Предположение о том, что у Богородицы по рождении Сына Божия (и она это знала см. Лк. 1,35), рождались и другие дети, православным кажется кощунственным или, по крайней мере, невежественным. В Священном Писании братьями часто называются и просто родственники. Например, Авраам и Лот названы братьями (см. Быт.13,8. греческий текст), тогда как на самом деле Лот был сыном брата Авраамова, Аррана (Быт. 11,27;31; 12,5), т.е. Лот был племянником Аврааму. Названы братьями Иаков и Лаван, тогда как Иаков был сыном сестры Лавановой, Ревекки (Быт. 28 и 29 главы). В том же смысле следует понимать и наименование братьев Господних, как близких родственников, а не братьев единоутробных. Вероятно, это были дети Марии, называемой Клеоповой.

“Христос поручая Матерь свою ученику, говорит: се сын твой (Ин. 19,26). О, какою великою честию Он почтил Своего ученика!” - замечает Иоанн Златоуст488. Если бы действительно у Христа было ещё четверо родных братьев, Он не стал бы препоручать Свою Матерь апостолу Иоанну, говоря: Се сын твой... се Матерь твоя (Ин. 19,26-27). Такое препоручение Матери чужому (по кровной линии) для неё человеку противоречило ветхозаветному закону и было бы оскорбительно по отношению к оставшимся братьям Христа. Тем более, что мать апостола Иоанна Саломия стояла тут же у креста (Мк. 15,40). Братья вполне могли содержать Богородицу. Да и братья Господни не называли себя братьями, но рабами Иисуса Христа (Иуд. 1; Иак. 1,1). И Божия Матерь нигде не названа матерью Иакова, Иосии, Иуды и Симона, а только матерью Иисуса Христа.

Итак, братьями Иисуса Христа в Писании называются: Иаков, Иосия, Симон, Иуда. У креста стояли три Марии: Матерь Его, сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина (Ин. 19,25). Матфей и Марк повествуя о том же, называют Марию, которую Иоанн называет Клеоповой, матерью Иакова и Иосии (Мф. 27,56; Мк. 15,40). Лука – матерью Иакова (24,10). Следовательно, Иаков и Иосия – дети Марии Клеоповой. И так как Симон и Иуда называются братьями Христа наряду с ними, то и они являются её детьми.

Подумать только! Мария, родившая Отца вечности (Ис. 9,6) и таким образом послужившая величайшему таинству, тут же пожелала иметь детей, тогда как другие жены, желавшие посвятить себя Богу, умели воздерживаться от всего (Лк. 2,37). И это предположение баптистам кажется естественным!?

То, что до рождества Господа Мария пребывала Девой - бесспорно. Но протестантов смущает слово “первенец”, прилагаемое ко Христу. И не знал её, как наконец, Она родила Сына своего первенца (Мф. 1,25). Первенца! Значит, за Ним последовали другие? Если отложить все возмущения, связанные с неестественностью этого предположения, то остаётся пояснить, что в этом стихе лишь утверждается чистота Марии до рождества. Из этих слов вовсе не следует логических выводов о супружеском сожительстве её с Иосифом в дальнейшем. “Оба евангелиста с очевидною, особенною целью указывают на то, что Богочеловек был Первенец. Иудеи, которым обетован был Мессия, по этой причине особенно уважали чадородие, а неплодство женщины презирали. По этой же причине они особенно уважали первенца между чадами, так как один из первенцев, по мнению их, долженствовал быть ожидаемым Мессиею. Вот тот вожделенный и преславный Первенец, говорят евангелисты”489.

Слова “как наконец” в греческом оригинале применяются тем же оборотом, как и в Быт. 8,7;14; Пс. 89,2; 109,1; Мф. 28,20; 5,26; и т.д. Перевод Кирилла и Мефодия здесь оказался точнее: “дондеже”, что равно “доколе”. Именование “первенец” в Священном Писании не всегда означает того, после которого рождались последующие дети. Иногда оно употребляется для того, чтобы обозначить того, прежде которого никто не рождался. Например, не все израильские семьи были многодетны, но всем сказано: освяти Мне каждого первенца, разверзающего всякие ложесна между сынами Израилевыми (Исх. 13,2; 4,22), тогда как неизвестно было, будут ли другие дети после него у родителей или нет!

В словах пророка Иезекииля о восточных вратах храма православные видят прообраз приснодевства Богоматери. Ворота сии будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими, ибо Господь Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены (Иез. 44,2) Она пребыла “затворенной”, т.е. в чистом девстве не только до рождества, но и после того, как Господь Бог Израилев вошел ею в мир. Только Он один избрал её, в которой воплотился. Она - тот священнейший сосуд, который кощунственно было бы использовать для мирских целей (т.е. обычного деторождения ср. Дан. 5,2;30).

