Послушайте мене... Снова и снова мы призываемся слышать премудрость, которая утверждает: честная бо реку, то есть скажу о ценном, важном, очень нужном для всех. Что же это? — Это снова подтверждение того, как мерзка ей ложь, чем бы она ни прикрывалась. Дальнейшее из этой паремии повторяет опять то, как мудрости, которую любит Бог, чуждо распространенное (особенно теперь) стремление хитростью, изворотливостью что-то себе присвоить, уйти от ответственности, воспользоваться чьей-то неопытностью. Все это мерзко пред Богом. Тем же, кто привык так жить, не понять, что не в силе Бог, а в правде.

Вторая паремия76 опять возвращает нас к праведнику, уста которого каплют премудрость. Здесь и указание на то, что праведник незримо сияет среди окружающих, каждое слово которого действует как капля живительной влаги на иссохшую землю. Здесь же и объяснение того, что праведник не спешит бурным потоком слов обрушить на слушающих множество высоких понятий. Нет. Каждое слово истинно праведного взвешенно, полноценно, неспешно, без суеты и примеси человеческой страстности. Потому и дальше усиливается эта мысль: устне мужей праведных каплют благодати. Праведный, стяжавший благодать, становится проводником ее для всякого, кто с ним общается. В обращении с людьми такой никого не обидит, не унизит, не подчеркнет своего превосходства, не хвалится, не грубит, не допускает ничего, что могло бы хоть как-то огорчить другого. Следующие строки другой главы Притчей сразу же ставят нас перед тем, что привычно людям, но мерзко пред Богом: Мерила льстивая, мерзость пред Господем. Здесь все, что меряется не по правде,— будь то обман в торговле неверными весами, будь то просто нарушение обещания, вообще любой обман и любые его формы мерзки. Всякое притворство, вымогательство, вредительство людям, обман, ложь в любых видах потому так противны Богу, что не только заставляют одних страдать от других, но и разрушают доверие друг ко другу. Этим подрывается искренность, уничтожаются многие добрые качества людей. Тот, кто боится верить людям, кто переживает боль от обмана или коварства или даже от равнодушия других, будет страдать. Тех же, через кого внидет досаждение, ждет бесчестие. Чем высокомернее и самолюбивее такой человек, тем ощутимее для него любое слово, не по нему сказанное. Он не будет никогда знать покоя душевного, потому что душа покойна только у смиренного.

Следующие четыре стиха продолжают ту же мысль: для благополучия внешнего, а тем более для душевного мира необходим честный путь труда и добросовестности. Кто ищет кривых путей, тот окончательно разорится.

Умер праведный, остави раскаяние. Кто здесь вынужден каяться? — Тот, кто лишился праведника. В чем же ему каяться? — В невнимании к нему, в безразличии к тому, что Бог посылает миру праведников как свет Свой, чтобы люди любили свет и тянулись к нему. Обычно каждый из нас мало ценит то, что имеет. Для контраста, чтобы еще больше подчеркнуть эту мысль, говорится о нечестивом, о тех, кого зовут обидчиками. Кто вынужден был терпеть от таких, тот со смертью их лишь свободно, облегченно вздохнет и постарается больше не вспоминать о них.

Правда непорочнаго исправляет пути. Чьи? Всех тех, кто привык к мысли, что жить по правде невыгодно, что правдой ничего не добьешься, что никто ее не оценит и что вообще по правде не проживешь. Пример праведника — это противоядие таким укоренившимся мнениям. Постоянное внимание к правде жизни, к действиям по совести венчается от Бога, в то время как соблазненный идеей добиться всего в жизни обманом, ложью, хитростью в конечном счете будет несчастен здесь, на этом свете. Трудно будет ему надеяться и на оправдание перед Богом. Эта мысль варьируется в следующих стихах, пока не заканчивается восхвалением мужа праведного и мудрого, умеющего молчать.

Молчать по смирению.

Молчать, когда хвалится безумный.

Молчать, когда его бесчестят.

Молчать, когда кто-то спешит выставить себя на вид.

Молчать потому, что в Боге вся его надежда и Господь его не посрамит ни в сей жизни, ни в будущей.

Третья паремия77 говорит нам о том, что давало силы праведникам выстоять среди всех искушений и переживаний. Это то, что праведных души в руце Божией. Праведных всегда сопровождали ненависть нечестивых сограждан, притеснение правителей, иногда страдания и муки, кончающиеся насильственной смертью. И все-таки со времен царя Соломона звучит для них радостное уверение: не прикоснется их мука, так как душа праведника с Богом. В Боге все их блаженство. В дальнейших словах этой главы говорится о том, что нечестивые, мучая праведных, уверены только в одном: здешняя жизнь для них — это всё. О душе, которая получит себе воздаяние по делам, они не хотят думать. Они не верят, не желают верить, чтобы ничто не мешало им жить по своим прихотям. Праведным, если и приходилось терпеть муку, не изменяло упование на милость и помощь Божию. Когда кто-то недоумевал, почему Бог попускает страдание праведным, что кажется несправедливостью, сами они принимали попущенное как очистительное лекарство. Никто не чист пред Богом. Чем более праведен и свят человек, тем очевиднее для него эта истина, тем горячее желание очиститься в испытаниях, попущенных Богом.

От чего же очищаться праведнику? — В любви к Богу, не очищенной страданиями, есть примесь самолюбия, от которой надо освободить свою душу. Потому мы и слышим: Яко злато в горниле искуси... то есть в огне сгорает все, все примеси («пустая порода»), и золото становится ценнейшим слитком. И душа, пережившая страдания, больше открыта любви Божией. Кого же смерть настигнет в муках, тоже ничего не теряет: он будет жертвой самоотвержения. Память пострадавших будет разгораться как костер, в который бросают сухие ветки (искры по стеблию потекут). Если гнали праведников во все времена, то, по слову пророка Даниила78, не всегда будет так: придет время, когда воцарится Господь… во веки.

Это время в некотором отношении пришло в новозаветный период, когда во Христе исполнилось чаяние языков. В совершенстве это будет, конечно, за пределами земной истории. Но и сейчас все желающие могут найти дорогу к Богу через Евангелие, которое стало известно во всех уголках земли.