Это Таинство Божие запечатлено печатью Самого Бога, то есть Духа Святого, Который творит завершение этого Таинства, как сказал Господь святым апостолам: "Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся" (Ин. 20, 22-23). Совершает это Таинство Дух Святой через иерея, как через орудие, прощая исповеданные грехи и оправдывая грешника разрешением, которое произносится устами иерея. Этим, как печатью, утверждается прощение и оправдание и запечатлевается тайна исповеди, и никто не должен разрешать ту печать и делать известным людям, согласно словам апостола: "Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их. Кто осуждает?" (Рим. 8, 33-34), то есть кто имеет право обличать грехи рабов Божиих, которых оправдал Бог ради их исповедания и избрал в наследники царствия Своего ради их покаяния? Если Бог оправдал, человек пусть не осуждает. Если Бог сокрыл, человек да не обличает. Если Бог утаил, человек да не объявляет.

Божие милосердие - это как бы море, а грехи наши - как камни, тяжело нас угнетающие. Как вверженный в море камень пребывает в глубине никому не ведомый, так и грехи наши, вверженные исповеданием в море милосердия Божия, никому не могут быть известны.

Духовный отец в этом Таинстве, как заступающий место Самого Христа Бога и Судьи праведного, должен и нрав Его проявлять. Как Христос Бог, зная грехи всех, не обличает и никому не объявляет прежде последнего Своего Страшного Суда, так и духовный отец, заступающий место Христово, не должен объявлять грехов, сказанных на исповеди, не должен и обличать не только добровольно, но и принуждаемый к этому кем-либо силою.

Если бы какой властелин или гражданский суд повелел или еще кто-либо принуждал иерея сказать какой-либо грех своего духовного сына, если бы угрозами, муками и смертью устрашал и убеждал открыть чей-либо грех, то иерей должен скорее умереть и мученическим венцом увенчаться, нежели разрушить печать исповеди и предать известности тайну Божию, объявляя о грехах своего духовного чада. Ибо лучше духовному отцу за необъявление исповеди принять временную смерть от людей, убивающих тело, души же не могущих убить, нежели за объявление быть наказанным от Бога вечной смертью.

Кроме того, духовный отец должен заботиться еще и о том, чтобы не только словом не дерзнуть обличить свое духовное чадо, но даже знаком каким не подвергнуть его человеческим подозрениям, чтобы не могли люди и догадаться по чему-либо о его грехе. Поэтому духовник не должен налагать явной епитимий за тайный грех, сказанный на исповеди, потому что если он наложит явную епитимию за тайный грех, то многие начнут всячески доискиваться, за какой именно грех наложена такая епитимия, а это будет противно Таинству Божию и печати исповедания.

Пусть знает духовный отец и то, что по совершении исповеди он не должен помнить грехов, исповеданных ему, но обязан предавать их забвению и не только не объявлять о них никому, но даже и с самим сыном (дочерью) своим духовным не беседовать потом о его грехах, слышанных на исповеди, разве только сам духовный сын (дочь) наедине вспомянул бы своему духовному отцу о прежде исповеданных грехах, ища или полезного поучения, или облегчения епитимий, которой он не может понести, или по иному какому случаю.

Если же какой неискусный, злонравный и безумный иерей, упившись хмелем или злобою, неистовствуя в гордыни или тщеславном превозношении, дерзнет обличать своих духовных детей и объявлять пред людьми их грехи, - таковой, как богопротивник, разоритель Таинства Божия и насильник печати Святого Духа, подпадает Страшному Суду Божию и вечной казни, и ждет его вечная мука с Иудой, предателем Христовым, ибо открывающий тайну Божию, то есть исповедь, и делающий ее известной людям предает Самого Христа, пребывающего в кающемся человеке.

Такой духовник уже не духовник, но Иуда, Христов предатель, и даже больше того - сам сатана, клеветник братии нашей, сверженный с неба, от которого великое горе людям, ибо горе, а не спасение бывает от такого духовника, и горе сугубое: горе для самого духовника лишающегося царствия небесного и идущего на вечную погибель, горе и исповедующимся у него через тщетность спасения их и через обесславливание.

