Этот торжественный момент греческой великой вечерни прекрасно освещен русским паломником, иноком Парфением, наблюдавшим его в Афонском Русском Пантелеймоновом монастыре на праздник великомученика Пантелеймона. „Когда пели стихиры, пишет Парфений, тогда екклезиарх ходил по всей церкви и приглашал всех иеромонахов и иеродиаконов в алтарь. Тогда иеродиаконы по два выходили и становились среди церкви, творя два поклона в пояс, а третий земной, подходили к владыке с земным поклоном и брали от него благословение. Поклонившись, уходили в алтарь; за ними иеромонахи так же творили, и уходили облачаться. Когда же начали петь „И ныне�

Всех же вышло около ста человек, и сделали великое полукружие; а когда диаконы покадили иконы и владыку, и один из них возгласил „Премудрость, прости“, тогда „Свете тихий“ пели одни только священники и диаконы. Когда начали петь слова „пришедше на запад солнца“, тогда игумен на правый и левый клиросы сотворил по малому поклону, и вошел в алтарь; священники по-двое такожде сотворили; диаконы в царских вратах кадили каждого, и допевали стих уже в алтаре“ [144].

Подобное положение в монастырско-приходском чине вечерни сложилось с обрядом вечерней литии. Как уже сказано было, уставы константинопольского происхождения, напр. Студийско-Алексиевский и Евергетитский, не упоминают о литии даже при изложении служб великих праздников. Лития совершалась в лавре преп. Саввы, представляя собой исхождение к его гробу, и отсюда стала принадлежностью Иерусалимского устава. На всенощных бдениях она соединялась с обрядом благословения хлебов, предназначавшихся для подкрепления сил бодрствующих всю ночь монахов.

С широким распространением Иерусалимского устава в XII—XIV вв. во всей Греческой Церкви лития и хлебоблагословение вошли в богослужебную практику монастырей и храмов, где не совершалось подлинно целонощных всенощных бдений. Правда, что во время блаж. Симеона Солунского в некоторых храмах еще держались практики константинопольских уставов и служили вечерню отдельно от утрени, и поэтому литии не совершали. Но некоторые, которых он называет ревностными, не совершая бдения „по немощи“, либо „по недостатку братии“, все же делали литию, но без хлебоблагословения — „потому что хлебоблагословение было связано исключительно с трудом бдения, чтобы братия, получив в труде и благословение Христово, и малое утешение, оставалась бы в молитвенном внимании к страшным тайнам причащения [145]. Торжественность, которую вносили в богослужение обряды литии и хлебоблагословения, привели практику Греческой Церкви уже после блаж. Симеона к тому, что, несмотря на утрату Иерусалимским уставом всякого практического значения (за исключением Афона) и забвение всенощных бдений, эти обряды продолжают существовать в ней, т. е. в Греческой Церкви, до настоящего времени. После просительной ектений и главопреклонной молитвы иерей и диакон выходят святыми вратами на средину храма, в то время как лики поют литийную стихиру праздника. По окончании пения диакон произносит прошения: 1) „Помилуй нас Боже...“2) „Еще молимся о благочестивых и православных христианах...“, 3) „Еще молимся об архиепископе нашем (имярек)“, 4) „Еще молимся о милости, жизни, мире, здравии, спасении, посещении, прощении и оставлении грехов рабов Божиих, совершающих святый праздник сей, и рабов Его (здесь поминаются поименно принесшие хлебы)...“, 5) „Еще молимся о еже сохранитися святому храму сему...“ На каждое из этих прошений лики поют по-трижды „Господи помилуй“, так что получается общее количество на каждое прошение 12. Затем следует прошение „Еще молимся и о еже услышати...“, на что оба хора отвечают совместным пением троекратного „Господи помилуй“. Архиерей или иерей возглашает „Аминь“ и читает молитву „Услыши ны Боже...“ Затем следует главопреклонная молитва „Владыко многомилостиве...“ После нее иерей, в преднесении диаконом свечи, кадит кругом стола с хлебом и поет „Богородице, Дево, радуйся...“ до слов „яко Спаса родила“. С этих слов тропарь доканчивает правый хор. Иерей берет в руку один из хлебов и, благословляя им другие хлебы, читает молитву: „Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благословивый пять хлебов...“ Если в храме присутствует архиерей, то он выходит на литию в епитрахили и малом омофоре и читает упомянутые иерейские молитвы; он же благословляет хлебы. Архиерей или иерей, по прочтении молитвы хлебоблагословения, целует держимый в руке хлеб, полагает его на место и идет в алтарь. Священнослужители, идущие за ним в алтарь, поют стих из 33 псалма: „Богатии обнищаша и взалкаша...“ Тот же стих повторяется каждым из хоров. Затем следуют стиховные стихиры, „Ныне отпущаеши...“ и т. д. После пения тропаря и богородичного диакон возглашает: „Господу помолимся“, лик — „Господи помилуй“, архиерей же или иерей, встав во святых вратах и обратясь лицом к западу, благословляет народ со словами: „Благословение Господне и милость да приидет на вас, Его благодатию и человеколюбием всегда, ныне и присно и во веки веков“, лик — „Аминь“, иерей: „Слава Тебе, Христе Боже...“, чтец: „Слава и Ныне, Господи помилуй трижды, Владыко Святый благослови“. Далее следует отпуст [146].

