The Romans in the first centuries A.D. lived generally better than before: they built better houses, ate better, and maybe even received a better secondary education. The improvement in everyday life apparently affected even slaves, not to mention freedmen. It is important to emphasize this because the criticism of the "hypertrophy of the material", the criticism of the pursuit of the benefits of "this world" constituted one of the most important moments of the social program of early Christianity.

2. The attempt to declare primitive Christianity to be a syncretic product also turns out to be completely unfounded. The first thing that speaks most strongly against the "evolutionary" appearance of Christianity and the syncretic nature of its formation is the suddenness of the appearance of Christianity, followed by its completely incomprehensible in the natural plane its wide spread "throughout the universe." F. Engels, for example, in his Book of Revelation directly calls Christianity "a major revolutionary movement." Of course, speaking of the "revolutionary" nature of Christianity, Engels did not mean an armed uprising of Christians against the existing social order or a political struggle, for there was none, he pointed to the very nature of the emergence of Christianity – explosive, unexpected. This correct view necessarily requires the recognition of its natural consequence. Revolutionism excludes syncretism, which can be the result of consistent molding, gradual creation, and speaks of the originality of this phenomenon, its fundamental difference from the existing old, speaks precisely of birth, and not of education.

In view of this, there is no special need to show the impossibility of such a birth of a new world religion from such mutually exclusive components as Judaism and Roman polytheism, which are always extremely antagonistic to each other. If Christianity had really been the product of a mixture of heterogeneous elements of Judaism and paganism, then, on the one hand, it would not have been so hostile to Rome, which knew no heresies and opened its doors wide to all religions and philosophical concepts; On the other hand, Christianity itself would not have rejected with such principled principle both paganism in all its varieties and legalistic Pharisaic and rationalistic Sadducean Judaism. The Apostle Paul very precisely defined the essence of the relationship between paganism and Judaism and Christianity: "We preach Christ crucified, a stumbling block to the Jews, and foolishness to the Greeks" (1 Corinthians 1:23).

We will try to give a feasible answer to these questions.

1.2. The Method of the Mythological School and Its Main Shortcomings

First of all, let us turn to the method used by the representatives of the mythological explanation of the origin of Christianity, and here we are forced to state that this method sins with a number of shortcomings.

The method of mythologists is a vivid example of what in logic is called circulus vitiosus, the "vicious circle" in proof. Mythologists proceed, as their ultimate foundation, from propositions which they have yet to prove, but which they accept as already proved and indubitable. They declare in advance not only the entire New Testament, but also the Biblical writing in general, to be a collection of myths and legends, and to deprive the testimonies of this writing concerning the events of the Gospel and Biblical history of all historical significance. With this attitude to the sources of biblical history, the facts of the latter can, of course, be explained in the most diverse ways and brought closer to anything. But is this attitude fair? Has the legendary nature of biblical sources been scientifically proven?

If, with such a biased attitude to sources, features common to myths are found in biblical stories, then there is nothing surprising in this: in any real history it is possible to point out "mythological" features, if one sets oneself in advance the goal of finding them. In his time, Bishop Whatley "brilliantly and irrefutably showed all the features of the sun-god in the famous mythical hero called Napoleon, how he rises in his glory from the east (The Egyptian Expedition), how surrounded by his 12 marshals (the signs of the zodiac), how he illuminates the whole world with the splendor of his exploits, how he is then overcome by the hostile power of the cold (the winter sun), and how, finally, disappears in the waves of the ocean on the western horizon (the setting sun)."

The Assyriologist Jensen, who set out to point out the traces of the Babylonian myth of Gilgamesh in the literature of the whole world, in his huge book, among other things, finds a great similarity between Gilgamesh and the biblical patriarch Abraham. He sees this similarity, for example, in the following: Gilgamesh has a friend and companion Eabani, Abraham has Lot; the beautiful goddess Ishtar falls in love with Gilgamesh, and the beautiful wife Sarah falls in love with Abraham; Gilgamesh defeats Humbata, Abraham defeats the army of Chedorlaomer; Gilgamesh travels, and so does Abraham, etc. "Of course," says one Russian researcher, "with this method of literary analogies one can find the features of Gilgamesh in any historical figure. Let's take Emperor Peter the Great as an example: Gilgamesh has a friend Eabani, Peter has Menshikov; Gilgamesh and the goddess Ishtar, Peter and Catherine; Gilgamesh defeats Humbata, Peter defeats Charles XII; Gilgamesh goes on a long journey, Peter goes abroad to receive a European education, etc."

В 1910 году два немецких автора, пользуясь методом мифологической школы, выпустили две сатирические статьи с «доказательствами», что Лютер и Бисмарк никогда не существовали. Нельзя не согласиться с покойным академиком А. Тураевым, что подобный способ отыскания «доказательств» может производить лишь «психологическое впечатление».

Параллели, устанавливаемые мифологами, изумительно произвольны до насильственности, в результате чего получается безудержная «погоня (охота) за аналогиями», или прямо «паралелломания», переходящая в своего рода «детскую болезнь – мифологитис».

Исследователи, критически рассматривавшие труды представителей мифологической школы, согласно отмечают факт произвольности и насильственности подобных сближений. Известный французский историк религий А.Ревилль, разбирая книгу Д.Робертсона «Христианство и мифология» (1900), так характеризует труды современных ему мифологов: «Евангельская история вся раздроблена, разбита на куски, измельчена, и к каждому ее куску, большому или малому, прикрепляется название мифа, или заимствования из предыдущих религий, их ритуалов, их религиозных кодексов, измышлений египетских, индусских, митрийских, греческих, римских, талмудических. Не остается почти никаких преград. Миф везде, миф во всем. Кончается тем, что начинаешь ощупывать самого себя, чтобы узнать, сам ты не стал ли мифом...».

Хорошо говорит о недостатках сравнительно-исторического метода, применительно к изучению памятников литературы, профессор А.М.Евлахов. «Не всякое сходство, – пишет он, – говорит о заимствовании. Один и тот же образ или мотив, даже один и тот же сюжет, могут зародиться совершенно самостоятельно, независимо друг от друга, прежде всего, в силу единства, повсеместного тождества человеческой личности. Ведь, в конце концов, конструкция мыслительного аппарата человека всюду и везде одна и та же. Если же принять во внимание, что человечество, кроме того, в известные периоды своего существования проходит, в общем, одни и те же этапы культурного развития, то легко понять, что теория литературного заимствования часто указывает генезис там, где его вовсе нет, и что вообще не может быть строгого, абсолютно верного критерия для различия заимствования от простого совпадения, случайного сходства». «Точного критерия для определения заимствования, – развивает далее свою мысль профессор Евлахов, – указать невозможно; никогда нельзя с полной уверенностью утверждать, что то или иное произведение или место в нем заимствовано, а не случайно совпало по содержанию или по форме с другими аналогичными. Мотивы, приводимые в пользу заимствования, всегда будут более или менее случайного характера, и даже тогда, когда наличность последнего могла бы быть доказана с полной очевидностью, т.е. сопоставлением текстов, историческими ссылками и т.д., возможны самые неожиданные сюрпризы. Справедливо было замечено, что все уже сказано кем-либо и когда-либо, и потому непременно опоздаешь, ибо уже семь тысяч лет существуют мыслящие люди (Ла Брюйер). Всякому из личного опыта известно, что часто приходит в голову какая-нибудь мысль, кажущаяся новой и оригинальной, и как часто она оказывается старой, кем-либо уже высказанной: такие казусы происходят на каждом шагу, и было бы нелепо в каждом таком случае предполагать заимствование... Словом, в вопросе о литературном заимствовании чрезвычайно легко на каждом шагу поддаться на удочку самообмана и обмана других». «Таким образом, – заканчивает свои рассуждения профессор Евлахов, – вопрос о том, заимствована ли данная мысль или форма, имеем ли мы случайное совпадение, или лишь видимость совпадения, по существу всегда остается открытым, или в очень многих случаях мы имеем право сказать только: влияние здесь могло быть, но было ли оно на самом деле – неизвестно... ».

Все сказанное о недостатках сравнительно-исторического метода изучения литературных произведений вполне применимо и к методу мифологической школы. Находя известное сходство между языческими религиями и христианством, исследователь совершенно не имеет научного права сразу же, ex abrupto, делать вывод о влиянии языческих религий на христианство, или о заимствовании христианами своих верований и установлений из языческой мифологии и языческой культовой практики. Заключение от сходства к зависимости по происхождению методологически совершенно несостоятельно. Такой «метод» исследования является «полным ниспровержением исторического знания». Да и вообще, как говорит крупный авторитет в области методологии историко-литературных исследований, академик В.Н. Перетц, «видеть во всем и везде только заимствования – это признак некритичности, плохой школы, или отсутствия школы».