Kniga Nr1436
Он не пропускает ни одной церковной службы, обложился богословскими сочинениями, у него все свободное время на это уходит.
Так что же?
Но это дико. Ведь он же развитой человек.
Скажи, пожалуйста: а себя ты считаешь развитым человеком?
Надеюсь.
Хорошо. Ну, а как ты проводишь свое время?
Но... как мы все, я полагаю...
Да вот хоть бы взять: сколько раз ты в неделю сидишь в этом учреждении?
Каждый день.
И долго?
От завтрака до обеда.
То есть часов пять? М... м... м... пожалуй...
Так за что же ты обругал NN психопатом? Почему считаешь неестественною его жизнь, а свою естественною? Если человек, в мучениях совести, в порывах к идеалу, отдает пятьшесть часов из своих суток страстным поискам Бога в молитве и в книге, это странно, это психопатия. Но ежедневно же отдавать пятьшесть часов жратве, питью и игре в душной комнате, вперемежку с пустыми разговорами на скверные темы, это, видите ли, нормально. Аскета милости просим в дом сумасшедших, вивёра в пантеон славы*.
______________________
* Вся картина виверста, конечно, скверна и както подла; но ведь она плод вообще внесемейной жизни (сперва "грех", потом неприличие), и уж что вы родили, то и кладите себе в карман. Аскетизм XII века в XIX веке является как кафешантанство. Кто от XIII до XIX века не приучился в семье сидеть, тот несколько веков ходил в монастырь, а когда монастырь для него опостылел стал ходить в кафешантан. Черный дух умер белый дух не родился: и осталась пустота и слякоть. Но явно секрет в белом духе, БелБоге, если можно так выразиться: и в том, что он уже погублен ЧерноБогом, который не смог, а может быть, и в планы не входило остаться навсегда богом. Пришел, разрушил и ушел. Я исследую борьбу идей, прибегая для разности контуров к существительным нарицательным вместо прилагательных. В. Рв.
______________________
А какое гибельное влияние оказывают подобные вивёры на низшие классы народа нашего, страшно и сказать. Наблюдение над петербургскою и вообще городскою прислугою, над рабочими и мастеровыми, отчасти над солдатами и над крестьянами тех местностей, где подобные вивёры жили или и теперь живут, потакая своим низшим инстинктам*, показывает, что и в народной нашей массе распространяется развращение именно под влиянием беспорядочной жизни высших классов нашего общества. Доходит до того, что много людей нашего времени становится плотию, т. е. совершенно заглушают в себе духовные потребности, и, помышляя об одних земных выгодах и чувственных удовольствиях, отличаются от бессловесных животных только изобретательностию на средства к умножению и оразноображению этих выгод и удовольствий. Не может ли последовать грозный приговор Божий над таковыми людьми: "... не имать Дух мой пребывати в людех сих, зане суть плоть?" (Быт. VI, 3).
______________________
* Вот корень всего это идея "низшего инстинкта", недоказываемая, но из века в век повторяющаяся как присловье, присказка. Умерла "Venus Genitrix" ["Венерапрародительница" (лат.)], которой воздвигла древность храмы: и поползли по земле "шашни", начался подвал, кухня, лакейская половых отношений. Ведь лакейская обратный полюс храму. Дернов негодует на шашни. Но ведь он разрушил Venus Genitrix: позвольте, куда же отнести "низший инстинкт", как не в подвал и кухню? Низкому низкое помещение : вот аксиома. И кто разрушил храм VenusGenitrix, тот основал кухню "шашней". Кто же строит гостиную или дворец для экскрементов?! Можно наблюдать, что семья, пусть какаянибудь, что семья как дружба, как любовь и уважение суть колонны все еще не сметенного с лица земли Templi amoris, Templi Veneris Genitricis [Храма любви, Храма Венеры прародительницы (лат.)]: монашество очень последовательно вовсе не начинает никакой семьи, отреклось от нее вовсе, потому что "шашни", конечно, блуд, а иное помимо шашень в поле, т. е. семья, есть начало Templorum antiquorum [древнего храма (лат.)]. Вот почему монашество, да и вообще христианство, так охотно прощает "грехи" половые; не казнит их, не придирчиво к ним. Пол сплошной грех. Простить его призвание христианства. Но увидеть перед собою пол не как грех, пол в его идеализме, в силе значит вдруг ужасно побледнеть, ухватиться за перильца, почувствовать близость обморока. Ибо спор нашей эры вдруг оказывается нерешенным. От этого "кающаяся Магдалина" есть стяг христианства; это ее щит, это ее твердыня: какая странная жизнь, в одной половине своей состоящая из сплошного зла пола, вредительства от него, абсолютной "кухни", а во второй половине состоящая в совершенной бесполости, выхолощенности и покаянных слезах. В "житиях" рассказывается о бездне самых порнографических падений: это укрепление "житий", это знамена и пушки, отнятые аскетизмом у врага своего, идеализма пола . Чем порнографичнее, несноснее, кухоннее "падение", тем твердыня аскезиса неприступнее: "Вот, древность говорила, что это бог: вы видите, что это червь". Посему, когда моралист, христианин говорит о "шашнях", не верьте ему: частью он сам не понимает, что говорит, ибо речь его клонится в волевой своей части к VenusGenitrix; частью он внутренно радуется, рассказывая порнографию пола, "похождения" самого смертельного врага своего, этого Стеньки Разина, в которого превратился былой король; а конечный итог его морализированья не какоенибудь просветление, а уничтожение, оскопление: "Не надо! скверна!! бойтесь ее, бегите врага!!" И это тысячи лет, без вариантов, повсеместно. Вот почему хлопоты христианских моралистов о семье всегда были безуспешны: они самопротиворечивы; они плод недоумения; семья как идеал это обнимающиеся эллин и иудей; семья как несчастие, как позор есть начало Магдалины восторг христианский. Отсюда, в страшном логическим сцеплении со всем делом и запрещение у христиан развода, столь упорное и повсеместное: "Пусть гниет Магдалина, пока не покается, а когда раскаялась уже нет семьи". Ни одной чревообильной, ни одной плодоносящей женщины не вошло как идеала, примера, как облюбованного факта в "жития", в летописи христианства; это поразительно, что ни одного примера: значит, закон, тайный, подспудный!! Нигде восклицания летописца: "У нее было пять сынов, семь, десять", нигде этой радости, нигде даже об этом вопроса, счета детей! Неужели это не закон? И вот отчего в приводимых мною "Матерьялах" разделительною чертою между светскими суждениями и богословскими проходит: вопрос о супружестве и детях у светских, вопрос о сохранении своей власти (при полном умолчании о детях и семье) у духовных. В. Рв.
______________________
Но ныне вместе с поэтом (Тютчевым) приходится сказать: