"Then Peter invited them and treated them. And the next day he arose and went with them, and some of the brethren of Joppa went with him. The next day they came to Caesarea. And Cornelius waited for them, calling together his relatives and close friends" (Acts 10:23,24). God is not the cause of sins. – There is no need to postpone baptisms. 1. After entertaining the men (sent by Cornelius), (Peter) goes with them; and it is good: at first he receives them with love, as if they were weary from the journey, and disposes them to himself, and only then goes with them. "And the next day he arose, and went with them, and some of the brethren" (v. 23). Not only he, but others go with him; and this with such foresight, so that later there would be witnesses when Peter would need to justify himself. "And Cornelius waited for them, calling together his relatives and close friends" (v. 24). Such is the attribute of a friend, such is the attribute of a pious (man), in order to make intimate friends partakers of such blessings. Naturally, he summons those whom he has always trusted, especially discussing such subjects as were still superfluous to talk about with others. It seems to me that both friends and relatives were edified by him. "As Peter entered, Cornelius met him, and bowed down, falling down at his feet. And Peter lifted him up, saying, Arise; I am also a man" (v. 25, 26). In doing this, (Cornelius) shows his humility, teaches others, gives thanks to God, and shows that, although he received the command, he nevertheless had great piety in himself. What about Peter? "Arise; I'm a human too." Do you see how he first of all teaches them not to think too much about themselves? "And while he was conversing with him, he went into the house, and found many gathered together. And he said to them, "You know that it is forbidden for a Jew to associate or to associate with a foreigner" (v. 27, 28). Look: immediately he begins to talk about God's love for mankind, and shows that He has granted them great blessings. But here it is surprising not only that he talks about such subjects, but also the way in which he speaks about lofty subjects and at the same time observes humility. He did not say, "We, men who do not deign to communicate with anyone, have come to you; But what? "You know." God, he says, has forbidden (us) to enter into fellowship or to deal with a foreigner. Then, in order not to show partiality for him, he continues: "But God has revealed to me that I should not consider any man unclean or unclean" (v. 28). He adds this, so that it may not be thought that he flatters him. "Therefore I was called, and came without questioning" (v. 29). Lest it be thought that although the deed was unlawful, he obeyed because (Cornelius) was the ruler, and that everything should be ascribed to God, he says that it is not permissible not only to "communicate," but even "to draw near." "Therefore I ask, For what work have you called me?" (v. 29)? He doesn't ask because he doesn't know. Peter knew everything from the vision, and heard everything from the soldiers; but he wants them first to confess and predispose themselves to faith. What about Cornelius? He did not say, 'Did not the soldiers say to you?' But see how meekly and humbly he says: "On the fourth day I fasted until this hour, and at the ninth hour I prayed in my house, and behold, a man stood before me in a bright garment, and said, Cornelius! thy prayer is heard, and thy alms are remembered before God" (vv. 30, 31). "And at the ninth hour," he said, "he prayed." What does that mean? It seems to me that he had appointed hours for pious studies, and moreover on certain days. Wherefore he said, "Of the fourth day." See how important prayer is! When he has given himself up to a pious occupation, then an angel appears to him. It was the first day; when the messengers had departed, another; when they returned, another one; and on the fourth (Peter) arrived, so that this was the second day on which (Cornelius) gave himself up to prayer. "A man stood before me in bright clothes." He does not call him an angel: he is so alien to pride! "And he saith, Cornelius! thy prayer has been heard, and thy alms have been remembered before God. Therefore go to Joppa, and call for Simon, who is called Peter; he is a guest in the house of Simon the tanner by the sea; He will come and tell you. Immediately I sent to you, and you did well to come. Now we all stand before God, to hear all that God has commanded you" (vv. 31-33). For this reason (Peter) said: "For what work have you called me?" (Cornelius) would utter all these words. "Peter opened his mouth, and said, Verily I know that God is no respecter of persons, but in every nation he that feareth him, and doeth righteousness, is acceptable unto him" (vv. 34, 35), i.e., whether he be uncircumcised or circumcised. Paul expresses the same when he says: "There is no respect of persons with God" (Rom. 2:11). "Now we all," he says, "stand before God." Look, what faith, what piety! He understood that Peter was not speaking a human doctrine when he said, "God has revealed it to me." Therefore he says: "Now we all stand before God, to hear all that God commands you." How? Is it possible that he who belongs to the Persians is "pleasing" to Him? If he is worthy, he will be "pleasant" in such a way that he will be worthy of faith. Therefore He did not despise the eunuch from Ethiopia. But what, it will be said, is to be thought of people who fear God and yet are left in contempt? No; no one who fears God is left in contempt. None of these (people) can be, can never be despised. "But in every nation," he says, "he that feareth him, and doeth righteousness, is acceptable unto him." He calls every virtue righteousness. 2. Do you see how He inspires humility with the words: "In every nation he who fears Him and does righteousness is acceptable to Him"? As if he were saying: He rejects no one, He accepts all believers. Then, so that they would not count themselves among the outcasts, he continues: "He sent a word to the children of Israel, preaching the gospel of peace through Jesus Christ; This is the Lord of all" (v. 36). He says this for those present in order to convince them also. For this reason he disposed Cornelius to offer a story. "The Word," he says, "He sent to the children of Israel." Look, first he gives them the precedence, and then he brings them as witnesses, and says, "You know what happened in all Judea, beginning with Galilee, after the baptism preached by John" (v. 37). That this is so is confirmed by the following: "As God anointed Jesus of Nazareth with the Holy Spirit and power" (v. 38). He did not say, "You know Jesus," because they did not yet know Him, but he sets forth His deeds: "And He went about doing good and healing all who were possessed by the devil." He points here to the many ailments and bodily sufferings inflicted by the devil. "For God was with him" (v. 38). Again he expresses himself humbly; Not simply, I think, but in relation to human concepts. "And we are witnesses of all that he has done in the land of Judah, and in Jerusalem." And you, he says, and we (witnesses). "And that at last they slew him, hanging him on a tree" (v. 39). Here he speaks of the suffering (of Christ). "This God raised up on the third day, and gave him to appear, not to all the people, but to witnesses who were chosen by God, to us who ate and drank with him, after he had risen from the dead" (vv. 40, 41). This is the greatest evidence of the resurrection. "And he commanded us to preach unto men, and to bear witness, that he is the appointed judge of God of the living and the dead" (v. 42). And this greatly contributes to the fact that they are reliable (witnesses). But he also gives (another) testimony, the following: "Of Him all the prophets bear witness, that whosoever believeth in Him shall receive forgiveness of sins in His name" (v. 43). This is a prediction of future subsequent events; To confirm it, he timely brings prophets as witnesses. But let us turn to what has been said above about Cornelius. "Send," says (the writer), "men to Joppa, and call for Simon, who is called Peter." He believed that he would certainly come; That's why I sent it. "He will come and tell you." About what? As we talk, I think about what has been said above. "And he bowed down, falling at his feet." See how (his) word is always foreign to flattery and full of humility. Through this the eunuch also showed himself worthy; he invited Philip to go up and mount the chariot, although he did not know who he was, except after explaining the prophecy. And this one even fell at his feet. Did you see how he was a stranger to pride? See how Peter shows the divinity of his coming when he says, "You know that it is forbidden to the Jews." Why did he not immediately speak about the shroud? Because he was not vain at all. He says that he was sent from God, but how, not yet; and when the need arose, then he spoke. "Ye know that it is forbidden for a Jew to associate or to associate with a foreigner." He was so far from vanity! "You know." In saying this, he also refers to their knowledge. What about Cornelius? "Now we all stand before God," he says, "to hear all that God commands you." He did not say, "before man," but, "before God," showing that this is how the servants of God should hear. Have you seen his lofty soul? Did you see how worthy he was of all this? "Peter opened his mouth, and said, Verily I know that God is no respecter of persons." He also said this for the Jews present, in his own justification. Since he was to speak to them, he presented in advance, as it were, a justification. What then? Was (God) a respecter of persons before this? Let it not be! He was the same before. "In every nation," he says, "he that feareth him, and doeth righteousness, is acceptable unto him." About this Paul also writes thus: "For when the Gentiles, who have no law, by nature do what is lawful" (Romans 2:14). Here (Peter) teaches both doctrine and rules of life. If (God) did not despise the Magi, and the Ethiopian, and the robber, and the harlot, then surely He will not despise those who do righteousness and desire (to believe). Why are there people who are kind and meek, and yet do not want to believe? So you yourself said the reason: because they don't want to. On the other hand, he does not call good one who is meek, but "who does righteousness," i.e., one who is pleasing (to God) in all things, which a person is when he has the proper fear of God; only God knows this. See how "pleasant" this one was. As soon as he heard, he obeyed. And now, you say, would everyone, whoever it was, obey if an angel appeared? But the present sign is much greater than those, and yet many do not believe. Then (Peter) begins his teaching, observing the dignity of the Jews. "He sent a word unto the children of Israel, preaching the gospel of peace through Jesus Christ; This is the Lord of all." First, he speaks of His dominion, and in a very exalted way, as it should have been, because He had before Him a soul that had already become lofty and with fervor accepted all that He said. Then, in order to show how He is "Lord of all," He adds the words: "He sent the gospel," that is, calling for good, and not proclaiming judgment. 3. Here he shows that (Christ) was sent from God first to the Jews. Then He proves it by what He did in all Judea, and says, "You know what happened in all Judea," and surprisingly, "Beginning with Galilee, after the baptism preached by John." First he spoke of His works, and then he dared to say of His fatherland, "Jesus of Nazareth." He knew that this fatherland served as a temptation. "As God anointed with the Holy Spirit and with power." Then again (gives) proof; lest anyone should say, Whence can this be seen? He adds the words: "And He went about doing good and healing all who were possessed by the devil." Together with the good works that He performed, He shows that His power was also great; it must be powerful and great if it defeats the devil. He also gives the reason: "because God was with Him." That is why the Jews also said: "We know that you are a teacher who has come from God; for no one can do such miracles as Thou doest, except God be with him" (John 3:2). Then, when He has proved that He was sent from God, then He says that He was put to death, so that you would not think (of Him) anything unworthy. Do you see how they never concealed the cross, but, by the way, mentioned the image (of the crucifixion)? "They killed him," he says, "hanging him on a tree." "And he did not cause him to appear to all the people, but to us witnesses who were chosen before God." Though He Himself chose them, yet even this (Peter) ascribes to God. "Pre-chosen," he says. See how he proves the resurrection – by eating. Why, then, after the resurrection, did (Christ) perform no sign, but ate and drank? Because the resurrection itself was a great sign; and for the proof (authenticity) of it, nothing can be greater than what He ate and drank. "We are witnesses of everything," he says. Here he also inspires fear, so that they cannot justify themselves by ignorance. And He did not say that He was the Son of God, but, which could especially frighten them, "He is the Judge of the living and the dead, appointed by God." Then (gives) a strong proof from the prophets, because they were in great glory. "Of Him all the prophets bear witness." Having inspired fear, he then presents forgiveness (of sins), speaking not on his own behalf, but on behalf of the prophets. The terrible (he says) from himself, and the pleasant things from the prophets. You who have received this forgiveness, who have been vouchsafed faith, I beseech you, try, knowing the greatness of the gift, not to offend the Benefactor. We have received forgiveness not in order to become worse, but in order to be much better and more perfect. Let no one, therefore, say that God is the author of our sins, because He has not subjected us to punishment and torment. Tell me: if a ruler, having a murderer in his hands, were to let him go, can he be considered the culprit of subsequent murders? Not at all. How is it that we ourselves, daring to insult God with our wicked lips, do not fear and tremble? And what will they not say? What will they not say? He himself, they say, allowed them; it was necessary to punish them, if they were worthy of it, not to give them honors, crowns and privileges, but to subject them to punishment and torment. Not doing anything to them, but instead honoring them, He makes them so. No, I beg and beg, let no one say such a comment about us. It is better to be buried in the ground a thousand times than to allow God to be said this way because of us. The Jews said to Him, "He who destroys the temple, and builds in three days! save thyself"; and again: "If you are the Son of God, come down from the cross" (Matt. 27:40). But that is more blasphemous than this. Therefore, so that because of us they may not be able to call Him the author of evil, and so that for this very blasphemy we may not fall under punishment – since "for your sake," He says, "the name of God is blasphemed among the Gentiles" (Romans 2:24). Let us try to say the opposite, leading a life worthy of Him who calls and approaching the baptism of sonship. Truly great is the power of baptism; it completely changes those who have been vouchsafed this gift, and through it people cease to be the same people. Let the Greeks also believe that the power of the Spirit is great, because it has transformed, because it has recreated. Why do you wait for your last breath, like a runaway slave, like a villain, as if you are not obliged to live for God? Why do you behave towards Him as if you were some cruel and inhuman ruler? What can be colder, more pitiful than those who are baptized at such a time? God has made you a friend and has vouchsafed you all good things, so that you also on your part may show the deeds of a friend. Tell me, If you had done any one great wrongs and insults, and after many troubles had been done to him, you fell into the hands of the offended, and instead he honoured you, and made you a partaker of all his (goods), for the very wrongs done to him, he would crown you among his friends, and say that he considered you to be his own son, and then suddenly died, "Wouldn't you consider it a loss?" – would I not say: I would like to see him alive, in order to give him his due, in order to thank him, so as not to be unworthy before the benefactor? Thus do you (act) in relation to man: and in relation to God, why do you try to arrange it in such a way as not to repay the Benefactor for such great gifts? No, then you should approach when you can repay Him on your part. Why are you running away? So, you will say; I cannot keep (the commandments). But did God command the impossible? That is why everything has been perverted, that is why the universe has become corrupt, that no one cares in the least to live according to God. Catechumens, nourishing such thoughts, do not show any concern for a pious life. Of those baptized, some were baptized in childhood; others are sick, and since they did not have any diligence to live for God, they also do not take care after they recover; others received them in a healthy state, but they also show little care, and they had ardent zeal at that time, but afterwards extinguished their flames. Are you not allowed to attend to business? Am I distracting you from your wife? I keep you only from adultery. Is it from the use of property? From covetousness and theft alone. Do I compel you to distribute everything? Only a little, as far as possible, to give to those in need. "Now is your abundance," says (the Apostle), "to make up for their deficiency" (2 Corinthians 8:14). But even in this way we do not convince. Do we compel fasting? We only forbid indulging in intoxication and satiety. We remove that which causes you dishonor, which you yourself are already here, before hell, already recognized as shameful and hateful. Is it forbidden to rejoice and rejoice? If only (it was) not shameful and dishonorable. 4. What are you afraid of? What are you afraid of? Why are you trembling? Where is married life, where is the good use of possessions, where is moderation in food – what is the reason for sin? External (pagans) command the opposite, and they are listened to. They do not demand as much as they can, but say: so much must be given, and although you plead poverty, they do not retreat even then. But Christ is not so: give (speak) of what you have, and I will put you among the first. They also say: if you want to be glorious, leave your father, mother, relatives, household, and be at the royal court, enduring labors, being insulted, fawning, having no rest, enduring many troubles. But Christ is not so, but be in your home with your wife and children, and arrange your affairs in such a way as to lead a quiet and safe life. So, you will say; but he promises riches? And He is the kingdom; or better: at the same time wealth. He says: "Seek ye first the kingdom of God and His righteousness, and all these things shall be added unto you" (Matt. 6:33).  He (promises wealth) is not in the form of addition, but He is something before that. "I was young," says (David), "and behold, I was old, but I did not see the righteous forsaken, nor his descendants begging for bread" (Psalm 36:25). Let us begin a virtuous life; let us make a beginning for it; let us only approach it, and you will see how many blessings there are in it. Thou hast not done these works without difficulty; Why do you look at these with fear? Yes, you will say, those without difficulty, and those with difficulty. No, not like that, not true. If the truth is to be told, these are much more difficult and difficult to accomplish, and these, if we will, are easy. Let us not, I beseech you, shrink from the divine mysteries. Do not look at the fact that before you the baptized one became bad and lost his hope, and do not become more slothful because of this; and among the soldiers we see some who do not perform military service as they should, and others who are excellently zealous, but we do not pay attention to the lazy, but imitate these – the serviceable. In the same way, look at those who, after baptism, became angels from men. Be afraid of the uncertainty of the future. Death comes "like a thief in the night" (2 Peter 3:10), and not just like a thief, but attacks us who are asleep and delights those who are not awake. For this reason God left the future unknown, so that, always waiting in the unknown, we would lead a virtuous life. But God, you will say, is philanthropic. How long shall we repeat this cold and laughter-inducing saying? Not only do I say, and will not cease to say, that God loves mankind, but I will also say that there is no one more loving than Him, and that He arranges everything in relation to us for His benefit. Do you not see how many at all ages are subject to leprosy? How do many remain blind from the first age until old age? Others were subsequently subjected to blindness; others (live) in poverty; others are in bonds; others in the mines; others are crushed there by the earth; and others died in the war. Is this a matter of philanthropy, tell me? Could He not have prevented this if He had wished? But He does. So, you will say. Tell me, then, why are blind people from the first age? I will not tell you until you give me a promise to be baptized and live godly after baptism. You should not concern yourself with the solution of such questions; The word does not exist for fun. And if I settle this question, another will follow; there is an abyss of questions in the Scriptures. Therefore, learn not only to seek the solution of questions, but also not to ask them, because there will never be an end to our questions. Now, if I resolve this one, I will give rise to an innumerable number of other questions. Let us learn to do this better (so as not to ask questions) than to seek a solution to them. If we do, we will not resolve it perfectly, but according to human understanding. The best solution to such questions is faith, i.e. the conviction that God arranges everything righteously, philanthropically and for good, and that the reasons for this cannot be comprehended. This is the only resolution, and there is no other better than this. What, tell me, is the matter of resolution? Of course, it is not to look for more than what is allowed. But if you become convinced that everything is governed by God's Providence, which permits one thing for a reason known to Him, and arranges another, then you will no longer ask questions and will receive for yourself a ready-made solution to them. But let us return to the subject. Therefore, if you see so many suffering, and God allows all this, then take advantage of the health of (your) body for the health of the soul. But, you will say, what need do I have to undergo labor and deprivation, when I can be cleansed of everything and without labor? First of all (I will say): this is unknown. It happens not only not to be cleansed without difficulty, but also to depart with all (sins). And even if this were known, then such words would not be gratifying. He (God) brought you to the field of war; golden weapons are offered; it is necessary to take them and act; but you want to be saved without glory and do nothing good. Tell me: if there were a war, and the king himself was present, and you would see how some rush into the ranks of the enemy, strike and inflict innumerable wounds, others engage in single combat; some run, others rush on horseback and receive praise from the king, surprise, applause, crowns; and others at the same time consider it best not to be exposed to any danger, to keep behind everyone, and remain inactive; then, at the end of the war, the former are summoned, rewarded with great gifts, and proclaimed, while the latter remain unknown even in name, and only the preservation of life serves as a reward for their deeds – among which would you like to be? Even if you were made of stone, even if you were careless than senseless and soulless things, would you not wish to be among the first a thousand times? So, I beg and beg. For even if it were necessary to fall in the midst of battle, should we not readily resolve to do so? Do you not see how bright are those who fall in such wars, although they die a death, after which they cannot receive honors from the king? And in this battle it is not at all so, but (after it) you will certainly stand with your wounds, which we may all be vouchsafed to show, and without persecution, in Christ Jesus our Lord, with Whom to the Father, with the Holy Spirit, be glory, dominion, honor, now and ever, and unto the ages of ages. Amen.

CONVERSATION 24

"Когда Петр еще продолжал эту речь, Дух Святый сошел на всех, слушавших слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святаго Духа излился и на язычников, ибо слышали их говорящих языками и величающих Бога" (Деян.10:44-46). Покаяние – великое врачество. – Из многих жителей Константинополя не более 100 спасаемых. – Против теа­тральных зрелищ. 1. Посмотри на домостроительство Божие. Петр еще не успел окончить речи, и крещение (Корнилия и бывших у него) еще не совершилось по его повелению; но так как они пока­зали чудное расположение души своей, приняли начало учения и уверовали, что в крещении несомненно подается прощение гре­хов, то и сошел (на них) Дух. Это же совершает Бог с тем намерением, чтобы доставить Петру сильное оправдание. Они не только получают Духа, но и стали говорить языками, что и изумило пришедших с Петром. Зачем же так устраи­вается это дело? Для иудеев, так как они весьма ненавистно смотрели на это. Так везде все совершается Богом; а Петр почти только присутствует здесь, вразумляясь, что им (апо­столам) следует уже обращать язычников, и что это должно чрез них произойти. И не удивляйся! Если после таких со­бытий и в Кесарии, и в Иерусалиме было негодование, то чего не было бы, если бы их не случилось? Поэтому-то они и совершаются чрезвычайным образом. Смотри, как и Петр при этом случае защищается. А что он отвечает после такого случая, о том послушай евангелиста, повествующего так: "тогда Петр сказал: кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святаго Духа?" (ст. 47) Ви­дишь ли ты, к чему он склонил дело и как желал совер­шить это? Так он еще прежде имел это в мыслях. "Водою", говорит, "кто может запретить"? Он почти как бы опро­вергает противившихся и утверждавших, что этого делать не должно. Все совершилось, говорит, необходимейшее испол­нилось, т.е., то крещение, которым и мы крестились. "И велел им креститься во имя Иисуса Христа" (ст. 48). После того, как оправдался, тогда и повелел им креститься, научая их самим делом: настолько ненавистно смотрели (на это) иудеи! Поэтому-то он сначала защищается, хотя дела говорили сами за себя, и потом повелевает. "Потом они просили его пробыть у них несколько дней" (ст. 48). После этого он естественно уже не сомне­вается и остается. "Услышали Апостолы и братия, бывшие в Иудее, что и язычники приняли слово Божие. И когда Петр пришел в Иерусалим, обрезанные упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с ними" (Деян.11: 1-3). После того "обрезанные упрекали", а не апостолы. Что значит "упрекали"? Не мало соблазнялись, говорит (пи­сатель). И смотри, что они возражают. Не говорят: для чего ты проповедовал им? – но: для чего ты вкушал пищу вместе с ними? Петр же не останавливается на этом холодном (за­мечании), – и поистине оно было холодное, – но (указывая) на то великое (дело), говорит: если и они получили Духа, то, как можно было не преподать им (крещения)? Почему же не было того с самарянами, но (было) противоположное? И не только не было до крещения, но и после крещения. И (верующие из иудеев) не негодовали на них, но, услышав, послали (Петра и Иоанна) для этого самого (Деян.8:14,15). Впрочем, и здесь они упрекают не за это, так как знали, что это было делом благодати Божией; но для чего, говорят, ты вкушал пищу вместе с ними? С другой стороны, великая и несравненная разница между самарянами и язычниками. Или он подвергся упреку по благоустроению (Божию), чтобы они научились, так как без нужды Петр и не сказал бы. Смотри, как он не горделив и не тщеславен. "Петр же начал", говорит (писатель), "пересказывать им по порядку, говоря: в городе Иоппии я молился" (ст. 4, 5). Не говорит, для чего или по какому случаю. "И в исступлении видел видение: сходил некоторый сосуд, как бы большое полотно, за четыре угла спускаемое с неба, и спустилось ко мне. Я посмотрел в него и, рассматривая, увидел четвероногих земных, зверей, пресмыкающихся и птиц небесных. И услышал я голос, говорящий мне: встань, Петр, заколи и ешь" (ст. 5-7). Что он хочет сказать этим? Одно видение плащаницы, говорит, достаточно было для убеждения в этом; но к тому присоединен был и го­лос. "Я же сказал: нет, Господи, ничего скверного или нечистого никогда не входило в уста мои" (ст. 8). Видишь ли? Я сделал, гово­рит, свое дело; сказал, что я никогда не ел. Это против того, что говорили те: "ходил и ел с ними". Корни­лию он не говорит этого, потому что не было нужды. "И отвечал мне голос вторично с неба: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды, и опять поднялось всё на небо. И вот, в тот самый час три человека стали перед домом, в котором я был, посланные из Кесарии ко мне" (ст. 9-11).  Говорит то, что было нужно, а о прочем умалчивает; или лучше, первым подтверждает и последнее. И смотри, как он оправдывается: он не хочет пользоваться достоинством учителя, знает, что чем смирен­нее будет говорить, тем скорее успокоит их. "Нечистого никогда", говорит, "не входило в уста мои". Так предусмо­трительно было все оправдание (его). "В тот самый час три человека стали перед домом, в котором я был, посланные из Кесарии ко мне. Дух сказал мне, чтобы я шел с ними, нимало не сомневаясь". 