашу Лазареву Субботу, и застали его за об?домъ, который сейчасъ увеличился двумя порціями и бутылкою вина за свиданье и за васъ. Я писалъ уже вамъ о перем?н?, которая такъ счастливо произошла въ его вн?шней сторон?. Впрочемъ, въ отношеніи къ прежнему, но она только начало для будущаго. Мн? не нужно прибавлять, что это счастливая перем?на только вн?шняя, и что внутри онъ еще счастлив?е: остался тотъ же глубокій, горячій, несокрушимо одинокій, какимъ былъ и будетъ во всю жизнь. При этой сил? и теплот? души, при этой твердости и простот? характера, которыя д?лаютъ его такъ высокимъ въ глазахъ немногихъ, им?вшихъ возможность и ум?нье его понять – ему не доставало одного: опытности жизни, и это именно то, что онъ теперь такъ быстро начинаетъ пріобр?тать. Необходимость сообщаться съ людьми сд?лала его и сообщительн?е и см?л?е, уменьшивъ н?сколько ту недов?рчивость къ себ?, которая могла бы сд?латься ему неизл?чимо вредною если бы онъ продолжалъ еще свой прежній образъ жизни. Конечно вн?шняя сторона его никогда не достигнетъ внутренней, даже и потому, что ей слишкомъ далеко было бы гнаться, но все таки это вн?шнее образованіе будетъ одна изъ главн?йшихъ пользъ его путешествія. Занимается онъ зд?сь много и хорошо, т. е. сообразно съ своею ц?лью. Особенно въ его сужденіяхъ зам?тно то развитіе ума, которое даетъ основательное занятіе философіей, соединенной съ врожденною в?рностью взгляда и съ н?которыми сердечными предразсудками, на которые можетъ быть сводится все достоинство челов?ка, какъ челов?ка. Вотъ самое интересное изъ вид?ннаго мною въ Мюнхен?, – я хот?лъ сказать изъ всего, что вид?лъ, разставшись съ вами. Мы покуда поселились у брата; я останусь зд?сь еще около нед?ли, а потомъ они наймутъ другую квартиру, гд? имъ будетъ просторн?е и за ту же ц?ну, в?роятно, потому что квартиры зд?сь отм?нно дешевы и хороши, а братъ платитъ за свою дорого, по зд?шнему, хотя она и хороша, т. е. была, покуда лучшая изъ двухъ комнатъ не загромоздилась лишними двумя кроватями. – 2 часа. Теперь уже вы въ сбор? и можетъ быть уже у всенощной. Думайте объ насъ весело. Обнимаю васъ кр?пко до завтра. Петръ и Рожалинъ уже спятъ давно. Петръ чтото говоритъ сквозь сонъ, можетъ быть христосуется съ вами. Попробую, не удастся ли мн? повидаться съ вами во сн?. Покуда прощайте.

„18 Апр?ля. Не знаю, что у васъ сегодня д?лается, и потому не знаю, праздникъ ли для васъ сегодня. Эта мысль м?шаетъ еще больше, ч?мъ разлука съ вами. Какая скверная вещь – разстояніе! Въ каждую мысль объ васъ она втирается незваннымъ гостемъ, похожимъ на Варвиковаго сос?да. Сегодняшній день старались мы сколько возможно сд?лать нашимъ Св?тлымъ Воскресеньемъ, по крайней м?р? съ вн?шней стороны. Въ 9 часовъ отправились въ Греческую Церковь. Но зд?сь ни что не напоминало намъ даже Русской об?дни, потому что, кром? Греческаго языка, въ зд?шней церкви еще и та особенность, что попъ вм?ст? дьячокъ и дьяконъ и попъ. Зрителей, любопытныхъ Н?мцевъ, собралась непроходимая толпа, а изъ Русскихъ, кром? насъ, были только Тютчевы, у которыхъ мы сегодня и об?дали. Оба брата и жена ?едора Ивановича очень милые люди, и покуда зд?сь, я над?юсь вид?ться съ ними часто. Жаль, для моего брата, что они ?дутъ въ Россію. Они нравятся и ему, что впрочемъ вы могли зам?тить изъ его писемъ. – 26. Мы получили ваши милыя письма, которыя опять осв?жили душу. Что бы ни писали вы, даже то, что вы пишете объ моемъ разстраиваньи братниной и Рожалиновой дружбы, все читается съ наслажденіемъ. Каждое слово, каждый оборотъ фразы переноситъ меня передъ васъ. Смотря на васъ, говоря съ вами, я не всегда чувствовалъ ваше присутствіе такъ живо, какъ читая ваши письма. Ради Бога, не велите Маш? трудиться надъ письмами къ намъ и учиться писать ихъ.... Пусть пишетъ, что придетъ въ голову и такъ какъ придетъ. Мн? кажется, что для того, чтобы ей ум?ть оц?нить свои письма, она должна принять за правило то, что ч?мъ хуже написаннымъ письмо ей кажется самой, т?мъ оно лучше въ самомъ д?л?. Не ужели все душевное, простое, милое, должно д?