Тщетность спасения для исповедующихся происходит вот почему: услышав обличение от духовного отца, они больше не будут вполне откровенно и чистосердечно исповедоваться в своих грехах, не исповедуя же откровенно грехов своих, они останутся с неисцеленными душами, сделаются сынами гнева Божия, и если кому из них случится так умереть, они погибнут навеки.

Лишение же доброй славы происходит так: обесславленные обличением духовника подпадают человеческому осуждению. Ибо многие, поверив словам обличающего духовника, начнут считать обличенных грешниками, осуждать их и упразднять их славу. Апостол говорит: "Для меня лучше умереть, нежели чтобы кто уничтожил похвалу мою" (1Кор. 9,15). Итак, злой духовник не только сам себя подвергает погибели, но и детей своих, которых обличает, и даже тех еще влечет к погибели, перед которыми обличает. О, какое великое горе!

Тайна Святого Покаяния - это, как сказано, тайна, запечатленная Богом. Как тот, который тайну земного царя, написанную на свитке и запечатанную царской печатью, дерзнет самовластно разрушить и, прочитав, поведать всем прочим, подлежит лютым мукам и смертной казни, так и иерей, нарушая тайну исповеди, запечатленную печатью Царя Небесного, и предавая во всеобщее сведение грехи исповедавшихся, подпадает мукам и казням - не только вечным во аде, но и временным здесь, потому что и гражданский закон повелевает, чтобы такому иерею язык "созади ископан" был.

О, духовник неискусный, злой обличитель детей своих духовных, разоритель тайны Божией, соблазнитель мира и виновник погибели многих душ человеческих! Зачем ты выводишь в толпу грехи исповеданные и уже прощенные? Зачем покрытое Богом и потаенное ты делаешь открытым? Зачем смытое болото опять наносишь на омытых? Зачем оскверняешь очищенных? Зачем ушедшее и преданное забвению опять возвращаешь воспоминанием? Ведь предал Бог забвению исповеданные человеческие грехи, ибо Иезекииль говорит в своем пророчестве: "Если грешник покается, то не вспомянутся больше никогда грехи его" (Иез. 33, 1516). А ты, окаянный иерей, помнишь и вспоминаешь грехи твоих духовных детей, когда не должно их вспоминать, и через это делаешься противником Бога. Он однажды прощенные грехи не вспоминает во веки веков, ты же дерзаешь вспоминать их. Каких казней ты достоин за это?!

Предлагая вам это, иереи, я с увещанием молю вас и с мольбой увещеваю вас, чтобы престали вы от такого безумного злонравия и пагубной дерзости. Я напоминаю вам наставление святого Иоанна Лествичника из его "Слова к пастырю": "Бог, слышав исповедание, никогда не является обличителем, чтобы не поразить исповедующихся обличением и не оставить их болеть неисцеленными" (Лествица, 282). Из этих слов Лествичника всякий иерей должен научиться тому, чтобы не обличать и не раскрывать грехов, которые исповедуют Господу пред тобой твои духовные дети, чтобы не поразить их, не отвратить от покаяния и не сделать их неисцельно больными.

Я же, смиренный архиерей, властью архиерейской вам иереям повелеваю не только не обличать и не раскрывать, но также и не тщеславиться тем, что для кого-либо ты являешься духовным отцом и что такие-то твои духовные дети, чтобы тем хвастаньем, иерей, ты не дал людям какого-либо знака к догадкам и измышлениям о чьем-либо грехе. Довольно с тебя того, что все приходящие в твою церковь люди знают тебя своим духовником. Для чего же тебе еще нужно хвалиться твоей духовностью? Какая похвала в омовении кого от болота? Какая честь в том, чтобы очищать чужой двор от гноя? Какая слава в том, чтобы отирать чей-либо кал? Ведь когда ты слушаешь грехи твоего духовного, которые он пред тобой исповедует Богу, когда ты, разбирая их властью иерейской, данной тебе от Бога, разрешаешь его, омываешь его от болота, очищаешь гной из его душевного двора и отираешь кал от его совести, то какое тебе в этом тщеславие и гордость?