2. Видишь ли, что законоположение есть (дело) Духа? "Пошли со мною и сии шесть братьев". Что может быть смирен­нее, когда Петр ссылается при этом и на свидетельство бра­тий? "Пошли со мною и сии шесть братьев, и мы пришли в дом того человека. Он рассказал нам, как он видел в доме своем Ангела (святого), который стал и сказал ему: пошли в Иоппию людей и призови Симона, называемого Петром; он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой" (ст. 12-14). Не сказал того, что говорил ангел Кор­нилию: "молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом", чтобы не оскорбить их; но – то, что не заключало в себе ничего великого: "он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой". Видишь ли, как он изъясняется поспешно по той причине, о которой я сказал выше? Не говорит ничего и о кротости того мужа. Итак, когда Дух посылал, Бог пове­левал, там призывая чрез ангела, здесь побуждая, и разре­шая сомнительность дела, тогда что должно было делать? Но он не говорит ничего этого, а указывает на последующее событие, которое и само по себе было несомненным свидетельством. Почему же, скажешь, не одно только оно было? От преизбытка (силы, бывшей) от Бога, чтобы явно было, что и начало (этого дела) не от апостола. Если бы он пошел сам собою, и ни­чего такого не было, то они весьма вознегодовали бы; поэтому он издалека располагает к себе мысли их и говорит им: "как и мы, получили Святаго Духа". И еще: "сошел на них Дух Святый, как и на нас вначале" (ст. 15). Не довольствуется и этим, но напоминает и об изре­чении Господа: "тогда вспомнил я слово Господа, как Он говорил: Иоанн крестил водою, а вы будете крещены Духом Святым" (ст. 16). Таким образом, здесь не случилось ничего нового, но то, о чем Он предсказал. Но, скажешь, не должно было крестить (их), потому что крещение уже совершилось, когда сошел на них Дух? Потому-то он и не говорит: я повелел им наперед креститься; но что? – "кто может запретить креститься водою", – показывая этим, что он не сде­лал ничего сам собою. Итак, они получили то, что имеем и мы. "Итак", говорит, "если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?" (ст. 17) Чтобы сильнее заградить им уста, для того ска­зал: "дал им такой же дар". Видишь ли, как он утверждает, что внезапно уверовавшие получили не меньше их? "Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа"; следовательно, сам очи­стил их. И не говорит: вам, но: "нам", чтобы смягчить и та­ким образом речь свою. Почему же вы негодуете, когда мы считаем их соучастниками (того же дара)? "Выслушав это, они успокоились и прославили Бога, говоря: видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь" (ст. 18). Видишь ли, как все сделано речью Петра, обстоятельно рассказавшего о случившемся? Потому они и сла­вили Бога, что Он и тем даровал покаяние: так они смири­лись от этих слов! Тогда-то, наконец, открылась дверь (веры) язычникам. Но обратимся, если угодно, к вышесказанному. Не сказал (писатель), что изумился Петр, но: "обрезанные"; он знал, что совершается. И действительно, должно было удив­ляться тому, как и те уверовали. Они же не вознегодовали, когда услышали, что те уверовали; но когда (услышали, что) Бог даровал им Духа, когда Петр излагал свое видение и говорил: "Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым". Так он еще прежде знал это. Поэтому он и приготовляет речь о язычниках, в которой показывает, что они уже не были язычниками, когда явилась (в них) вера. Та­ким образом, нисколько неудивительно, что они получили Духа прежде крещения; и с нами тоже случилось. Здесь Петр пока­зывает, что они крестились не так, как прочие, но гораздо лучше. Поэтому вполне достигнуто было то, что они не могли ничего более сказать, но должны были признать тех, по край­ней мере, в этом отношении себе равными. "Потом они просили его", го­ворит (писатель), "пробыть у них несколько дней". Видишь ли, как они недружелюбно приняли его? Видишь ли, какую они имели ревность о законе? Они не устыдились ни достоинства Петра, ни случившихся зна­мений, ни того великого события, что слово (евангельское) при­нято (язычниками); но о тех маловажных предметах "упрекали". Если бы ничего такого не было, то самого события (для них) было бы недостаточно. Впрочем, Петр оправдывается не так; он был благоразумен; или лучше, это были слова не его благоразумия, но Духа. Он в оправдании своем показы­вает, что отнюдь не он сам виновник всего, но Бог; и говорит им как бы так: Он сделал, что я пришел в ис­ступление, а я просто "молился"; сосуд Он показал, а я воз­разил; потом опять Он сказал, а я и тогда не послушался; Дух повелел идти, а я, несмотря на то, пошел не поспешно; я сказал (Корнилию), что Бог послал, но и после этого сам не крестил, а опять Бог сделал все. Следовательно, Бог крестил их, а не я. И не сказал: после всего бывшего, не следовало ли, наконец, употребить воду? – но, как бы уже ни­чего более не оставалось, говорит: "кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?" Вот, каково его оправдание! Ведь не сказал: узнав об этом, успокойтесь, – но что? Принимает их нападение и оправдывается против их обвинения: "кто же я, чтобы мог", говорит, "воспрепятствовать Богу?" Пристыжает и сильно поражает их своим оправданием: я не мог, говорит, воспротивиться. Поэтому они затем, устрашившись, "успокоились и прославили Бога". 3. Так и нам должно славить Бога за блага, (получаемые) нашими ближними, а не завидовать, как завидуют многие из новокрещенных, когда видят других, по крещении вскоре от­ходящих (от этой жизни). Должно славить Бога и за то, что Он не дарует им продолжения жизни. А ты, если угодно, по­лучил и больший дар; разумею то, что ты получил не только просвещение (крещением), – ведь это общее и для того, и для тебя, – но и потребное время для добрых дел. Тот облекся в одежду и (обновления) – и не успел насладиться ею; тебе даровал Бог большую возможность воспользоваться оружием, как должно, и таким образом испытывать его на деле. Тот отхо­дит, получая награду только за веру свою; ты стоишь на поприще дел, имея возможность получить многие награды и явиться столько светлее его, сколько солнце (светлее) малейшей звезды, сколько военачальник – последнего воина, или лучше, сколько сам царь. Поэтому обвиняй самого себя, или лучше, не обвиняй, но постоянно исправляйся; недостаточно (только) обвинить себя; надобно возбудить себя к борьбе. Ты пал? Ты тяжко постра­дал? Восстань, укрепись; ты еще на поприще; зрелище еще продолжается. Не видишь ли, как многие борцы, поверженные, снова возбуждали себя к борьбе? Только не падай добровольно. Ты ублажаешь отшедшего? Гораздо более ублажай себя самого. Тот получил прощение грехов? Но ты, если хочешь, не только омоешь грехи свои, а и будешь иметь добрые дела, что для того невозможно. Мы имеем возможность – восстановлять себя. Велико врачество покаяния; не отчаивайся. Тот поистине достоин отчаяния, кто сам отчаивается; он уже не имеет надежд спасения. Не столько страшно – впасть в глубину зол, сколько – впавши оставаться в ней; не столько нечестиво – впасть в глубину зол, сколько – впавши оставаться беспечным. По­чему же, скажи мне, ты не заботишься о том, о чем особенно должен стараться? Ты пал, получив столько ран? Но нет никакой душевной раны неисцельной; на теле много таких ран, а в душе ни одной; и о тех мы непрестанно заботимся, а об этих нисколько не беспокоимся. Не видишь ли, в какое краткое время исправился разбойник (Лк.23:41)? Не ви­дишь ли, в какое краткое время мученики совершали все? Но теперь уже не время мучений? И теперь – время подвигов, если захотим, о чем я часто говорил. "Да и все", говорит (апостол), "желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы" (2Тим. 3:12). Живущие благочестиво бывают постоянно гонимы, если не от людей, то от демонов; а это есть тягчайшее гонение. И еще прежде, от самой безопасности особенно терпят гонение (люди) беспечные. Или, думаешь, не великое гонение – быть в безопасности (от гонений)? Это есть тягчайшее из всех (гонений); это хуже самого гонения. Безопасность, как бы поток наводняющий, расслабляет душу; и что зной и холод, тоже го­нение и безопасность. Но, чтобы ты полнее убедился, что она – хуже гонения, заметь следующее: она наводит сон на душу, производит великую невнимательность и беспечность, возбуж­дает всякого рода страсти, вооружает гордость, вооружает сластолюбие, вооружает гнев, зависть, тщеславие, ревность. Во время же гонения ничто подобное не может возмутиться: но страх, приблизившись, как бы каким бичом сильно ударив лающего пса, всем этим страстям не позволяет даже подать голоса. Во время гонения кто может тщеславиться? Кто преда­ваться сластолюбию? Никто; но (тогда бывает) великий страх и трепет, производящий великую тишину, ведущий к тихой при­стани, соделывающий душу благоговейною. Я слыхал некогда от отцов наших, – впрочем, да не будет этого с нами, по­тому что нам заповедано не искать искушений (Мф.6:13), – они говорили, что во время древних гонений можно было ви­деть мужей истинно христианских. Никто тогда не заботился об имуществе, никто – о жене, никто – о детях, никто – об отечестве: у всех была одна забота, чтобы спасти душу свою. Одни скрывались в гробницах и пещерах, другие – в пусты­нях. Не только мужи, но и нежные и слабые жены скрывались тогда, непрестанно претерпевая голод.

Теперь – тяжкое гонение, как поэтому, так и потому, что оно даже не считается гонением. Подлинно, и ту опасность представляет эта брань, что она считается миром, чтобы мы не вооружались против нее, чтобы не восставали; никто не боится (ее), никто не страшится. Если же не верите, то спросите язычников, которые гонят (хри­стиан): когда обязанности христианские (пополнялись) точнее, когда все (были) благочестивыми? Не велико было тогда число их; но велико было богатство добродетели. Скажи мне, какая польза от того, что много сена, когда можно было бы иметь драгоценные камни? Не в многочисленности вся важность, но в превосходстве добродетели. Плия был один; но его не стоил мир (3Цар.19:14). Мир состоит из множества; но и мно­жество не составляет ничего, когда не может сравниться даже с одним. "Лучше один праведник" творящий волю Господню, "нежели тысяча грешников" (Сир.16:3). Тоже выражает и Премудрый, когда говорит: "не желай множества негодных детей" (Сир. 16:1). Такие (люди) подают повод к хуле на Бога более, не­жели когда бы они не были христианами. Какая мне нужда во множестве? Только больше пищи для огня. Тоже можешь видеть и на теле: лучше умеренная пища, способствующая здоровью, нежели роскошная, причиняющая вред; та питает гораздо больше этой; та – пища, а эта – болезнь. Тоже может всякий ви­деть и на войне: лучше десять мужей опытных и храбрых, нежели тысячи неопытных: эти ничего не делают и даже пре­пятствуют делающим. Тоже можно видеть и на корабле: лучше два опытных мореплавателя, нежели бесчисленное множество неопытных, – потому что эти потопят сам корабль. 4. Говорю это не потому, чтобы я был недоволен вашею многочисленностью, но, желая, чтобы все вы были отличными (по добродетелям) и не надеялись на множество. Гораздо мно­гочисленнее идущие в геенну; но царствие (Божие) больше ее, хотя содержит немногих. Народ (израильский) был многочи­слен, как песок морской, но один спас его. Один был Моисей, а имел силу больше всех (Числ.12:7); один был Иисус, но имел силу больше шести сот тысяч (Исх.12:37). Не о том будем стараться, чтобы только были многие, но более о том, чтобы они были отличны (по добродетелям). Когда по­следнее будет достигнуто, тогда будет и первое. Никто, строя дом, не желает сделать его наперед просторным, но сначала крепким и благонадежным, а потом – и просторным; никто не полагает основания так, чтобы возбудить против себя на­смешки. Сначала постараемся о последнем, а потом и о пер­вом. Если есть последнее, то легко будет и первое; а если нет последнего, то первое, хотя бы и было, (не принесет) ни­какой пользы. Если есть могущие просиять в Церкви, то скоро будут и многие; если же нет первых, то и множество никогда не будет иметь превосходства. Сколько, вы думаете, в нашем городе спасаемых? Тяжко то, что я намерен сказать; однако скажу, Из числа столь мно­гих тысяч нельзя найти более ста спасаемых; но и в этих сомневаюсь. Какое, скажи мне, нечестие в юношах? Какое не­радение в старцах? Никто не заботится, как должно, о своем собственном сыне; никто не ревнует при виде старца подра­жать ему. Образцы для подражания утратились; оттого и юноши нисколько не достойны удивления. Не говори мне того, что мы составляем множество. Это свойственно людям холодным; пред людьми справедливо можно было бы говорить об этом, но пред Богом, Который не имеет нужды в нас, нельзя. А что это слова холодные и для них, послушай. Имеющий мно­жество слуг, но слуг развратных, сколько потерпит неприятностей! Не имеющему у себя ни одного кажется неприятным то, что он остается без слуг; а имеющий негодных (слуг) и самого себя губит вместе с ними, и (терпит) больший вред. Гораздо тяжелее наказывать других и вести с ними ссору, чем служить самому себе. Говорю это для того, чтобы никто не удивлялся Церкви из-за многочисленности, но чтобы мы стара­лись сделать эту многочисленность отличною, чтобы каждый имел попечение о собственном своем члене, не о друзьях, не о родных, – как я всегда говорю, – и не о соседях: но чтобы привлекал (в Церковь) и посторонних. Например: со­вершается молитва, сидят холодно все, и юноши, и старцы, скорее изверги, нежели юноши, смеясь, хохоча, разговаривая, – и это ведь я слышал, – насмехаясь друг над другом, когда стоят на коленях; ты стоишь тут, юноша или старец, оста­нови, когда видишь, укори сильнее не слушающего, пригласи диакона, пригрози, сделай свое дело; и если он осмелится сде­лать что-нибудь против тебя, то, конечно, многие помогут тебе. Кто так неразумен, что, видя, как ты укоряешь за это, а те укоряются, не примет твоей стороны? Тогда ступай (домой), по­лучив награду за молитву. В доме господина мы тех слуг считаем усерднейшими, которые не оставляют ни одного со­суда лежать в беспорядке. Скажи мне: если бы ты увидел дома серебряный сосуд, выброшенный вон, то хотя бы ты и не был обязан к тому, не взял ли бы его и не внес ли бы в дом? Если бы (увидел) одежду, брошенную в беспорядке, то, хотя бы ты не должен был заботиться о ней, хотя бы ты был врагом приставленного (к этому делу), но по располо­жению к господину не привел ли бы ее в порядок? Так и теперь. Это – сосуды; если видишь их лежащими в беспорядке, приведи в порядок; приди ко мне, я не откажусь; мне скажи, объяви; я не могу сам усмотреть всего; простите. Вы видите, какое зло господствует во вселенной. Не без причины я гово­рил, что мы – куча сена, беспорядочное море. Не говорю о том, что они делают, но о том, что приходящие (сюда) предаются такому сну, что и не исправляют этого. Опять вижу, как одни разговаривают стоя, когда совершается молитва, а другие, более скромные, не только когда совершается молитва, но и когда свя­щенник благословляет. О, дерзость! Когда же будет спасение? Как же мы умилостивим Бога? Если придешь на место игр, то увидишь всех благочинно составляющих хор, и – ничего нестройного. Как на лире, составленной разнообразно и вместе стройно, от благоустройства каждой из составных частей про­исходит один благозвучный тон, так точно и здесь из всех должно бы составляться одно стройное согласие. Мы со­ставляем одну Церковь, стройно составленные члены одной Главы; все мы – одно тело; если один какой-нибудь (член) будет оставлен в пренебрежении, то все (тело) пренебрегается и растлевается. Так бесчинством одного нарушается благочи­ние всех. То поистине страшно, что ты приходишь сюда не на место игр или пляски для забавы, и стоишь неблагочинно. Разве ты не знаешь, что стоишь вместе с ангелами? С ними поешь, с ними воссылаешь хвалы, – и стоя смеешься? Не удиви­тельно ли, что удар молнии не ниспадает не только на них, но и нас? Действительно, это достойно удара молнии. Предстоит Царь, смотрит воинство; а ты пред их глазами стоя смеешься, или не удерживаешь смеющегося? Но доколе мы будем обли­чать? Доколе укорять? Не следовало ли бы таких, как заразу, как развратителей, как злодеев, развращенных и исполнен­ных бесчисленного множества зол, изгнать из Церкви? Когда они станут воздерживаться от  смеха, – они, смеющиеся в столь грозный час? Когда удержатся от пустословия разгова­ривающие во время благословения? Неужели они не стыдятся при­сутствующих? Неужели не боятся Бога? Для нас недостаточно и душевной невнимательности, не довольно и того, что, молясь, блуждаем (мыслями) повсюду; но мы привносим еще смех и великий хохот. Разве здесь зрелище? Впрочем, я думаю, это производят именно зрелища: они доставляют нам многих непокорных и бесчинных. Что здесь мы созидаем, то там разрушается; и не только этою, но и другими нечистотами они (там) неиз­бежно наполняются. И происходит тоже, как если бы кто за­хотел очистить поле, а вверху находящийся источник снова извергал бы на него грязь; одно очистишь, натечет опять дру­гое. Тоже происходит и здесь.

