About oaths

Taking the oath without fear of God

"Fear the Lord thy God... and swear by His name" (Deut. 6:13). And it is a sin to pray carelessly: and the oath is higher than prayer: it is a sacred act. And for prayer, even at home, you need to prepare yourself for at least two or three minutes, especially for the oath. The swearer must reflect that he solemnly wants to make God Himself a witness to his words and promises, that the Lord God is here and with him, or "near" to him (Psalm 14:8). To this feeling (i.e., the immediate presence of God) he must add a sense of truth. Preparing to take the oath and accepting it, he must be completely imbued with a sense of truthfulness and abhorrence of all lies; because the task of the oath is impartial truth, sincere loyalty.—The rite of the oath also inspires a feeling of God's fear of it. The cross and the gospel are placed before the eyes of the person taking the oath: the cross points to the salvation of all people, including him; and the appearance of the Gospel reminds us of the teaching of the Savior and of the hopes of the Christian in the present and future life. The priest is here as the same witness or mediator as during confession. The swearer raises his hand upwards (Gen. 14:22-23), above his head. By this he expresses that he swears by this: "To those who dwell in heaven"! He raises his hand not simply, but with the sign of the cross, in which the whole essence of the Christian's faith is also clearly expressed (belief in the Most Holy Trinity and in the divine-incarnation of the Son of God). In conclusion, he kisses the words in the Gospel and the cross of the Saviour, showing that as a pledge of his assurances or promises he gives what is dearest or dear to him (they usually kiss those whom they love, and kissing is transferred from animate faces to inanimate objects). After this, how inexcusable is the negligence of those who take the oath without thinking in the least about its importance, and accept it as only an official form of judgment!—To pronounce its words as if reluctantly and quietly (just as some do not want to read publicly and sincerely before Holy Communion the prayer of confession: "I believe, O Lord..."); they do not raise their hands with the finger of the cross as they should; having taken only one step away from the tax where they swore an oath, they resume their dispute with those in whose case they are supposed to testify! But this time the leaders of the oath are also guilty before the greatness of the oath, i.e. the superiors, judicial investigators, judges, and clergymen—guilty if they do not protect its sanctity, as by their own example, whispering in its moments, standing indirectly, as well as on the part of others, not forbidding visitors at those moments to talk noisily. But if others, on the contrary, find a reason for themselves to take it lightly in the rite of oath itself, because it is very short, then the reason why the rite of oath is shorter than all the church requirements is not understood. People in strong feeling speak briefly but vividly: the same power of feeling belongs to the sworn invocation of God. But the main thing is that brevity, clarity and definiteness were taken in the oath so that there would be no room for perplexity in it, so that there would be nowhere for human deception to hide. Christian! If you are called to take an oath, approach it with spiritual fear and reverence, as to a great sacred action.