латься безъ сочиненія! Посл? этого въ чемъ же состоитъ мудрость? Теперь только чувствую, какъ глубоко чувствовалъ Рафаэль, когда вм?сто всякаго выраженія своей Мадонн?, далъ только одно выраженіе – робкой невинности. Но чтобы мн? не заговориться, я начну отв?чать на ваше письмо по порядку. Сначала объ Рожалин?. Если я не совс?мъ понялъ васъ изъ прежняго письма вашего объ немъ, то въ этомъ виноваты немножко вы сами. Вы не писали ко мн?, что ему хочется ?хать въ Мюнхенъ, но что онъ соглашается ?хать туда за то, чтобы посл? вы доставили его въ Россію. По крайней м?р? я такъ понялъ васъ. Если же житье Рожалина въ Мюнхен? жертва , думалъ я, то это жертва безполезная, потому что брату онъ другой пользы не принесетъ, кром? удовольствія быть вм?ст?. Для этого не стоитъ ему жертвовать другими планами, если у него есть выгодн?йшіе. (Я тогда не зналъ еще, что отъ?здъ Кир?ева оставлялъ его на 1й тысяч? рублей, и кром? того думалъ объ В.). Но если Рожалинъ считаетъ по?здку въ Мюнхенъ жертвою, то онъ долженъ вид?ть въ ея результатахъ что нибудь больше простаго удовольствія. Что же! Быть учителемъ брата, и пр. и пр. – вотъ мысли, которыя заставили меня написать къ вамъ то, что я написалъ. Конечно я виноватъ, что не понялъ васъ, но и вы не правы, что положились слишкомъ на мою понятливость, а еще больше, что предположили, что я буду д?йствовать противъ вашей воли. Я ни минуту не поколебался, когда узналъ ее, а еще больше, когда, увид?вшись съ Рожалинымъ, я узналъ его обстоятельства. Напротивъ, только моя твердая р?шительность могла преодол?ть его колебаніе. Но говорить объ д?л? сд?ланномъ не значитъ ли терять время? На вопросы ваши о Петруш? я отв?чалъ въ посл?днемъ письм?. Объ уныніи его не могу ничего сказать, потому что теперь вм?ст? намъ унывать некогда. Вообще я над?юсь, что онъ слишкомъ занятъ для этого. А если бываетъ иногда грустно, думая на Востокъ – т?мъ лучше! Это даетъ значительность жизни и д?ятельность. Я очень хорошо испыталъ это въ посл?днее время: вообразите, что свиданіе съ братомъ и Рожалинымъ отняло у меня безпокойство одиночества, отняло вм?ст? почти всю ту д?ятельность, которой я самъ радовался въ Берлин?. Я опять сплю посл? об?да, опять не чувствую каждой минуты, опять ничего не сд?лалъ. До сихъ поръ не былъ ни у Шеллинга, ни у кого изъ прим?чательныхъ людей и кром? театра, сада, концерта и ежедневной картинной галлереи – не видалъ ничего и ни кого. За то, картинная галлерея совс?мъ овлад?ла мною. Иногда мн? кажется, что я рожденъ быть живописцемъ, если только наслажденіе искусствомъ значитъ им?ть къ нему способность; чаще однако мн? кажется, что я никогда не буду им?ть никакого толка въ живописи и даже неспособенъ понимать ее, потому что именно т? картины, которыя всего больше д?лаютъ на меня впечатл?ніе, всего меньше занимаютъ меня сами собою. Я до сихъ поръ еще не могу пріучить себя, смотря на картину, вид?ть въ ней только то, что въ ней есть. Обыкновенно начинаю я съ самаго изображенія, и ч?мъ больше вглядываюсь въ него, т?мъ больше удаляюся отъ картины къ тому идеалу, который хот?лъ изобразить художникъ. Зд?сь поле широкое, и прежде ч?мъ я усп?ю опомниться, воображеніе закуситъ удила и, какъ чортъ св. Антонія, унесетъ такъ быстро, что прежде ч?мъ усп?ешь поднять шапку, она лежитъ уже за тысячу верстъ. Только тогда, когда матеріальное присутствіе картины напомнитъ о себ?, узнаешь, что былъ далеко, почти всегда тамъ, гд? всходитъ солнце. Мн? самому см?шно сознаваться въ этой способности наслаждаться въ картин? т?мъ, чего въ ней н?тъ, и я очень хорошо чувствую всю странность этого качества, которое, чтобы быть совершенно cons?quent, должно больше всего радоваться золотою рамкою около пустаго м?ста. Еще странн?е мн? вид?ть это качество именно въ себ?, у котораго оно не зам?няется даже творчествомъ воображенія, потому что воображенія собственно у меня н?тъ, а его м?сто заступаетъ просто память. Вообразите, что мн? иногда случается долго смотр?ть на одну картину, думая объ другой, которая виситъ черезъ ст?ну, подойдя къ этой, опять вспомянуть про ту. Это не врожденное, и я очень хорошо знаю – откуда”.