Поэтому предаю вас Богу. И вам, которые здоровы, отныне заповедаю, что на вас будет суд и осуждение, если кто, уви­дев бесчинствующего или разговаривающего, особенно в та­кое время, но остановит и не исправит. Это – лучше молитвы. Оставь свою молитву и сделай ему внушение; тогда и ему при­несешь пользу, и сам будешь с прибылью. Таким образом и все мы будем в состоянии спастись и достигнуть царствия небесного, которого да сподобимся все мы, по благодати и че­ловеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 25

"Между тем рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана, прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя слово, кроме Иудеев" (Деян.11:19). Отчего произошел голод. – Всякий грех очищается милостыней. – Виды милостыни. 1. Гонение не мало пользы принесло проповеди: "любящим Бога", говорит (апостол), "все содействует ко благу" (Римл. 8:28). Если бы они (враги) старались нарочито распространить Церковь, то сделали бы не что иное, как это; разумею рассея­ние учителей. И смотри, куда простерлась проповедь. "Прошли", говорит (писатель), "до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя слово, кроме Иудеев". Видишь ли, как все касательно Корнилия было сделано предусмотрительно? А это слу­жит и к оправданно Христа, и к обвинению иудеев. Когда Стефан был убит, когда Павел дважды находился в опа­сности, когда апостолы подверглись бичеванию, когда они часто были изгоняемы, – тогда уже были приняты язычники, тогда – са­маряне. Об этом и Павел возвещает, когда говорит: "тогда Павел и Варнава с дерзновением сказали: вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам" (Деян.13: 46). Таким образом они путешествовали, беседуя и с языч­никами. "Были же некоторые из них Кипряне и Киринейцы, которые, придя в Антиохию, говорили Еллинам, благовествуя Господа Иисуса. И была рука Господня с ними, и великое число, уверовав, обратилось к Господу" (ст. 20, 21). Смотри, они про­поведуют эллинам. Поэтому вероятно, что они умели (гово­рить) по-эллински, и что в Антиохии было много таких. "И была", говорит (писатель), "рука Господня с ними", т.е., они творили знамения. Видишь ли, для чего и теперь нужны были знамения? Для того, чтобы они уверовали. "Дошел слух о сем до церкви Иерусалимской, и поручили Варнаве идти в Антиохию" (ст. 22). Для чего же в такой город, уже при­нявший проповедь, не отправились сами (апостолы), а посылают Варнаву? Ради иудеев. Впрочем, с немалою предусмотритель­ностью это устраивается, и для того, чтобы таким образом при­был сюда Павел; не напрасно, но по великому устроению (Бо­жию) отвращаются от него (иудеи), чтобы этот голос пропо­веди, эта труба небесная не ограничилась Иерусалимом. Видел ли ты, как Христос всегда обращал саму злобу их во благо, по Своей воле, и нерасположенность их к Павлу (упо­требил) к созданию Церкви из язычников? Но обрати также внимание и на этого святого, т.е. Варнаву, как он не заботился о себе, но отправился в Тарс. "Он, прибыв и увидев благодать Божию, возрадовался и убеждал всех держаться Господа искренним сердцем; ибо он был муж добрый и исполненный Духа Святаго и веры. И приложилось довольно народа к Господу. Потом Варнава пошел в Тарс искать Савла и, найдя его, привел в Антиохию" (ст. 23-25). Он был муж весьма добродетельный, кроткий и дружен с Павлом. Потому он и пришел к этому атлету, к этому военачаль­нику, к этому единоборцу, к этому льву. Не знаю, что еще сказать. Что я ни сказал бы, скажу меньше достоинства Пав­лова. Пришел к этому ловчему псу, одолевающему львов, к этому крепкому волу (1Кор.9:9; 1Тим.5:18), к этой лам­паде светлой, к этим устам, достаточным для всей вселен­ной. Подлинно потому в Антиохии (верующие) стали называться христианами, что Павел пребыл в ней столько времени. "Целый год собирались они в церкви и учили немалое число людей, и ученики в Антиохии в первый раз стали называться Христианами" (ст. 26). Не малая похвала городу. Действительно, можно утверждать пред всеми, что он прежде всех прочих (городов) столько вре­мени наслаждался теми устами, и оттого в нем прежде всех (верующие) удостоились этого названия. Видишь ли, на какую вы­соту он вознес, и каким славным сделал этот город? Это – заслуга Павла. Там, где уверовали три тысячи, где – пять ты­сяч, где – такое множество, не было ничего подобного, но назы­вались еще только "последующих" (Деян.9:2); а здесь стали называться христианами. "В те дни пришли из Иерусалима в Антиохию пророки" (ст. 27). Так как здесь надлежало произрасти и плоду милостыни, то с пользою устрояется, что (сюда) пришли про­роки. Но заметь, прошу: и здесь никто из известнейших (апо­столов) не был учителем; они имели учителями кипрян и киринейцев и Павла, – хотя он и превосходил их, – подобно как Павел (имел учителями) Варнаву и Ананию, и, однако, оттого он нисколько не был меньше их, к тому же у него был (учителем) сам Христос. "И один из них, по имени Агав, встав, предвозвестил Духом, что по всей вселенной будет великий голод, который и был при кесаре Клавдии"  (ст. 28). Не напрасно здесь предвещается, что будет великий голод, который и слу­чился, как о нем было предсказано. Чтобы некоторые не по­думали, будто голод был потому, что появилось христианство, что отступили демоны, Дух Святый предсказывает, что имело случиться, подобно тому, как и Христос предсказал многое, чтои случилось. Таким образом не потому это случилось, что так должно было случиться от начала, но за то зло, которое сделано было апостолам; когда начали делать его, то Бог долготерпел; а когда стали упорствовать, то наступает голод, угрожавший иудеям будущими бедствиями. Но, если он был для них, то для прочих ему и по наступлении надлежало прекратиться. Ка­кое, в самом деле, зло сделали эллины, чтобы и им, не сде­лавшим никакого зла (апостолам), подвергаться тем же бед­ствиями? Если же не для иудеев, то и сами (христиане) могли еще более явить свои добродетели, потому что (иудеи) делали свое дело – убивали, терзали, мучили, повсюду гнали (их). И смотри, – когда наступает голод: когда уже приняты были и язычники. 2. Но, скажешь, если (голод был) за злодеяния (иудеев), то христианам следовало бы быть изъятыми от него? Почему же, скажи мне? Не сказал ли еще прежде им Христос: "в мире будете иметь скорбь" (Ин.16:33)? А ты, говоря это, может быть и то прибавишь, что им не следовало и подвергаться бичева­нию? Но посмотри: для них и голод послужил во спасение, подал повод к милостыне, сделался виновником многих благ, как он был бы и для вас, если бы вы захотели: но вы не хотели. Предсказывается о нем для того, чтобы они при­готовились к милостыне, потому что бывшие в Иерусалиме тяжко страдали; а до того времени у них не было голода. И посылаются Варнава и Павел – послужить им. "Тогда ученики положили, каждый по достатку своему" (ст. 29). Видишь ли, как они, лишь только уверовали, уже приносят и плоды, не для своих только, но и для отдаленных? Здесь, кажется мне, говорится о том же, о чем в другом месте Павел говорит так: "подали мне и Варнаве руку общения, только чтобы мы помнили нищих" (Гал.2: 9, 10). Такую-то пользу принес голод! И смотри: они и при этой скорби не предаются плачу и слезам, как мы, но прини­маются за великое и доброе дело; они продолжали проповедо­вать слово еще с большей смелостью. И не сказали: мы, кири­нейцы и кипряне, пришли в такой славный и великий город; но, надеясь на благодать Божию, эти приступили к учению, а те не возгнушались чему-нибудь научиться от них. Смотри, как все совершается мало-помалу, проповедь распространяется, находящееся в Иерусалиме заботятся одинаково о всех, как бы считая всю вселенную одним домом. Услышали они, что Самария приняла слово, и послали туда Петра и Иоанна; услышали о происходившем в Антиохии, и посылают туда Варнаву. Ве­лико было расстояние (от Иерусалима), и апостолам еще не сле­довало отлучаться оттуда, чтобы не сочли их за беглецов, убе­гающих от своих. Отлучаются же (они оттуда) по необходи­мости уже тогда, когда, наконец, иудеи оказались неисцельными, когда уже настала война и можно было погибнуть, когда произнесен был приговор (на Иерусалим); а доколе Павел не прибыл в Рим, дотоле они были там. Впрочем, они уда­ляются не потому, чтобы боялись войны; как (могли бояться этого) те, которые шли к (людям), имевшим вести с ними брань? Притом, война началась уже по смерти апостолов. и исполнилось сказанное об иудеях: "но приближается на них гнев до конца" (1Фес.2:16). Так, чем они были уничиженнее, тем более сияла благодать, чрез малых совершая великое! Но обра­тимся к вышесказанному. "Убеждал всех", говорит (писатель), "держаться Господа: ибо он был муж добрый" (αγαθός). Мне кажется, "добрый" означает здесь простого, непритворного, весьма ревнующего о спасении ближних. И не только он был "муж добрый", но и "исполненный Духа Святаго и веры". Поэтому он "и убеждал всех держаться Господа искренним сердцем", т.е., с прославлением и хвалою (Господу). И смотри, как этот город, как бы тучная земля, принял слово и явил великий плод. Для чего же Варнава извел Павла из Тарса и привел сюда? Не напрасно, но потому, что здесь были и хоро­шие надежды, и обширный город, и великое множество (народа). Видел ли ты, как все совершает благодать, а не Павел, – как дело началось с малого, а когда стало известным, тогда они посылают Варнаву? И почему не послали его прежде? По­тому что имели великое попечение о своих делах и не хотели, чтобы иудеи обвиняли их за то, что они принимали язычников; ведь когда неизбежно нужно было им соединиться (с языч­никами), между ними было некоторое негодование, для предотвра­щения которого произошло бывшее с Корнилием. Тогда уже и говорят: "к язычникам, а им к обрезанным" (Гал.2:9). И смотри, как благовременно нужда от голода произвела общение (чрез милостыню), посланную от язычников к бывшим во Иеруса­лиме; эти принимают посланное от тех; и те не так, как мы, встречающие несчастья со слезами, – не поступали так, но переносили с великим благодушием, как находившиеся вдали от гонителей и жившие между людьми, не боявшимися иудеев, – что также не мало к тому способствовало. Но отходили и в Кипр, где была большая безопасность и большее спокойствие. "Никому не проповедуя слово", говорит (писатель), "кроме Иудеев". Делали это не по страху человеческому, который считали за ничто, а желая соблюсти закон и еще снисходя к ним. "Прошли до Финикии и Кипра и Антиохии".  Эти не слишком заботились об иудеях. "Придя в Антиохию, говорили Еллинам, благовествуя Господа Иисуса". Может быть потому,  что они не умели (говорить) по-еврейски, называли их эллинами. "Он (Варнава), прибыв", говорит (писатель), "и увидев благодать Божию", а не старание человеческое, "и убеждал всех держаться Господа искренним сердцем". Похвалив и одобрив народ, он, вероятно, обратил этим еще больше. И почему они не пишут к Павлу, а посылают Варнаву? Они еще не знали добродетели этого мужа; потому и устрояется так, что отправляется один только Варнава. А так как (там) было множество народа, и никто не препятствовал, то вера произра­стала благоуспешно, а в особенности потому, что там не тер­пели никакого искушения, и что проповедовал Павел, уже не подвергаясь необходимости обращаться в бегство. Хорошо и то, что не они сами предсказывают  о голоде, а пророки, чтобы (иначе) не показаться каким-либо образом тягостными. И до­стойно удивления, как антиохийцы не негодовали на то, что были как бы презрены (апостолами), но довольствовались своими учи- телями. Так все они пламенели к слову (евангельскому)! Они даже не ожидали, чтобы наступил голод, но прежде него послали, "каждый по достатку своему". 