As if it is a sin to take an oath

«Похвалится всяк, кленыйся им» (Пс.62,12). Есть люди, которые, напротив, до того увеличивают свой страх к присяге, что и почитают грехом принимать ее. Но бояться присяги в справедливом деле нечего. Клятва во все времена употреблялась. От воина до царя и от грешного человека до праведника,—все в случае нужды произносят ее. Нужда в ней бывает (почти исключительно) по делам в жизни гражданской. И нужда эта возникла вследствие грехопадения человека в раю, подобно тому, как теперь существенно-необходимо для нас покаяние. Ослабла совесть у людей, и отсюда одни говорят не совершенную правду, другие и правде не доверяют, зная много примеров, что «всяк человек ложь» (Пс.115,2). По этой-то неверности человека и сам Бог клялся некогда Аврааму, клялся не большим себя или равным, потому что ни большего, ни равного себе не имеет, но самим собою (Быт.22,16). Клятва излишня была бы разве на небе да в преисподней: в первом месте нет в ней чужды, потому что ангелы мыслят только об истине, и если у них также есть дар слова, или точнее сказать—способ взаимного сообщения мыслей, то они сообщают одну истину; а во втором месте, кроме лжи, уже ничего не существует. В применении этого примера к людям следует, что клятва между людьми была бы не нужна только там, где или развита высокая святость или же господствует до последней степени порок. (На деле частью и выходит так. Тем людям, которые более благочестивы или должны отличаться пред другими своим благочестием, как священники и монашествующие,—тем в особенных случаях удостоверена и делается доверие без присяги свидетельской, по одному их священству или монашеству; а люди неверующие, как явные безбожники, и неправоверующие, как раскольники, равно как явно-порочной жизни, напр. обвиняемые в уголовных преступлениях, живущие между собой в преступной связи, и даже только никогда не исполняющее важнейшего долга христианского приобщаться святых таин:—все эти не допускаются, до присяги). Клятва, как средство в особенных случаях доказать или сохранить верность в отношении к другим, требуется в государственной жизни даже и от тех, которые не почитают христианского Бога, как например, татары. Некрещеные по своему присягают (У черемис, например, обряд присяги состоит в том, что они съедают что-либо с острия ножа), и их присяга принимается на том основании, что они признают же Божество, хоть по неведению и заблуждению воздают божескую честь не тому, кому и чему следует (Иис.Нав.9,15) (Присяга их, например, свидетельская в судах, до того признается необходимою, что в случае отсутствия духовного лица, которое бы могло привести их к ней по своему вероисповеданию,—проводит к присяге свидетеля-иноверца сам председатель суда.—Клятва и присяга не только не составляют напрасной тревоги для имени Божия, но и есть своего рода служба Богу, особенный видь богопочитания. Угодники Боши для уверения других клялись, но после клятвы не переставали быть угодниками, как например, святой Давид (1Цар.24,23), апост. Павел, (Римл.1,9 и др.) и друг. Произнося клятву, например, в смысле присяги свидетельской, христианин этим показывает, что Господь Бог— всеведущ, не то, что люди, от которых легко скрыть тайну,—что Он всемогущ и по своему всемогуществу может изобличить, а по правосудию — наказать нарушителя клятвы, что Он самая истина и любит истину. Да; клятва вообще, и в частности присяга, чисты сами в себе.—Что же после этого затрудняться ею, затем обегать ее? Хоть бы сряду несколько раз принималась она, например, присяжным заседателем: но коли принимается по вызову от правительства, по делу вполне известному для того, кто присягает, затем—в чувстве страха Божия и с оправданием ее на деле; в таком случае не должно быть ничего не спокойного от нее для совести, напротив—можно еще порадоваться, что воздана ею слава Богу истины. Что же касается до слов Спасителя: «не клятися всяко» (вовсе) (Мф.5,34), то Спаситель здесь запретил только клятвы произвольные и суеверные, которые употреблялись в его время (Мф.23,21.22) (как употребляются и доныне) и которые нужно было ограничить. И на что еще лучше доказательства, что он не осудил вообще клятвы. Пред Синедрионом Он молчал на все вопросы; но когда первосвященник Каиафа сделал Ему вызов на клятву: «заклинаю тя Богом живым, да речеши...» (у евреев, обыкновенно, судья произносил установленную клятвенную речь, или формулу, а подсудимый усвоял ее себе словом: «аминь»); тогда Он тотчас даль ответ (Мф.26,63-64) и тем самым почтил нашу присягу. И так, православный христианин! благоговей всегда к присяге; но ответственностью ее не устрашай себя до того, чтоб уклониться от нее или смущаться, когда по требованию закона принял ее. Потери тут нет никакой: драгоценный залог, крест и евангелие, пред которыми ты произнесешь присягу,—останутся при тебе же, если подтвердишь что либо верно или пообещаешься в чем либо искренно.

Двоедушная, или лукавая, присяга

«Не клятся лестию» (лукаво) (Пс.23,4). Двоедушие в присяге есть нечто среднее между предосудительным бесстрашием к ней и излишним страхом. Не боятся ложно показать или пообещать, но еще боятся оскорбить присягу. Так одни во множествe лиц присягающих только двигают своими губами для вида, но не произносят языком присяги; другие, если нельзя не произносить ее вслух — будто бы не дают ее умом или толкуют ее не в том смысле, как она написана и читается; третьи стараются воспользоваться тем исключением из порядка дел, что можно дать показание свидетельское и прежде (за отсутствием священника), а потом для подтверждения его принять присягу. В виду этого они и позволяют себе показать о деле не так, как показали бы под присягою. Не эти люди обманывают самих себя. Ведь не язык—главное в присяге, но чувство души. И отвлечение ума в другую сторону или к другим предметам, когда языком произносится присяга—также напрасный труд; потому что в присяге должна быть решительная мысль, потому что отличительный характер ее— определенность. Готовность стать пред налой для присяги, чтение клятвенного обещания, подтверждение его словом «Аминь» и собственное рукоприкладство на присяжном листе, все это не воображение и не шутка, а истинное дело. Таким образом, присяга и этими людьми, несомненно, дана и принята Богом в том смысле, как требовалась и произносилась. А таким образом и за оскорбление ее они также не избегнут суда Божия.—К греху двоедушия присяги относится и то, если иной изъявляет готовность подтвердить присягою известное дело, а когда все будет готово для привода его к присяге,—отказывается от присягательства. Здесь допускается уже поползновение или покушение на лживую присягу. Христианин! не уклоняйся к неправде во святилище правды, которым для тебя бывает церковная присяга.