Еще яснее это выражается в ответе самой Девы Марии благовестнику: как будет это, когда Я мужа не знаю? (Лк. 1,34). Надо ли напоминать, что этот вопрос Пресвятая Дева задала Ангелу в то время, когда уже была обручена Иосифу? (Лк. 1,27). Её реакция указывает на то, что она и не предполагала возможности зачатия от кого бы то ни было, а значит - дала обет Богу сохранить девство свое навсегда. И если бы не для того только была Мария обручена Иосифу, чтобы он оставался стражем её девства, то, после их обручения она, как и любая другая, должна была расстаться с мыслью о девственной жизни. Как могла сказать: Я мужа не знаю та, которая, якобы, не сомневалась в том, что вскоре станет женою Иосифа? Но т.к., несомненно, Мария дала пред Богом обет всегдашнего девства, то быть не может, чтобы она не сохранила своего обета навсегда, особенно же после того, как удостоилась соделаться Матерью Господа.

Предположение, что Мария и Иосиф просто к тому времени не успели сочетаться (Мф. 1,18), неверно. Опять вернёмся к словам Богородицы. Она не говорит: “Я ещё не познала...” или просто “не знала” мужа своего. Её удивлённый вопрос вызван тем, что для неё зачатие в принципе невозможно. Немыслимо не только сейчас, но и в дальнейшем. Представьте ситуацию: вы встречаете молодоженов, которые по каким-либо причинам к моменту вашей встречи ещё не успели разделить ложе. И вот, вы говорите жене: “Зачнёшь и родишь сына, назовёшь - Димой!”. Скажите: логично ли будет удивление жены: “Как будет это, когда я мужа не знаю?” Скорее, такой ответ вызовет удивление самого вопрошающего!

Августин, творения которого в XVI веке вдохновили основоположников реформации, писал: “Девство Марии тем многоценнее и приятнее, что Она посвятила его Богу ещё прежде, нежели Он зачался. Это показывают её слова Ангелу-благовестнику: как будет это, когда Я мужа не знаю? Поистине, она не сказала бы сего, если бы ещё прежде не дала Богу обета пребыть девою. Но т.к. это было не согласно с нравами израильтян, то Она обручилась мужу праведному, который не только не нарушил сам того, что Она уже посвятила Богу, но и охранял бы её от других”490. Св. Амвросий Медиоланский: “Невозможно, чтобы Сын Божий избрал для Себя Матерью ту, которая, родив Его, восхотела потом нарушить свое девство”491. Иоанн Златоуст также исповедывал приснодевство Богородицы: “Девственная утроба Девы и после рождения осталась невредимой... Дева и после рождения осталась Девою и рождением не нарушила девства... (Христос) вышел из утробы, и утроба осталась девственной, потому что Тот, Кто без семени устроил Себе в Деве одушевленный храм, Сам и сохранил, как Бог, утробу целою. Дела Божественные не подлежат природе вещей, но повинуются повелению Бога Слова”492. “В Адаме не потерпело вреда соотношение членов после того, как взято было ребро, ни печать девственности не нарушилась после того, как вышел Младенец”493.

Учитывая всё вышесказанное, думается, уже не так фантастично будет для протестантов древнее предание Церкви о том, что Иосифу-обручнику было ко времени обручения около восьмидесяти лет. Этим же обстоятельством объясняется и его исчезновение со страниц Евангелия с момента семейного посещения Иерусалимского храма в отроческие годы Иисуса (в то время как о Марии и братьях упоминается до дня пятидесятницы (Деян. 1,14) и позже).

Учение Римской Церкви о непорочном зачатии Девы Марии, объявленное папой Пием IX в 1854 г. догматом, настолько далеко от Православия, насколько далека всякая ложь от истины. Архиепископ Иоанн (Максимович), будучи ещё иеромонахом, писал: “Римская церковь в своём стремлении возвысить Пресвятую Деву идет по пути полного обожествления её. И если уже сейчас её (римской церкви) авторитеты называют Марию дополнением Святой Троицы, то скоро можно будет дождаться, что Деву будут почитать как Бога”494.

Прославляя непорочность Девы Марии и её мужественное перенесение скорбей во время земной жизни, отцы Церкви, однако, отвергают мысль о том, что Она является посредницей между Богом и людьми в смысле совместного искупления ею человеческого рода. Это учение, по-видимому, имеющее целью возвысить Богоматерь, в действительности же совершенно упраздняет всю её добродетель. Ведь если Мария ещё во чреве матери была благодатью Божией сохранена от всякой нечистоты, потом той же благодатью сохранена от греха и после рождения, то в чём её заслуга? Если она была поставлена в невозможность согрешить и потому не согрешила, то за что же “сотворил ей величие Сильный”? (Лк. 1,48). В том-то и проявилась праведность и святость Девы Марии, что она, будучи по природе не выше других, более всех возлюбила Бога и предалась Ему. Чистотою своею возвысилась и гармонией своих усилий и благодати Господней достигла великой степени совершенства насколько это возможно человеку и тем удостоилась стать особым сосудом Божиим.

Учение католиков об изначальной безгрешности Девы Марии отрицает её победу над соблазнами и искушениями. Из победительницы, заслуженной быть увенчанной венцами славы, делает её слепым орудием Божьего промысла. Как говорит архиепископ Иоанн: “не возвышение и большую славу, а унижение её представляет тот “подарок”, который поднес Ей папа Пий IX и все остальные, думающие, что могут прославить Богоматерь отысканием новых истин”495. Таким образом, подводим итог: не стоит (то ли по неведению, то ли намеренно) мешать католичество с Православием и затем с усердием и ревностью бороться с этой карикатурой.