3. И смотри: от апостолов другим вверяется это (попе­чение о бедных), а здесь – Павлу и Варнаве. Не с малою пре­дусмотрительностью сделано было и это; тогда было начало (Церк­ви христианской) и притом нужно было остерегаться соблазна. А теперь никто не делает этого, хотя и теперь голод – тяже­лее тогдашнего. Не все ведь равно – переносить несчастье всем вместе, или, между тем как все живут в изобилии, бед­нейшим терпеть голод. Тогда был только голод, и сами по­дававшие (были) бедны, – "ученики положили, каждый по достатку своему", говорит (писатель), – а теперь сугубый голод, хотя и изобилие сугубое, голод тяжкий, голод не слышания слова Господня, но насыщения посредством милостыни. Тогда получали утешение и иудейские бедные, и антиохийцы, подавшие помощь, и последние больше первых; а теперь и мы, и бедные терпим голод, они – нуждаясь в необходимой пище, а мы – лишаясь милости Бо­жией. Не может  быть ничего необходимее такого насыщения. Здесь не бывает зла, происходящего от пресыщения; здесь из­быток пищи не выходит вон. Нет ничего прекраснее, нет ничего здоровее души, питаемой таким образом; она выше всякой болезни, всякого голода, всякого нездоровья и недуга; никто не может коснуться ее, но как адамантовому телу не может повредить ни железо, ни что другое, так и души, ограж­денной милостынью, совершенно ничто не может коснуться. Скажи мне, что может когда-либо овладеть ею? Бедность ли? Нет; (милостыня) хранится в царской сокровищнице. Вор и разбойник? Но под ее стены никто не может подкопаться. Червь? Но это сокровище выше и такого зла. Зависть и нена­висть? Но не овладевается и ими. Клеветы и наветы? Не могут и они, потому что это сокровище неприступно. Но несправед­ливо было бы показать только эти свойства милостыни, и не (по­казать) противоположных. Она не только свободна от зависти, но и сопровождается великим благословением даже от не ис­пытавших ее благодеяний. Как жестокие и бесчеловечные бы­вают ненавистны не только тем, которые обижены ими,  но и тем, которые ничего не потерпели от них, а только состра­дают обиженным и осуждают обижающих, так и сделав­ших много прекрасного хвалят не только те, которые облаго­детельствованы ими, но и те, которые ничего не получили от них. Но что я говорю: свободна от зависти, клеветников, во­ров и разбойников? Не это только в ней хорошо, но еще и то, что она не уменьшается сама в себе, а всегда возрастает и умножается. Что было гнуснее Навуходоносора? Что безобраз­нее, что преступнее его? Он был человек нечестивый; ви­дел множество знамений и чудес и не захотел раскаяться, но вверг в печь рабов Божиих, хотя после того и покло­нился (Богу). А что говорит ему пророк? Царь, да будет благоугоден тебе совет мой: искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным; вот чем может продлиться мир твой" (Дан.4:24). Сказал так не потому, чтобы сомневался, – он ведь был совершенно уверен в том, – но, желая возбудить в нем больший страх и сильнее (показать) необходимость сделать это. Если бы он сказал утвердительно, то тот сделался бы еще более нерадивым. Так и мы тогда скорее всего побуждаем кого-нибудь, когда говорим: попроси такого-то, и не прибавляем, что он непременно выслушает, но говорим: может быть, он выслушает; большее опасение, происходящее от сомнения, производит и большее побуждение. Поэтому и пророк не высказал этого ясно. Но что ты гово­ришь? Неужели таким преступлениям будет прощение? Да. Нет греха, которого бы не могла очистить, которого бы не могла истребить милостыня; всякий грех ниже ее; она есть вра­чество, пригодное ко всякой ране. Что хуже мытаря? Он спо­собен на всякое нечестие; но и это все нечестие Закхей очистил (Лк.19:8,9). Смотри, как и Христос внушает это тем, что установил: "имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали" (Ин.12:6). И Павел говорит: "только чтобы мы помнили нищих" (Гал.2:10). И везде в Писаниях много говорится об этом предмете. Так, (Премудрый) говорит: "богатством своим человек выкупает жизнь свою" (Прит.13:8). И Христос: "если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и приходи и следуй за Мною" (Мф.19:21). В этом, подлинно, состоит совершенство. Милостыня же со­вершается не только деньгами, но и делами. Так, например, можно ходатайствовать, можно подать руку помощи; часто в делах ходатайство помогало даже больше денег. 4. Итак, приведем в действие в настоящем случае все роды милостыни. Можешь деньгами? Не медли. Можешь хода­тайством? Не говори, что у тебя нет денег; это ничего; и то значит весьма много, будь так расположен, как бы ты по­давал деньги. Можешь услугою? Сделай и это. Например: ты врач по званию? Позаботься о больных; и это много значит. Можешь советом? Это – гораздо важнее всего; совет тем лучше и выше всего, чем большую он приносит пользу: им ты избавляешь не от голода, но от лютой смерти. Им и апостолы были особенно богаты; поэтому раздачу денег они вве­рили низшим, а сами пребывали в служении слову (Деян.6:1-4). Или, думаешь ты, не велика будет милостыня, если душу, предавшуюся унынию, находящуюся в крайней опасности, одер­жимую пламенем (страсти), можешь освободить от этой бо­лезни? Например, ты видишь друга одержимого сребролюбием? Окажи милость этому человеку. Он хочет удавиться? Угаси пламень его. А что если он не послушается? Ты делай свое дело и не ленись. Видишь его связанного узами (сребролюбие ведь – поистине узы)? Приди к нему, посети его, утешь, по­старайся освободить от уз. Если он не согласится, сам бу­дет виноват. Видишь нагого и странника (поистине наг и странник для небес не пекущийся о добродетельной жизни)? Возьми его в дом свой, одень в одежды добродетели, сде­лай гражданином неба. А что, скажешь, если я сам наг? Одень наперед себя самого; если знаешь, что ты наг, то, ко­нечно, знаешь и то, что ты должен одеться. Если только ты знаешь свойства этой наготы, то легко можешь узнать и свой­ственное ей одеяние. Как многие женщины носят шелковые одежды, и поистине обнажены от одежд добродетели! Таких пусть одевают мужья. Но они не принимают этих одежд, а хотят тех? Сделай сначала так: возбуди в них желание этих одежд, покажи, что они наги, беседуй о будущем суде, скажи, что там нужны будут нам другие (одежды), а не те (шелковые). Если позволите мне, то и я покажу эту наготу. Нагой, во время стужи, цепенеет, дрожит, стоит скорчившись и поджавши руки, а во время жара не делает этого. Если те­перь я покажу, что и богатые мужи и богатые жены тем бо­лее бывают наги, чем более одеваются, то не гневайтесь. Скажи мне: когда мы рассуждаем о геенне и тех мучениях, не больше ли цепенеют и дрожат эти, нежели те – нагие? Не вздыхают ли они тяжко и не осуждают ли самих себя? Когда они приходят к кому-нибудь и говорят: помолись обо мне, не то же ли самое говорят они, что и те? Впрочем, теперь, что бы мы ни говорили, эта нагота не будет видна вполне; она будет видна там. Как и каким образом? Когда эти шелко­вые одежды и драгоценные камни погибнут и в одних только одеждах добродетели и порока явятся все; когда бедные бу­дут облечены великою славою, а богатые в наготе и безобра­зии будут влечены на мучения. Кто был изнеженнее того бо­гача, облекавшегося в порфиру? Кто беднее Лазаря? А кто из них говорил подобно нищим? И кто наслаждался блажен­ством (Лк.16:19-25)? Скажи мне: если бы кто украсил дом свой множеством покрывал, а сам сидел внутри его нагим, какая была бы польза? Так бывает и с женами. Дом души, т.е. тело, одевают множеством украшений; а госпожа дома сидит внутри нагая. Откройте, прошу, душевные очи, и я покажу вам душевную наготу. Что такое одежда души? Ясно, что – добродетель. А что нагота? Порок. Как если обнажить кого-нибудь из свободных, то он стыдится, стесняется и убе­гает, так точно и душа, не имеющая этой одежды, когда мы хотим взглянуть на нее, стыдится. И теперь, думаешь, многие не стыдятся ли и не удаляются ли в самую глубину, как бы ища какого покрывала и занавеса, чтобы не слышать этих слов? А другие, ничего не сознавая за собою, веселятся, радуются, уте­шаются и восхищаются сказанным. Послушай о блаженной Фекле. Она для того, чтобы увидеть Павла, отдала свое золото; а ты не отдаешь и обола, чтобы увидеть Христа; удивляешься поступкам ее, но не подражаешь ей. Не слышишь ли, как слово (Божие) ублажает милостивых? "Блаженны милостивые", го­ворит, "ибо они помилованы будут" (Мф.5:7). Какая польза от драгоценных одежд? Доколе мы будем пристрастны к этому украшению? Будем одеваться славою Христовою, будем обле­каться тою красотою, чтобы нам и здесь получить похвалу, и там сподобиться вечных благ, – по благодати и человеколю­бию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Свя­тым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 26

"В то время царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви, чтобы сделать им зло, и убил Иакова, брата Иоаннова, мечом. Видя же, что это приятно Иудеям, вслед за тем взял и Петра, – тогда были дни опресноков" (Деян.12:1-3). Скорбь – великое благо. – Нужно бодрствовать. – Мо­литва уничтожает грехи. 1. О каком времени говорит (писатель)? Конечно, о последующем. Здесь так (надобно разуметь), а в других местах иначе. Когда Матфей говорит: "в те дни приходит Иоанн Креститель", то означает не последующие дни, а те, в которые происходило повествуемое (Мф.3:1). В Писании обыкновенно употребляется такой образ (речи), что иногда события непосред­ственно следующие излагаются по порядку, а иногда об имеющем случиться гораздо позже повествуется, как о непосред­ственно следующем. Прекрасно говорит: "царь Ирод", так как это был не тот, который жил при Христе. Вот и другое искушение. И смотри, – о чем еще в начале я сказал, – как дела устраиваются, как все составляется из радостей и скор­бей. Уже не иудеи и не синедрион, но царь поднимает руки, чтобы "сделать им зло". Здесь – высшая власть, тягчайшая брань, тем более, что происходила в угодность иудеям. "Убил Иакова, брата Иоаннова, мечом". Без причины и без разбора. Если же кто спросит: зачем Бог попустил это? – то мы скажем: ради них же самих: во-первых, чтобы убедить их, что (верующие), и, будучи убиваемы, побеждают, как было со Стефаном; во-вторых, чтобы дать им насытить ярость свою и потом удержаться от неистовства; в - третьих, чтобы показать, что это происходило по Его попущению. "Видя же, что это приятно Иудеям, вслед за тем взял и Петра". О, великое нечестие! Тем ли угождал им, что совершал убийства без причины и на­прасно? "Тогда были дни опресноков". Опять (видна) излишняя раз­борчивость иудеев (во днях); впрочем, убивать они не пре­пятствовали, но и в такое время делали это. "И, задержав его, посадил в темницу, и приказал четырем четверицам воинов стеречь его" (ст. 4). Это происходило от гнева и от страха. "Убил", говорит (писа­тель), "Иакова, брата Иоаннова, мечом". Видишь ли мужество их (апостолов)? Чтобы кто-нибудь не говорил, будто они потому смело и бесстрашно идут на смерть, что Бог избавляет их от нее, для этого Он попускает им быть убиваемыми, и осо­бенно верховным, научая тем самих убивающих, что даже и это не останавливает их и не препятствует им. "Итак Петра стерегли в темнице, между тем церковь прилежно молилась о нем Богу" (ст. 5). Они находились теперь в са­мом опасном положении. Их устрашало и то, что тот убит, и то, что этот посажен в темницу. "Когда же Ирод хотел вывести его, в ту ночь Петр спал между двумя воинами, скованный двумя цепями, и стражи у дверей стерегли темницу. И вот, Ангел Господень предстал, и свет осиял темницу. Ангел, толкнув Петра в бок, пробудил его и сказал: встань скорее. И цепи упали с рук его" (ст. 6, 7). Смотри, в эту самую ночь избавил его. "И свет осиял темницу", чтобы он не подумал, что это – привидение; а света никто не видал, кроме него. Если и при этом он думал, что видит привидение, по причине не­ожиданности, то тем более (подумал бы), если бы этого не случилось: так он был готов на смерть! А это происходило оттого, что он оставался там много дней, не получая избавле­ния. Почему же, скажут, (Бог) не попустил ему впасть в руки Ирода, чтобы тогда и избавить? Потому, что это привело бы их в ужас; а это происходило и для них. Подумали бы, что (апостолы) не люди, если бы Он все совершал божественно. Чего Он не сделал со Стефаном? Не явил ли им (лицо его) "как лицо Ангела" (Деян.6:15)? Чего же, вообще, недоста­вало и здесь? "И сказал ему Ангел: опояшься и обуйся" (ст. 8). Здесь (писатель) снова показывает, что это сделано не со злым умыслом; кто спешит и намере­вается выйти украдкою, тот не делает таких приготовлений, чтобы и обуться и опоясаться. "Он сделал так. Потом говорит ему: надень одежду твою и иди за мною. Петр вышел и следовал за ним, не зная, что делаемое Ангелом было действительно, а думая, что видит видение. Пройдя первую и вторую стражу, они пришли к железным воротам, ведущим в город, которые сами собою отворились им: " (ст. 8-10). Вот и второе знамение. Когда ангела не стало с ним, тогда Петр уразумел (виденное). "Они вышли, и прошли одну улицу, и вдруг Ангела не стало с ним. Тогда Петр, придя в себя, сказал: теперь я вижу воистину, что Господь послал Ангела Своего и избавил меня из руки Ирода и от всего, чего ждал народ Иудейский" (ст. 10-11). Теперь, говорит, я уразумел, а не прежде. Для чего это делается, и почему Петр не разумеет происходящего, хотя он уже был столь свободен после того, как все (цепи) были сняты с него? Для того, чтобы он получил избавление внезапно и чтобы тогда уже, по избавлении, почувствовал это. А что цепи спали с рук его, это явный знак, что он не убежал. "И, осмотревшись, пришел к дому Марии, матери Иоанна, называемого Марком, где многие собрались и молились. Когда же Петр постучался у ворот, то вышла послушать служанка, именем Рода, и, узнав голос Петра, от радости не отворила ворот" (ст. 12-14). Смотри: Петр не тотчас удаляется (из Иеруса­лима), но наперед сообщает радостную весть своим. "Вбежав, объявила, что Петр стоит у ворот. А те сказали ей: в своем ли ты уме? Но она утверждала свое" (ст. 14, 15). 2. Смотри, как и служанки были исполнены благочестия. От радости она не отворила сеней; но они и после этого не верили. "Но она", говорил (писатель), "утверждала свое. Они же говорили: это Ангел его. Между тем Петр продолжал стучать. Когда же отворили, то увидели его и изумились. Он же, дав знак рукою, чтобы молчали, рассказал им, как Господь вывел его из темницы, и сказал: уведомьте о сем Иакова и братьев. Потом, выйдя, пошел в другое место" (ст. 15-17). Но обратимся к вышесказанному по порядку. "В то время", го­ворит (писатель), "царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви". Как дикий зверь, он нападал на всех без при­чины и без разбора. Здесь исполняется то, что сказал Хри­стос: "чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься" (Мк.10:39).  "Убил", говорит, "Иакова, брата Иоаннова, мечом". А почему, скажут, он не убил Петра тогда же? Причину привел писатель: "тогда", говорит, "были дни опресноков", и он хотел совершить убиение его с большею торжественностью. Сами (иудеи) по совету Гамалиила теперь воз­держивались от убийств, и притом не находили причин к тому, а чрез других совершали то же самое. Так как был другой Иаков, брат Господень, то он означил это, сказав: "брата Иоаннова". Видишь ли, что эти три (апостола) были глав­ные, особенно же Петр и Иаков? Это служит к большему осуждению иудеев. Ведь уже явно было, что проповедь их не человеческая, и поистине исполнялось сказанное: "считают за овец закалаемых" (Пс.43:23). "Видя же", говорит, "что это приятно Иудеям, вслед за тем взял и Петра". Приятно было убийство, и притом убийство несправедливое. Велико безумие Ирода; он служил нечестивым страстям их. Надлежало бы делать про­тивное и удерживать их неистовство; а он возбуждал и был как бы какой палач недугующих, а не врач их, хотя имел много примеров – и деда и отца Ирода, из которых первый за убиение младенцев потерпел множество бедствий (Мф.2: 16), а второй, убивший Иоанна Крестителя (Мф.14:10), вел жестокую войну. "И, задержав его", говорит, "посадил в темницу". Он боялся, чтобы от страха (по случаю убиения) Иакова Петр не скрылся, и чтобы вернее иметь его в своих руках, посадил его в темницу. Чем тщательнее было стережение, тем уди­вительнее событие. Это послужило Петру – сделаться еще более славным и показать свое мужество. "Между тем церковь", говорит, "прилежно молилась". Эта молитва – знак любви. Все молились об отце, кротком отце. "Прилежно", говорит, "молилась о нем". Послушайте, как они были расположены к учителям. Они не возмущались, не производили смут, но обрати­лись к молитве, прибегли к этой непреоборимой поборнице. Не говорили: я не велик и напрасно стал бы молиться о нем; они делали по любви и потому ничего такого не помышляли. Хочешь ли знать, что сделали (иудеи) против своей воли? Тех сделали славнейшими, а этих усерднейшими. И смотри: иску­шения постигают их в праздник, чтобы они явились слав­нейшими. "Когда же Ирод хотел вывести его", говорит (писатель), "в ту ночь Петр спал". Видишь: Петр спит, не предается ни унынию, ни страху. В ту самую ночь, когда хотели вести его (на смерть), он спал, предав все Богу. Спал не просто, но посреди воинов и связанный. "Между двумя воинами", говорит, "скованный двумя цепями". Видишь ли, как тщательно стерегли его? "И вот", говорит, "Ангел Господень предстал и сказал: встань скорее". Стражи также спали, и оттого ничего случивше­гося не слыхали. "И свет осиял темницу", для того, чтобы Петр увидел и услышал, и не подумал, что это – привидение. А чтобы он не замедлил, то и "толкнув" его "в бок". И не просто сказал: "встань", но прибавил: "скорее", – так он крепко спал! "Думая, что видит видение", говорит (писатель). "Пройдя первую и вторую стражу". Где теперь еретики? Пусть они скажут нам: как он прошел? Но они не могли бы (сказать). Между тем (ангел) для того повелевает ему опоясаться и обуться, чтобы и этим внушить ему, что это – не привидение, чтобы он вос­прянул от сна и убедился, что это – истина; для того тотчас же и цепи упали с рук его, и сказано было: "встань скорее". Это – слова не смущающего, но убеждающего не медлить. "Не зная", говорит, "что делаемое Ангелом было действительно, а думая, что видит видение". Конечно, по чрезвычайности события. 3. Видишь ли, как чрезвычайно знамение? Как оно изум­ляет видящего? Как представляется невероятным? Если Петр думал, что видит привидение, в такое время, когда сам был опоясан и обут, то чего не случилось бы со всяким другим? "Пройдя", говорит (писатель), "первую и вторую стражу, они пришли к железным воротам, ведущим в город, которые сами собою отворились им: они вышли, и прошли одну улицу, и вдруг Ангела не стало с ним". Происходившее внутри было более чудесно; а это последующее – более обыкновенно. Когда уже не было никакого препятствия, тогда ангела не стало с ним. Петр (один) не прошел бы при столь многих препятствиях; ведь это было изумительно, по истине изумительно. "Теперь", го­ворит, "я вижу воистину, что Господь послал Ангела Своего и избавил меня из руки Ирода и от всего, чего ждал народ Иудейский". Ныне, а не тогда, когда я был в узах. "И, осмотревшись, пришел к дому Марии, матери Иоанна". Что значит: "осмотревшись"? Размыслив, где он находится. Или об этом он размышлял, или о том, что не дол­жно просто удалиться, но воздать благодетелю; размышляя о том, он и пришел к дому Марии. Кто этот Иоанн? Может быть тот, который всегда был с ними; потому (писатель) присовокупил и прозвание его. Смотри, какое благо – скорбь, какой успех имела молитва их во время ночи, как они были бдительны. Видишь ли, какие плоды от убиения Стефана? Видишь ли, какая польза от этой темницы? Подлинно Бог не для отмщения гонителей их являет величие евангельской проповеди, но для самих гонителей, хотя они и не терпят ничего неприятного, показывает, как велики скорби сами по себе, чтобы и мы не старались всячески избавляться от них или мстить за них. Заметь, как и служанки их были равночестны им. "От радости", говорит, "не отворила". Хо­рошо это сделано и в том отношении, чтобы они, увидев его вдруг, не устрашились и не стали сомневаться, но чтобы мыс­ли их были подготовлены. И как обыкновенно делается у нас, так теперь и она сделала: она поспешила сама принести радостную весть, – и в самом деле это была радостная весть. "А те сказали ей: в своем ли ты уме? Но она утверждала свое. Они же говорили: это Ангел его". Отсюда (очевидна) истина, что у каждого из нас есть ангел. А как они пришли тогда к мысли, что это – ангел? По времени рассудили так. Между тем Петр "продолжал стучать", говорит (писатель), "когда же отворили, то увидели его и изумились". Он же "дав знак рукою" водворил вели­кую тишину, чтобы они выслушали его. Как он был теперь вожделенен для учеников, не только потому, что избавился (из темницы), но и потому, что тотчас же пришел и пред­стал пред ними! Затем ясно узнают все и свои, узнали бы и чужие, если бы захотели веровать; но они не захотели. Так было и при Христе (Ин.7:12,31). "Уведомьте о сем", говорит, "Иакова и братьев". Смотри, как он не тщеславен. Он не сказал: сделайте это известным повсюду; но: "братьев". "Потом, выйдя, пошел в другое место". Не искушал Бога и не подвергал сам себя опасностям; это они делали только тогда, когда им было по­велеваемо. Так, им было сказано: "идите и, став в храме, говорите народу все сии слова жизни": они выслушали это и тотчас же повиновались (Деян.5: 20, 21). Но того ангел не сказал ему, а только, отступив в молчании и выведши ночью, доставил ему возможность уда­литься. Это также происходит для того, чтобы мы научились, что многое совершалось тогда и по-человечески, и чтобы он опять не подвергся опасности. А чтобы те не сказали по отше­ствии его, что это – ангел его, для этого они высказывают на­перед, а потом видят его самого, в опровержение такой мысли. Если бы это был ангел, то он не толкал бы в дверь и не удалился бы "в другое место". В этом уверяет их и то, что это было не днем. Таким образом свободные от уз пребывали в молитве, а связанный – во сне; если бы он принимал происходившее за действительность, то устрашился бы и не пом­нил бы (случившегося); а теперь, как бы видя сновидение, он оставался невозмутимым. "Пришли", говорит (писатель), "к железным воротам". Смотри, как они были крепки. "Пройдя",говорит, "первую и вторую стражу, они пришли к железным воротам". И почему, скажут, это совершается не чрез самих (апостолов)? Почему? Потому что Бог и тем оказывает им честь, что избавляет их чрез ангелов. Почему же с Пав­лом не так было? Там с тою целью, чтобы темничный страж уверовал, а здесь надлежало избавиться только одному апостолу; а с другой стороны и потому, что Бог устрояет все разнообразно. Там Павел воспевал хвалы, а здесь Петр спал (Деян.16:25). Поэтому не будем скрывать чудес Божиих, но будем стараться, чтобы они делались известными и для на­шей пользы и для назидания других. В самом деле, если (Петр) удивителен, когда восхотел быть связанным, то он еще удивительнее, когда не прежде удалился, как возвестив наперед обо всем своим. "И сказал", говорит: "уведомьте о сем Иакова и братьев". Для чего повелевает возвестить? Для того, чтобы они возрадовались, чтобы не скорбели, чтобы те узнали от этих, а не эти от тех: так он заботился о нижайших членах! Подлинно, нет ничего лучше умеренной скорби. Ка­кова, думаешь, была тогда душа их? Какой исполнена радости? Где теперь жены, спящие во всю ночь? Где мужи, не хо­тящие даже поворотиться на ложе? Видишь ли бодрственную душу? С женами и детьми и служанками они воспевали, от скорби соделавшись чище неба. А ныне мы, едва увидим ма­лую опасность, падаем (духом). Нет ничего светлее тогдаш­ней Церкви. Будем же подражать, будем соревновать. Не для того дана ночь, чтобы мы во всю ее спали и бездействовали. Свидетели тому ремесленники, погонщики мулов, торговцы, Церковь Божия, восстающая среди ночи. Восстань и ты, посмотри на хор звезд, на глубокую тишину, на великое безмолвие, и удивляйся делам Владыки твоего. Тогда душа бывает чище, легче и бодрее, бывает особенно способна воспарять и возвы­шаться; сам мрак и совершенное безмолвие много распола­гают к умилению. Если взглянешь на небо, испещренное звёз­дами, как бы бесчисленным множеством глаз, то получишь совершенное удовольствие, помыслив тотчас о Создателе. Если представишь, что те, которые в течение дня шумят, смеются, играют, скачут, обижают, лихоимствуют, досаждают, де­лают бесчисленное множество зол, теперь нисколько не отли­чаются от мертвых, то познаешь все ничтожество челове­ческого самолюбия. Сон пришел и показал природу, как она есть; он – образ смерти; он – образ  кончины (мира). Если взглянешь на улицу, не услышишь ни одного голоса; если по­смотришь в доме, увидишь всех лежащими как бы во гробе. Все это может возбудить душу и привести на мысль кончину мира. 4. Слово мое – к мужам и женам. Преклони колена, воздыхай, моли Господа твоего быть милостивым к тебе; Он особенно преклоняется (на милость) ночными молитвами, когда ты время отдохновения делаешь временем плача. Вспомни о царе, как он говорил: "утрудился я от воздыханий моих, каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими орошаю постель мою" (Пс.6:7). Какие бы ты ни имел удовольствия, не будешь иметь более его; как бы ты ни был богат, не будешь богаче Давида. Но он же в другом месте говорит: "в полночь я вставал славить Тебя за праведные суды Твои" (Пс.118:62). Тогда не беспокоит тщеславие; да и как (может беспокоить), когда все спят и не видят? Тогда не нападают леность и беспечность; да и как (могут напасть), когда столь многое возбуждает душу? После таких всенощных бдений бывают и сон прият­ный и видения чудные. Это делай и ты, муж, а не одна только жена. Пусть дом соделается Церковью, составленною из мужей и жен. Не считай препятствием этому то, что ты муж только один и что она жена только одна. "Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мф.18:20). А где присутствует Христос, там великое множество; где Христос, там необходимо бывают и ангелы, и архангелы, и прочие силы. Поэтому вы – не одни, когда с вами Владыка всех. И еще послушай, что говорит пророк: "лучше один праведник, нежели тысяча грешников" (Сир.16:3). Нет ничего бессиль­нее многих грешников, и ничего сильнее одного, живущего по закону Божию. Если у тебя есть дети, то подними и детей, и пусть во время ночи весь дом сделается Церковью; если же они малолетни и не могут переносить бодрствования, то (пусть выслушают) по крайней мере, одну молитву или две, и успо­коятся; только ты встань, только ты обрати себе это в навык. Нет ничего прекраснее жилища, в котором совершаются такие молитвы. Послушай, что говорит пророк: "вспоминал я о Тебе на постели моей, в утренние часы размышлял о Тебе" (Пс.62:7). Но, скажешь, я очень утомился в продолжение дня, и не могу. Это – отговорка и предлог; сколько бы ты ни трудился, не потрудишься более ковача меди, который опускает столь тя­желый молот с великой высоты, брызжет искрами, по всему телу пропитывается дымом, и однако проводит в этом боль­шую часть ночи. И вы, жены, знаете, когда вам бывает нужно идти в поле, или придти в ночное собрание, – что там про­водят целую ночь без сна. Так и у тебя пусть будет ду­ховная кузница, чтобы устроять не котлы и сковороды, но душу твою, которая гораздо лучше всякого произведения из меди и золота. Ее, устаревшую от грехов, ввергни в горнило по­каяния; ударяй ее с великой высоты молотом, т.е. исповеданием грехов; воспламени огонь Духа. Твое искусство гораздо лучше. Ты устрояешь не золотые сосуды, по душу, драгоценнее всякого золота, подобно тому, как ковач меди свое изделие. Ты не вещественный приготовляешь сосуд, но освобождаешь душу от всякого житейского попечения. Пусть предстоит пред тобою светильник, не этот сгорающий, но тот, который имел у себя пророк, когда он говорит: "светильник ногам моим - закон Твой" (Пс.118:105). Воспламени душу молитвою; если увидишь, что она имеет довольно (огня), то вынь ее (из этого горнила) и устрой ее, как хочешь. Поверь мне, не столько огонь истребляет ржавчину (металла), сколько ночная молитва ржавчину грехов наших. Устыдимся, если не кого другого, то хотя ночных стражей. Они, повинуясь человеческому за­кону, обходят во время стужи, громко крича и проходя по улицам, часто под дождем и цепенея (от холода), для тебя, для твоей безопасности и для охранения твоего имущества. Тот о твоем имуществе оказывает такое попечение; а ты не (ока­зываешь) даже о душе своей. И притом я не заставляю тебя ходить, подобно ему, под открытым небом, ни громко кри­чать и надрываться; но, находясь в том же самом жилище, в той же самой спальне, преклони колена, обратись с мо­литвою к Господу. Для чего сам Христос на горе пробыл всю ночь (Лк.16:12)? Не для того ли, чтобы подать нам Собою пример? Тогда растения восстановляют свои силы, т.е. во время ночи; тогда особенно и душа еще более их прини­мает в себя росу. Что днем попаляется солнцем, то осве­жается ночью Ночные слезы лучше всякой росы нисходят и на пожелания и на всякое пламенное разжжение, и не попускают потерпеть ничего вредного. Если она не будет питаться этою росою, то будет сожигаться во время дня. Впрочем, да не подвергнется никто из вас сожжению от того огня, но пре­бывая в прохладе и под покровом человеколюбия Божия, да сподобимся все мы освободиться от бремени грехов, благо­датию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Ко­торым Отцу, со Святым  Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 27

