„Мало-по-малу начало согреваться сердце юноши, и очи источать слезы умиления; творил он частые коленопреклонения; возсылал молитвы и к Богоматери, с воздыханиями и болезнию сердечною. Помышляя, что предстоит пред Господом; он мысленно припадал к пречистым ногам Его, и со слезами умиления умолял Его — умилосер­диться над ним, как над слепым, и даровать свет умным очам его.

День ото дня росла и светлела молитва его, и углуб­ляясь, длилась иногда до полуночи. Непод­вижно стоял он тогда, как столп какой, и очей своих не обращал туда и сюда, чтоб видеть что нибудь, а стоял с великим страхом и трепетом, не дремля, не тяготясь, не унывая. „В один вечер, когда молился он по обычаю, и в уме своем говорил мысленно: Боже! милостив буди мне грешному!

— внезапно осенил его умный свет Божественный. Будучи пленен таким видением, юноша забыл себя и не понимал, на земле ли он, или на воздухе; весь мир исчез пред ним, и сам он весь изменился, быв проникнут тем Божественным действием, и исполнен слез и радости неиз­реченной, которая не отходила от него и тогда, когда он пришел в себя. Всю эту ночь не спал он; сон и на ум не приходил ему от сладости духовной, напол­нявшей сердце его.

После этого, сладость умнления уже не отходила от сердца его, и от­гоняла от него всякий мирской и плотской помысл; он стал ко всем вещам бесчувствен до того, что сон и пища не прихо­дили ему на ум, и он проводил в посте и бдениях мн o ги e дни. „Дивно и достохвально, что двадцатилетний юноша, озабоченный деламн житейскими и ми pc кими, и, кроме их, ни о чем высшем не помышлявший, а только малое нечто слышавший от старца, и те три слова усвоивший из душеспасительной книги, малым тем подвигом, который нес с искреннею верою и упованием, в короткое время достиг такого совершенства духовного, что пленен был в видение умное, сподобился Божественного просвещения и вкусил сладости духовной, облегчившей ему весь по­следующий путь жизни!

Так-то, ни юность не вредит, когда она исполнена страха и вожделения Божественного, и жизнь среди ми pa в самом шумном городе не помешает нам творить заповеди Божии и преуспеть в жизни духовной, если только имеем усердие." Выразить нельзя, сколько назидания источает опыт сей! А вот и другой, бывший с иноком, но удобоподражаемый для всех.

Григорий Синаит спросил авву Максима Кавсокаливита (это на A ф o не): держит ли он умную молитву? Тот отвечал: «не скрою от тебя, честный отче, милостию, явлен­ной мие Богоматерию. От юности имел я великую ве py к Госпоже моей Богородице, и молился Ей со слезами, да даст мне бла­годать умной сей молитвы. Однажды, пришедши в храм по обычаю, с большим усердием и с обильнейшими слезами по­молился я Ей об этом, — и когда потом приступил со страхом приложиться к иконе, изображавшей Божественный лик Ее, вдруг ощутил теплоту, впадшую в перси мои и в сердце, которая не палила, но усла­ждала и орошала, и к умилению подвигала душу мою.

С этой минуты ум мой начал непрестанно поучаться в молитве, и сердце услаждаться памятию Господа моего Ии cyca и Богоматери; и никогда уж эта  молитва не оскудевала в сердце моем. Я желал тогда безмолвия и уходил в пустынные места, чтоб сподобляться явленнейшего и богатейшего плода молитвы — восхищения ума ко Господу. Блаженный Григорий спросил: а что бывает с душею, когда приходит это восхищение?

—Старец отвечал: „когда бла­годать Святого Духа придет в молитве и пленит ум, тогда перестает молитва, потому что ум бывает тогда обладаем пришествием Святого Духа, и не может про­стирать сил своих, но бывает празден, и покоряется только Духу Святому, Который, как изволит, изводит его или в неве­щественный воздух Божественный, или в другое изступительное з p ение, или Боже­ственную беседу. Утешитель Дух Святый каждому по достоинству подает утешение, как и в какой мере хочет; Он не показывает ему что либо обычное, но тайно научает тому, чего он прежде не видал и не воображал никогда". Этот опыт указывает, кажется, на са­мый надежный способ стяжания теплой мо­литвы — самую молитву. Он говорит: мо­лись о молитве, и Дающий молитву молящемуся, даст и тебе молитву просимую. Я хогел бы привести здесь, как выраженное этим фактом с силою изъяснено нравоучительным словом в беседах Макария великого, по опасаюсь наскучить. Скажу толь­ко общую об этом мысль сего отца, кото­рую не раз повторял он своим ученикам: „Нудь себя на молитву, и Господь, видя усердие, с каким домогаешься ты молитвы, даст тебе молитву." Но не могу удер­жаться, чтоб не привесть здесь пример молитвенника, который представляет св. Исаак Сирианин в 10-м слове своем. „В один день, пишет он, пришел я в келлию к одному брату, и, по болезни своей, прилег у него, чтоб он походил за мною,  ради Бога, так как знакомых у меня там никого не было. И видел я, как этот брат совершал свою молитву. Довольно времени он стихословил (читал Псалтирь на распев) и вдруг оставлял правило, падал на лицо свое, и до ста, или более раз, с горячностию, какую возжигала в сердце его благодать, ударял головою в землю. После сего он вставал, лобызал крест Владычний, и снова повергался на лицо свое. И такой обычай соблюдал он всю жизнь, так что невозможно исчислить мно­жества его коленопреклонений. Раз двадцать со страхом и горячностию, с любовию раство­ренной благоговением, лобызал он крест, и опять начинал стихословие; а иной раз от великого возгорения помыслов, распалявших его горячностию своею, когда не в силах был вынесть разжжение того пламе­ни, препобеждаемый радостию, вскрикивал, будучи не в силах удержаться. По утру же, после первого часа, когда садился он за чтение, то делался подобен человеку пле­ненному, и, в продолжение каждой читаемой им главы, не раз падал на лицо свое и на многих стихах воздевал руки свои к небу и славословил Бога." Из приведенных опытов можно вывесть весьма верное заключение, что у кого есть усердие молиться, того нечего учить, как усовершенствоваться в молитве. Самый труд молитвенный, с терпением продолжаемый, доведет его и до высших степеней молитвы. Но что делать немощным, вялым и осо­бенно тем, которые прежде чем дошли до разумения, какова должна быть молитва, успе­ли затвердеть во внешней формальности и охладели в навыкновении порядкам уставного молитвословия? Им остается еще при­бежище —художественное делание умной молитвы, молитвы ко Господу.