Поведать мне печаль свою!

Ее сумею я понять,

За что же так меня терзать?

Откройте ваше имя

И что вас огорчает.

Риголетто. То имя знать что пользы?

Я  твой отец... довольно...

Одним кажуся страшным,

Другие проклинают...

Навряд ли кем любим.

Джильда. Но знали вы отчизну?

Семью, друзей имели?

Риголетто. Вера, семья, отечество

И целый мир земной 

В тебе, в тебе одной!

Джильда. Клянуся, выше нет

Отрады для меня,

Как знать, что вашу скорбь

Могу утешить я...

(Из действия II).

Монтероне (шуту). Ты ж, ехидна,

Смеешься над отца страданьем 

Так будь же проклят!..

(Из действия I).

______________________

*Тон речи  самое замечательное в брошюре священника Дернова; тон его  о детях и родителях. И мы непосредственно сменяем его тоном безвестного и безымянного, конечно,  бездарного (как все либреттисты) написателя слов к распространенному музыкальному произведению. В. Рв.

______________________

XXXVI. Письмо в редакцию "Нового Времени"

Позвольте обратиться через посредство вашей уважаемой газеты к защите ее читателей и также читателей моих последних в ней статей по поводу так называемых незаконнорожденных детей. 18 ноября мне подали с почты брошюру, чтение заглавия которой залило мое лицо краскою стыда: "Брак или разврат? По поводу статей г. Розанова о незаконных детях. Отпор на призыв к бесформенному сожитию или, вернее, к половой разнузданности и охранение святости брачного союза. Протоиерея А. Дернова. С.Пет. 1901". Стыд во мне сменился удивлением, когда, отвернув обложку, на первом заглавном листе я прочел надпись чернилами автора: "Многоуважаемому сотруднику "Нового Времени" В.В. Розанову от автора, 17 ноября". Каким образом идея "разврата" и "многоуважения" согласуется в уме и сердце автора,  для меня непостижимо, и, очевидно, что эти противоречия сердца и ума сокрыты и в брошюре. Сама собою както вспомнилась мне печальная история Валаама, выехавшего проклинать Израиля и против воли благословившего его.  Самое заглавие брошюры, которое читается в витринах книжных магазинов ранее ознакомления, а иногда и вовсе без ознакомления с ее содержанием, я не могу не считать глубоко оскорбительным для себя, как частного человека, как для друга своих друзей и знакомого своих знакомых, так же как и для писателя. Но вот уже общий, а не личный только интерес: если так публично осрамляется и позорно квалифицируется только литературный защитник таких детей, какова же буря "словесного побиения камнями", падающая на голову как их, так и особенно их матерей. Однако, кажется, общество одумывается; во множестве частных получаемых писем я вижу, как сострадательно и деликатно оно начинает относиться к таким детям, и, кажется, все круги людей приходят теперь к соглашению, что термин (и чувство, и понятие) "незаконнорожденный"  не правилен, не ясен, не точен, не согласуется с идеей воли Божией в рождении детей. Но, как заметил я в начале полемики, вопрос этот есть неисследимой глубины и богатства выводов, а не одной филантропии, и касаться его в кратком этом моем протесте  не время и не место.

В. Розанов

23 ноября, 1900 г.