"По наступлении дня между воинами сделалась большая тревога о том, что сделалось с Петром. Ирод же, поискав его и не найдя, судил стражей и велел казнить их. Потом он отправился из Иудеи в Кесарию и там оставался" (Деян.12:18,19). Значение поста. – Вред сластолюбия. 1. Многие недоумевают, как Бог попустил некогда умертвить младенцев за Него (Мф.2:16), и теперь еще воинов за Петра, хотя Он мог избавить и их вместе с Петром. Но если бы ангел вывел и воинов вместе с Петром то это было бы принято за бегство. Почему же, скажут, Он, не устроил иначе? Теперь между тем какое произошло зло! Если мы вспомним, что пострадавшие несправедливо и напрасно не терпят никакого зла, то не будем делать таких вопросов. Отчего же ты не спрашиваешь об Иакове – почему Он и его не избавил (Дян.12:2)? Притом тогда было еще не время суда, чтобы воздавать каждому по достоинству. И не Петр же предал их в руки Ирода. А он оскорбился особенно тем, что обманулся, подобно как дед его остался обманутым от волхвов; это особенно раздражало его и делало смешным. Но следует выслушать слова самого писателя: "по наступлении дня", говорит он, "между воинами сделалась большая тревога о том, что сделалось с Петром. Ирод же, поискав его и не найдя, судил стражей и велел казнить их", хотя слышал от них, – ведь "судил стражей и велел казнить их", – что цепи были оставлены, что обувь (Петр) взял и что он нахо­дился с ними до самой той ночи. Что же они скрыли? И по­чему сами не убежали? Подлинно, это должно было удивить его, должно было поразить его. После того смерть их пред всеми обнаруживает и чудо Божие и нечестие Ирода. И смотри, как писатель не скрывает этого, но повествует об истори­ческом событии, чтобы научить нас. Он говорит далее: "потом он отправился из Иудеи в Кесарию и там оставался. Ирод был раздражен на Тирян и Сидонян; они же, согласившись, пришли к нему и, склонив на свою сторону Власта, постельника царского, просили мира, потому что область их питалась от области царской. В назначенный день Ирод, одевшись в царскую одежду, сел на возвышенном месте и говорил к ним; а народ восклицал: это голос Бога, а не человека. Но вдруг Ангел Господень поразил его за то, что он не воздал славы Богу; и он, быв изъеден червями, умер. Слово же Божие росло и распространялось" (ст. 19-24). И это не маловажно. Тотчас же постигло его на­казание, если не за Петра, то за надменную речь его. Но, ска­жут, если те возглашали, то чем он виновен? Тем, что принял такое возглашение, что считал себя достойным такой лести. Это особенно служит к научению самих безрассудных льстецов. И смотри: и те и он достойны наказания, а наказы­вается он, потому что теперь не время суда, но кто боле ви­новен, того (Бог) и наказывает, чтобы те получили от этого пользу. "Слово же Божие", говорит (писатель), "росло и распространялось", т.е. когда это происходило. Видишь ли домостроительство Божие? "А Варнава и Савл, по исполнении поручения, возвратились из Иерусалима (в Антиохию), взяв с собою и Иоанна, прозванного Марком. В Антиохии, в тамошней церкви были некоторые пророки и учители: Варнава, и Симеон, называемый Нигер, и Луций Киринеянин, и Манаил, совоспитанник Ирода четвертовластника, и Савл" (Деян.12: 25: Деян.13:1). Варнаву поставляет пока на первом месте, потому что Павел еще не был славен, еще не совершил никакого знамения. "Когда они служили Господу и постились, Дух Святый сказал: отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их. Тогда они, совершив пост и молитву и возложив на них руки, отпустили их" (ст. 2, 3). Что значит: "служили"? Когда они про­поведовали. "Отделите Мне", говорит, "Варнаву и Савла". Что зна­чит: "отделите Мне"? На дело, на апостольство. Смотри еще, кем они рукополагаются: Лукием Киринеянином и Манаилом, и особенно – Духом. Чем уничиженнее лица, тем яснее откры­вается благодать Божия. Таким образом (Павел) рукопола­гается на апостольство, чтобы проповедовать со властью. Как же он сам говорит: "не человеками и не через человека" (Гал.1:1)? Словами: "не человеками" он показывает, что не человек призвал или привел его; а словами: "не через человека" – что он послан не кем-либо другим, но Духом. Потому (писатель) и присовокупил следующее: "сии, быв посланы Духом Святым, пришли в Селевкию, а оттуда отплыли в Кипр" (ст. 4). Но обратимся к вышесказанному. "По наступлении дня", говорит, "между воинами сделалась большая тревога" из-за Петра, "судил стражей и велел казнить их". Он так был бесчувствен, что даже решился наказать несправед­ливо. Вот я скажу в их защиту. Узы были; стражи находи­лись внутри; темница была заперта; стена нигде не подкопана; все согласно говорили одно и тоже; узник не был похищен: за что же ты осуждаешь их? Если бы они хотели выпустить его, то или выпустили бы прежде, или ушли бы вместе с ним. Они быть может взяли деньги? Но как мог дать им тот, кто был не в состоянии дать нищему? Цепи не были ни ра­зорваны, ни развязаны. Можно было видеть, что это дело Божие, а не человеческое. Затем, повествуя об историческом событии, (писатель) приводит и имена, чтобы видно было, что обо всем он говорит правду. "Склонив на свою сторону Власта", говорит, "постельника царского, просили мира". Делают это потому, что был голод. "В назначенный день", говорит, "Ирод сел на возвышенном месте и говорил к ним. Но вдруг Ангел Господень поразил его, и он, быв изъеден червями, умер". 2. Также и Иосиф (Флавий) говорит, что он впал в продолжительную болезнь (Иуд. древ. кн 19. гл. 8). Народ не знал этого, но апостол повествует об этом. Впрочем, и самое незнание было полезно, потому что случившееся с Иродом приписывали ему за убие­ние апостола и умерщвление воинов. Смотри: когда он убил апостола, то ничего такого не делал, и когда этих (умертвил), то ничего не говорил. Таким образом, как бы недоумевал и стыдясь, он отправился из Иудеи в Кесарию. Мне кажется, что он, желая привлечь тех (тирян и сидонян), прибыл защищать этих (иудеев): он гневался на тех, тогда как этим столько угождал. Смотри, как этот человек был тщеславен. Намереваясь даровать им (мир), он говорил речь. Иосиф же повествует, что он был одет в блестящую одежду, истканную из серебра. Смотри, как и те были льстивы, и как мудры апостолы. Кому угождал весь народ, того они ставили ни во что. Но теперь они получили великое облегчение, и множество благ произошло от его наказания. Если же он подвергся такому наказанию, когда выслушал слова: "это голос Бога, а не человека", хотя сам ничего такого не говорил, то тем более Христос, если бы Он не был Богом, (подвергся бы) за то, что Он постоянно говорил: "слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя" (Ин.14:10), и еще: "служители Мои подвизались бы" (Ин.18:36), и тому подобное. Между тем тот постыдным и жалким образом окончил жизнь, и уже нет его. И заметь, что его склоняет к миру Власт: так легко этот жалкий человек предавался гневу и опять успокаивался, будучи всегда рабом народа и не имея в себе ничего самостоятельного! Заметь и власть Святого Духа. "Когда они служили Господу", говорит (писатель), "и постились, Дух Святый сказал: отделите Мне Варнаву и Савла". Кто бы осмелился, не имея на то власти, ска­зать это? А делается это для того, чтобы они не оставались вместе. Он знал, что они имеют великие совершенства и могут быть полезными многим. Как же Он сказал им? Вероятно, чрез пророков. Потому-то (писатель) предварительно и заметил, что там были пророки и пребывали в посте и служении, чтобы ты уразумел, что нужна была великая бдительность. Рукополагается (Павел) в Антиохии, где и пропо­ведовал. Почему же (Дух) не сказал: отделите Господу, но: "Мне"? Этим Он показывает, что у Него единая (с Богом) власть и сила. Видишь ли, насколько великое дело – пост? Замечено, что Дух совершал все; но великое благо – и пост. Он не огра­ничивается пределом (времени); когда нужно было рукополагать, тогда они постятся: "и постились, Дух Святый сказал". Пост же состоит не только в воздержании от пищи, но и воздержание от сластолюбия есть вид поста. Это-то в особенности я запо­ведаю: воздерживайтесь не от пищи, а от сластолюбия. Пища нам нужна, а не растление; пища нам нужна, а не причина болезней, болезней и душевных и телесных; пища нам нужна, доставляющая сладость, а не сластолюбие, исполненное горечи; то полезно, а это вредно; то приятно, а это неприятно; то есте­ственно, а это противоестественно. Скажи мне: если бы кто-нибудь дал тебе напиться яду, не было ли бы это противоестественно? Если бы кто (подал) дрова и камни, разве не отвратился бы ты? Конечно, – потому что это противоестественно. Таково и сласто­любие. Как в осажденном городе бывает великое беспокой­ство и смятение, когда вторгаются в него  неприятели, так бывает и в душе, когда нападает на нее пьянство и сласто­любие. "У кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе? у кого раны без причины? у кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыскивать вина приправленного" (Прит.23:29,30). Но, что бы мы ни говорили, мы не удержим людей, преданных сластолюбию, если не восстанем против другой страсти. И во-первых, к женам обращу мое слово. Нет ничего срамнее жены сластолюбивой, нет ничего отвратительнее жены, предан­ной пьянству; цвет лица ее увядает, ясность и кротость глаз помрачаются, как бы от какого облака, закрывающего лучи солнечные.  Это – дело, свойственное не свободному человеку, но рабу, и крайне неблагородное. Как неприятна жена, дышащая зловонным и испортившимся вином, отрыгающая испарения гнилого мяса, отягченная так, что не может встать, раскрас­невшаяся больше надлежащего, беспрестанно зевающая и дрем­лющая! Не такова жена, воздерживающаяся от сластолюбия: она почтенна, целомудренна и благообразна, так как доброе распо­ложение души придает много красоты и телу. Не думай, что красота зависит только от телесного благообразия. Представь девицу благообразную, но нескромную, болтливую, сварливую, склонную к пьянству и расточительности: не безобразнее ли она всякой некрасивой. Если же она будет скромна, молчалива и стыдлива, если привыкнет говорить благоприлично и соблюдать пост, то красота ее сугуба, благообразие больше, лицо привлекательнее, исполнено целомудрия и прелести. Хочешь ли, я скажу теперь и о мужах? Что отвратительнее пьяного? Он смешон для рабов, смешон для врагов, жалок для друзей, достоин всякого осуждения, более зверь, нежели человек, так как пресыщаться свойственно тигру, льву или медведю. Им это свойственно, потому что они не имеют разумной души. Впрочем и они, когда насыщаются больше надлежащего и больше меры, назначенной им природою, то расстраивают все свое тело: не тем ли более мы? Для того-то Бог дал нам небольшой желудок, для того назначил нам малую меру пищи, чтобы научить нас заботиться о душе. 3. Посмотрим на самое устройство нашего тела, и мы уви­дим, что одна только малая часть у нас имеет такое назна­чение (для питания). Уста наши и язык назначены для песно­пений, гортань для издавания голоса. Потому естественная не­обходимость заставляет нас невольно воздерживаться от пресыщения. Если бы сластолюбие не сопровождалось неприятно­стями, недугами и болезнями, то оно не было бы противно; но теперь от природы тебе назначены пределы, чтобы ты не мог, хотя бы и желал, преступить их. Не наслаждений ли ищешь ты, возлюбленный? Найдешь их в жизни воздержной. Не здравия ли? И это здесь. Не спокойствия ли? И это здесь. Не свободы ли? Не крепости ли и стройности тела? Не бодрости ли и деятельности души? Все эти блага здесь; а в том (пресы­щении) напротив, неприятность, нездоровье, болезнь, стеснение, излишние издержки. Почему же, скажут, все мы предаемся ему? По болезни. Скажи мне: почему больной желает того, что вредно? Это самое не есть ли признак болезни? Почему хромой не ходит прямо? А все это от нерадения и от того, что не хотят придти к врачу. Из вещей одни доставляют временное удовольствие, и вечное мучение; другие напротив – временное страдание, и вечное блаженство. Потому кто так сластолюбив и беспечен, что не