Среди гостей началось движение: «Что он, помешанный, что ли?» раздались голоса…

– Тут не тос, – ввязался наконец хромой. Вообще он говорил с некоторой как бы насмешливою улыбкой, так что, пожалуй, трудно было и разобрать, искренно он говорит или шутит. – Тут, господа, не тос. Г. Шигалев слишком серьезно предан своей задаче и притом слишком скромен. Мне книга его известна.

Он предлагает, в виде конечного разрешения вопроса, – разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и, при безграничном повиновении, достигнуть – рядом перерождений – первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем, и будут работать. Меры, предлагаемые автором для отнятия у девяти десятых человечества воли и переделки его в стадо, посредством перевоспитания целых поколений,  – весьма замечательны, основаны на естественных данных и очень логичны 155. Можно не согласиться с иными выводами, но в уме и знаниях автора усомниться трудно. Жаль, что условие десяти вечеров совершенно несовместимо с обстоятельствами, а то бы мы могли услышать много любопытного.

«– Неужели вы серьезно? – обратилась к хромому mme Вергинская, в некоторой даже тревоге. – Если этот человек, не зная, куда деваться с людьми, обращает девять десятых их в рабство? Я давно подозревала его.

– То есть, вы про вашего братца? – спросил хромой.

– Родство? Вы смеетесь надо мною или нет?

– И, кроме того: работать на аристократов и повиноваться им, как богам.

– Это подлость! – яростно заметила студентка.

– Я предлагаю не подлость, а рай, земной рай, – и другого на земле быть не может, – властно заключил Шигалев.

– А я бы вместо рая, – вскричал Лямшин, – взял бы этих девять десятых человечества, если уж некуда с ними деваться, и взорвал их на воздух, а оставил бы только кучку людей образованных, которые и начали бы житьпоживать поученому.

– Так может говорить только шут! – вспыхнула студентка.

– Он шут, но полезен, – шепнула ей mme Вергинская.

– И, может быть, это было бы самым лучшим разрешением задачи!  – горячо оборотился Шигалев к Лямшину. – Вы, конечно, и не знаете, какую глубокую вещь удалось сказать, господин веселый человек. Но так как ваша идея почти невыполнима, то и надо ограничиться земным раем, если уж так это назвали.

– Однако, порядочный вздор! – как бы вырвалось у Верховенского. Впрочем, он совершенно равнодушно и не подымая глаз продолжал обстригать свои ногти.