28 Апр?ля./10 Мая.

„Вотъ я уже ц?лый м?сяцъ тутъ, и останусь, можетъ быть, весь семестръ; сл?довательно пишите ко мн? не въ Парижъ, а въ Мюнхенъ. Въ самомъ д?л? странно бы было у?хать отсюда, не слыхавши Шеллинга. Онъ начинаетъ завтра. Я между т?мъ слушаю уже Окена натуральную исторію и его же физіологію, и Шорна исторію нов?йшаго искусства. У Шеллинга и Окена я былъ, познакомился съ ними и над?юсь быть не одинъ разъ. Но подробности всего въ сл?дующемъ письм?. Кром? ихъ и Тютчевыхъ я зд?сь еще не видалъ никого. День мой довольно занятъ, потому что, кром? субботы и воскресенья, я четыре часа въ сутки провожу на университетскихъ лавкахъ; въ остальное время записываю лекціи. Если мн? удастся ихъ записать, пришлю къ Погодину, если вы беретесь взять съ него честное слово, чтобы онъ не напечаталъ изъ нихъ ни одной буквы, потому что если Шеллингъ узнаетъ, что его слова тискаются, то готовъ сд?латься заклятымъ врагомъ. Этому были уже прим?ры. Прощайте! Письмо къ Баратынскому пошлите въ деревню, если онъ еще не въ Москв?. Пишите къ намъ чаще и больше и подробн?е, а пуще всего будьте здоровы. В?рно еще письмо пришлемъ черезъ дв? нед?ли. Мы разочли, что такъ какъ мы вм?ст?, можемъ писать вдвое чаще. Напишите мн? все что знаете обо вс?хъ, кто помнитъ меня и кто забылъ. Перестали ли грызть мою статью?”

21го Мая./2го Іюня.

„Д?ятельность моя Берлинская нашла зд?сь на мель. Вм?сто того, чтобы заниматься близкимъ, я пускаю мысли въ далекое, и отъ того 1/3 дня провожу на постели. Однако это не пом?шало мн? прочесть много интереснаго. Пишу я мало, за то слушаю лекціи аккуратно и н?которыя записываю. Шеллинговы лекціи легли довольно стройно, и потому я ихъ пришлю не къ Погодину, а къ папеньк?, а то первый, боюсь, напечатаетъ. Вы за то прочтете ему то изъ нихъ, что вамъ понравится, потому что эти лекціи писаны такъ, что, кажется, и вы прочтете ихъ не безъ удовольствія. Система Шеллинга такъ созр?ла въ его голов? съ т?хъ поръ, какъ онъ пересталъ печатать, что она, какъ готовый плодъ, совс?мъ отд?лилась отъ той в?тви, на которой начинала образоваться, и свалилась кругленькимъ яблочкомъ между Исторіей и Религіей. В?роятно, однако, что яблочко будетъ началомъ новой Троянской войны между философами и нефилософами Германіи. Курносый Шеллингъ будетъ играть роль Париса, а въ пламенные Ахиллы, я не знаю, кто бы годился изъ Н?мцевъ, если нашъ Л. не возьметъ на себя этой роли. Въ боги также можно навербовать изъ сотрудниковъ Телеграфа, Максимовича въ Марсы и пр. Только кто будетъ Венерою?.... Ув?рьте въ этомъ перваго сл?паго и велите ему быть Гомеромъ, съ условіемъ однако, чтобы онъ смотр?лъ на Венеру сквозь пальцы. Рожалинъ, которому я это прочелъ, говоритъ, что она Елена, изреченіе достойное ученика Тирша. Соболевскаго зд?сь еще н?тъ, не смотря на то, что онъ об?щалъ быть къ намъ въ половин? Мая. Тютчевы у?хали 28 въ Россію. Если вы увидите ихъ отца, то поблагодарите его хорошенько за сына: нельзя быть мил?е того, какъ онъ былъ съ Петрухою, который не смотря на предупрежденіе, съ которымъ, помните? по?халъ изъ Москвы, зд?сь былъ разомъ совершенно обезоруженъ Тютчевскимъ обхожденіемъ. Онъ могъ бы быть полезенъ даже только присутствіемъ своимъ, потому что у насъ такихъ людей Европейскихъ можно счесть по пальцамъ. Кром? Тютчева, я зд?