презирает настоящих удо­вольствий для достижения будущих, тот скоро обманывается. Скажи мне: почему обманулся Исав, почему он предпочел настоящее удовольствие будущей чести? По сластолюбию и невоз­держанно (Быт.25:34). А это самое, скажут, откуда происхо­дит? От нас самих, как видно из следующего: когда мы захотим, то сдерживаем себя и бываем терпеливы; если встретится какая-нибудь нужда, а часто даже только из сорев­нования, мы избираем полезное. Итак, когда будет возбуждаться сластолюбие, то представь кратковременность этого удовольствия, вред, – а поистине вредно делать такие издержки к собственной погибели, – недуги, болезни, и отвергни сластолюбие. Хочешь ли, я перечислю тебе, сколь многие тяжко пострадали от сластолюбия? Ной "выпил вина, и опьянел, и лежал обнаженным", и, вспомни, сколько зла произошло от того (Быт.9:21-29). Исав по невоздержанию продал свое первенство и решался на братоубийство (Быт.25:31-34). Израильтяне сели "есть и пить, а после встал играть" (Исх.32:6). Потому и сказано им: "берегись, чтобы не обольстилось сердце твое и не забыл ты Господа" (Втор.6:12). Предавшиеся сластолюбию стоят на скользком пути. "Вдовица", говорит (Писание), "сластолюбивая заживо умерла" (1Тим. 5:6); и еще: "утучнел, отолстел и разжирел" (Втор. 32:15): также апостол говорит: "попечения о плоти не превращайте в похоти" (Рим.13:14). Я уже не предписываю поста, – этого никто не стал бы слушать, – но запрещаю невоздержание, воз­браняю сластолюбие, для вашей же пользы. Сластолюбие, подобно бурному потоку, истребляет все; его не удерживает никакое препятствие; оно отлучает от царствия. Что еще? Ты желаешь наслаждений? Подай бедным, призови Христа (в лице их), и будешь наслаждаться даже по окончании трапезы. Теперь ты не можешь этого по тому самому, что настоящие блага непостоянны; а тогда сможешь. Ты желаешь наслаждений? Питай свою душу, предложи ей пищу, какая ей свойственна, не томи ее голодом. Теперь время борьбы, время подвигов: а ты сидишь и пресы­щаешься? Разве не знаешь, что и сами скиптроносцы в похо­дах во время войны живут скудно? "Наша брань не против крови и плоти" (Ефес.6:12), а ты утучняешь себя, приготовляясь на брань? Супостат стоит, скрежеща своими зубами (1Петр.5: 8), а ты предаешься неге и занимаешься трапезою? Знаю, что я говорю это напрасно, но не для всех. "Кто имеет уши слышать, да слышит" (Лк.8:8). Христос истощается от голода, а ты расторгаешься от пресыщения: сугубая неумеренность! И какого зла не производит сластолюбие? Оно заключает противоречие в самом себе; не знаю даже, почему оно получило такое на­звание; разве подобно тому, как слава (земная), которая есть бесчестие, и богатство (земное), которое есть бедность, получили свои названия, так и сластолюбие, хотя оно само в себе есть горечи. Не готовимся ли мы заклаться в жертву, что так утучняем себя? Для чего ты приготовляешь червям роскошную трапезу? Для чего увеличиваешь количество жира? Для чего умножаешь источники пота и зловония? Для чего делаешь себя негодным ни к чему? Хочешь ли, чтобы глаз твой был исправен? Сделай все тело благоустроенным. Из струн та, которая жирна и не очищена, бывает неспособна издавать приятные звуки, а которая совершенно очищена, та бывает стройна и благозвучна. Для чего зарываешь душу? Для чего ограду ее делаешь толще? Для чего (наводишь на нее) великий дым и облако, когда испарения, как бы какая мгла, подни­маются отвсюду? Если не кто другой, то пусть, по крайней мере, борцы научат тебя, что тело менее тучное бывает более сильным. Так и любомудрая душа бывает благоустроеннее, подобно тому, как бывает с возницею и конем. Надобно ви­деть, как неудобоподвижны люди, преданные сластолюбию и утучнившие свое тело, подобно тому, как неподвижны тучные кони, причиняющие вознице так много хлопот. Тот, у кого конь послушный и быстрый, легко может получить победную награду; а когда возница принужден тащить его, беспрестанно падающего, и не может даже ударами поднять его, то хотя бы он был человек весьма опытный, не одержит победы. Не будем же нерадеть о душе своей, подавляемой телом, но соделаем взор ее более светлым, крылья ее – более легкими, узы –

Аминь.

БЕСЕДА 28

"Сии, быв посланы Духом Святым, пришли в Селевкию, а оттуда отплыли в Кипр; и, быв в Саламине, проповедывали слово Божие в синагогах Иудейских; имели же при себе и Иоанна для служения" (Деян.13:4,5). О том, как иногда страсть побеждается страстью. – Какой нужно искать славы. – Способ обуздания страстей. 1. Приняв вместе рукоположение, (Варнава и Павел) вы­шли (из Антиохии) и отплыли в Кипр, где не было гонения и слово (Божие) уже было посеяно. В Антиохии находилось до­вольно (учителей), и Финикия была не далеко от Палестины, Кипр же далеко. Впрочем, не спрашивай, почему (они отплыли туда), когда они были движимы Духом; ведь они не только рукоположены, но и посланы были Духом. "И быв в Саламине, проповедывали слово Божие в синагогах Иудейских". Видишь ли, как они всячески стараются возвещать слово наперед иудеям, чтобы не возбудить их негодования? Как те не про­поведовали никому, "кроме Иудеев" (Деян.11:19), так и эти вхо­дили в синагоги. "Пройдя весь остров до Пафа, нашли они некоторого волхва, лжепророка, Иудеянина, именем Вариисуса, который находился с проконсулом Сергием Павлом, мужем разумным. Сей, призвав Варнаву и Савла, пожелал услышать слово Божие. А Елима волхв (ибо то значит имя его) противился им, стараясь отвратить проконсула от веры" (ст. 6-8). Опять волхв, иудеянин, подобно Симону. И смотри: когда они проповедовали дру­гим, то он не слишком беспокоился; но когда пришли к проконсулу, тогда он (восстал). В проконсуле же достойно удивления то, что он, хотя и был под влиянием магии того (волхва), однако захотел слушать апостолов. Так поступили и самаряне; а из сравнения является победа, так как магия одолевается. Везде тщеславие и властолюбие бывают причиною зол. "Но Савл, он же и Павел, исполнившись Духа Святаго и устремив на него взор, сказал: о, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды! перестанешь ли ты совращать с прямых путей Господних? И ныне вот, рука Господня на тебя: ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени" (ст. 9-11). Здесь с рукоположением переме­няется его имя; тоже было и с Петром. И смотри: действие (Павла) есть не обида, но поражение; так и следует поражать дерзких и бесстыдных. "О, исполненный всякого коварства", говорит, "и всякого злодейства, сын диавола, враг всякой правды!". Здесь он открывает то, что было в мыслях (волхва), под видом спасения губившего проконсула. "Перестанешь ли ты", говорит, "совращать с прямых путей Господних?" Конечно, говорит, ты не с нами ведешь войну и брань, но развращаешь пути Господни прямые, и – с похвалою. "И ныне вот, рука Господня на тебя: ты будешь слеп". Посредством того же знамения, каким сам был обращен, захотел обра­тить и его. Выражение: "до времени" было словом не наказываю­щего, а обращающего, потому что если бы оно было (словом) наказывающего, то он сделал бы его слепым навсегда; теперь же не так, а "до времени", чтобы приобресть и проконсула. "И вдруг напал на него мрак и тьма, и он, обращаясь туда и сюда, искал вожатого. Тогда проконсул, увидев происшедшее, уверовал, дивясь учению Господню" (ст. 11, 12). И справедливо, потому что находившегося под влиянием магии такое наказание должно было вразумить. Так и египетские волхвы некогда были вразумлены скнипами (Исх.8:16-19). И смотри: они не медлят здесь, после того, как проконсул уверовал, и не бездействуют, и не разнеживаются от лести и чести, но тотчас же принимаются за дело и отправляются в страну, ле­жащую по ту сторону (моря).  "Отплыв из Пафа, Павел и бывшие при нем прибыли в Пергию,в Памфилии. Но Иоанн, отделившись от них, возвратился в Иерусалим. Они же, проходя от Пергии, прибыли в Антиохию Писидийскую и, войдя в синагогу в день субботний, сели" (ст. 13, 14). Опять они входили в синагоги по обычаю иудеев, чтобы не подвергнуться нападению и из­гнанию; так они и все делали. "После чтения закона и пророков, начальники синагоги послали сказать им: мужи братия! если у вас есть слово наставления к народу, говорите" (ст. 15). Здесь мы узнаем о том, что касается Павла, узнав не мало о Петре из сказанного прежде. Но рассмотрим вышесказанное. "И, быв", говорит (писатель), "в Саламине, проповедывали слово Божие" – в главном городе Кипра. Они провели год в Антиохии; надле­жало выйти оттуда, а не оставаться там навсегда; (верующие) имели нужду в больших учителях. Смотри, как и в Се­левкии они не медлят, зная, что (ее жители) могли получать великую пользу от соседнего города, но спешат и оттуда на дела нужнейшие. Пришедши в главный город острова, они спешат обратить проконсула. А что не из лести сказано: "с проконсулом Сергием Павлом, мужем разумным", можешь усмотреть из самого дела, как он не нуждался во многих убеждениях, но сам хотел слышать их. Имена городов перечисляет (писатель), чтобы показать, что так как они недавно приняли слово (Бо­жие), то надлежало утвердить их, чтоб они оставались в вере; потому-то (апостолы) часто посещали их. Смотри: (Павел) ничего не говорил волхву, пока тот не подал повода; но они возвещали только слово Господне. А тот, видя других вни­мающих (Павлу), заботился только о том, чтобы (проконсул) не уверовал. И почему (Павел) не сотворил другого знамения? Потому что всего лучше было – уловить врага. 2. И смотри, он прежде обличает, а потом поражает. Что тот справедливо пострадал, это он означает словами: "исполненный всякого коварства", т.е. не имеющий ничего свободного от обмана. И хорошо сказал: "всякого коварства", – потому что тот лице­мерил. "Сын диавола", – потому что совершал его дело. "Враг всякой правды", – потому что здесь поистине была всякая правда. Мне кажется, что этими словами он обличает и его жизнь. А чтобы показать, что это сказано не по гневу, для этого (писа­тель) предварительно заметил: "исполнившись Духа Святаго", т.е. силы (Его). "И ныне вот, рука Господня на тебя". Это было не наказание, но врачество. Он как бы так сказал: не я действую, но рука Божия. Видишь, как он чужд гордости. "Ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени". Говорит это, чтобы дать ему время для по­каяния. Они (апостолы) никогда не хотели являться слишком строгими, хотя бы это было бы и в отношении к врагам. В отношении к своим это было сообразно, а в отношении к чу­жим – нет, чтобы (известное) дело не показалось следствием принуждения и страха. Признак слепоты – искание вожатого. За­тем проконсул видит слепоту и тотчас верует, и не просто, но "дивясь", – он увидел, что здесь не слова и не обман. Смотри, какую питал он любовь к учению, имея такую власть. Не сказал (Павел) волхву: не перестанешь ли развращать проконсула, но – "совращать с прямых путей Господних? ", что гораздо важнее, чтобы не показаться льстецом. Почему же Иоанн отстает от них? "Но Иоанн", го­ворит (писатель), "отделившись от них, возвратился в Иерусалим". Потому что они отправлялись в дальнейший путь, – и хотя он был их слугою, но они сами взяли на себя этот труд. Посе­тив опять Пергию, они проходят мимо других городов, по­тому что спешили в главный город – Антиохию. И смотри, как кратко повествует писатель. Сидели, говорит, в сонмище и в день субботний, чтобы приготовить путь слову. Они говорят не прежде других, но будучи вызваны, когда их, как гостей, пригласили к тому. Если бы они не находились там, то не было бы и слова. Здесь Павел проповедует первый. И посмотри на мудрость его: он проходит мимо тех мест, где уже было посеяно слово (Божие); а где еще не был никто (из проповед­ников), там останавливается, как и сам он пишет: "я старался благовествовать не там, где уже было известно имя Христово" (Рим.15: 20). И это было свойством его великого мужества. Подлинно, с самого начала он был муж удивительный; распявшись (для мира, Гал.6:14), вооружившись (духовно), он знал, какая была в нем благодать; соразмерную тому оказывал и рев­ность. Он не разгневался на Иоанна, – это не было ему свой­ственно, – но принялся за дело; не убоялся, не устрашился, подвер­гаясь опасностям среди народа. Смотри, как хорошо устрояется, что Павел не проповедует в Иерусалиме; (там) довольно было только слышать, что он уверовал, а проповеди его не стали бы слушать по ненависти к нему; потому он и отправляется далеко, где не знали его. Во-первых, он обличает волхва, ка­ков тот был; а что он действительно был таков, доказало знамение. Оно было знаком его душевной слепоты; он страдает до времени для того, чтобы покаялся. Хорошо они вошли в си­нагогу в субботу, когда все были собраны. "После чтения закона и пророков", говорит (писатель), "начальники синагоги послали сказать им: мужи братия! если у вас есть слово наставления к народу, говорите". Смотри: тогда они сделали это без зависти, а после не так. Если вы сами хотели этого, то тем более надлежало увещевать. Но, о, властолюбие! О, тщеславие! Как оно низвращает и губит все! Оно побуждает восставать против спасения своего и других. Оно уродует и ослепляет, так что приходится искать вожатых. И, о, если бы так, если бы они искали вожатых! Но даже и этого не хотят делать, полагаясь во всем на самих себя. Оно не дает им видеть ничего; окру­жает их, как бы какая мгла и мрак, не позволяя прозреть.