Исторические особенности вечерни Русской Православной церкви

Русская Церковь на первых порах своего существования руководствовалась уставом Великой Константинопольской Церкви с его песненными последованиями [147], принесенными к нам первыми киевскими митрополитами и священниками — греками. Но чрез 74 года после крещения Руси преп. Феодосии Печерский ввел в своем монастыре Студийско-Алексиевский устав [148], который, как видно из Повести временных лет, скоро стал общерусским монастырским уставом [149]. Таким образом со второй половины XI века в Русской Церкви действовали одновременно два устава, из которых в одном излагалось древнее соборно-приходское богослужение с его песненным последованием, в другом же сравнительно новое — монастырско-приходское, возникшее на основе слияния иноческого келейного правила с теми же песненными последованиями. Наконец, в XV веке появился Иерусалимский устав [150], в свою очередь подвергшийся известным изменениям в процессе широкого распространения его в Греческой Церкви в XII — XIV вв. Все это вместе взятое определило собой многообразие русской богослужебной практики, вызвало появление своих русских богослужебных порядков, которые существовали на Руси до конца XVII столетия, когда в 1682 г. был издан типикон, устранявший все богослужебные особенности местного значения и унифицировавший богослужение применительно к современному ему греческому.

Оставляя в стороне особенности, принадлежащие согласно типикону Русской Церкви всенощному бдению (пение 103 псалма и каждение при этом храма и благословение хлебов), отмечу оригинальные русские черты, составлявшие принадлежность вечерни вообще.

The first such feature was the singing of the 1st kathisma "Blessed is the man..." This element of monastic worship, which in history supplanted the first three-psalm of Vespers, underwent a peculiar treatment in the Russian Church, which brought him closer to these antiphons. As mentioned above, the Greek monastic rules prescribe that at least the first three psalms should be sung post-fast (see above).

In the Russian Church, under the influence of the practice of singing psalms-antiphons at the hymn services, and "Blessed is the man..." they sang all three glories, but they did not sing the psalms in their entirety, but only individual verses from them, attaching to each the refrain of "Alleluia." Below is this kathisma, sung in song, as it is set forth in Old Russian church music collections (with the transcription preserved).

"BLESSED IS THE MAN, ALLELUIA [151].

WHO DO NOT GO TO THE COUNSEL OF THE WICKED.

adj. Alleluia, Alleluia, Alleluia.

AND THE WAY OF THE WICKED SHALL PERISH

adj. the same.