сь незнакомъ ни съ к?мъ. У Шеллинга и у Окена былъ раза по 2 и только. Братъ съ ними знакомъ и больше ум?етъ мастерски обходиться. На дняхъ пришла намъ охота учиться по Итальянски; мы уже условились съ учителемъ и достали н?сколько Итальянскихъ книгъ. Что вы скажете объ этомъ?” 30 Мая./11 Іюня. „Папенька также разъ началъ учиться по Итальянски, маменька по Итальянски знаетъ, Машу мы выучимъ въ 2 м?сяца, и вотъ у насъ языкъ a parte, языкъ Петрарки и Данте! Не знать такого легкаго языка такъ же стыдно, какъ стыдно бы было не перейти черезъ улицу, еслибы на Мясницкой показывали Альфьери и Петрарку. Авось и папеньк? придетъ охота продолжать Итальянскій языкъ! Въ Тирол? мы не были, потому что погода была скверная. За то были въ Шлейсгейм?, который часъ ?зды отъ Мюнхена. Мы провели тамъ 7 часовъ, которыхъ едва достало, чтобы вскользь осмотр?ть 42 залы, гд? больше 2000 картинъ, и почти все изъ древнихъ Н?мецкихъ школъ. Особеннаго впечатл?нія не произвела на меня ни одна, потому что ихъ было слишкомъ много; къ тому же я прі?халъ туда уже избалованный зд?шнею центральною галлереею, куда перенесены лучшія картины изъ Шлейсгейма. Не стыдно ли вамъ безпокоиться объ моей по?здк? будущей въ Парижъ? Я не только отважусь ?хать туда черезъ 2 м?сяца, но еще им?ю дерзость везти съ собою брата. Какъ бы желалъ, чтобы вы хотя для того увид?лись съ Тютчевымъ, чтобы получить отъ него в?рныя св?д?нія обо всемъ, что васъ такъ напрасно безпокоитъ. Какойтакой ученый журналистъ ув?рилъ васъ, что вс? путешественники вы?зжаютъ изъ Франціи? Это чтото пахнетъ Булгаринымъ”. 3/15 Іюня. „Наконецъ третьяго дня удостоились мы приложиться къ явленному образу Соболевскаго, худаго, стройнаго, тонкаго, живаго, прямосидящаго, тихоговорящаго и пр. Онъ пробудетъ зд?сь около нед?ли и отправится въ Италію. Вотъ вамъ просьба очень важная, которую исполнить попросите Петерсона съ помощью Яниша К. И. и вс?хъ т?хъ, кого найдете къ этому способнымъ. Д?ло въ томъ, чтобы узнать нав?рное и аккуратно , есть ли въ нашихъ старинныхъ церквахъ своды или украшенія, или двери, или окна, выгнутые подковою , т. е. полукругъ съ продолжительными дугами называется подковою; если есть, то гд?? какъ? когда? и проч. Объ этомъ проситъ меня справиться профессоръ Шорнъ, потому что этимъ однимъ фактомъ онъ можетъ опровергнуть ц?лую новую систему архитектурнаго вліянія Арабовъ. Если бы можно было прислать хотя только геометрическими линіями снятое изображеніе Успенскаго собора, то это было бы всего лучше. Въ такого рода занятіяхъ проходятъ вс? наши часы зд?сь. Поэтому разсказывать остается почти ничего. Т?мъ больше нетерп?ніе получать ваши письма. Соболевскій писалъ уже въ Парижъ, чтобы ваши (письма) оттуда прислали ко мн? сюда; Александръ Тургеневъ уже у?халъ изъ Парижа. Досадно, что я не увижусь съ нимъ, т?мъ больше, что кром? его у меня не было ни къ кому писемъ въ Парижъ. Соболевскій даетъ н?сколько писемъ къ какимъто мадамамъ, своимъ друзьямъпріятельницамъ, къ которымъ я могу ?здить въ халат?, хотя он? самыя почтенныя особы Французскаго языка. Чувствуете ли вы, какъ ловко мн? будетъ?”