Мы были удивлены тем, что о. Арсений знал о моем вопросе к Юрию и о том, что он не ответил.

В Москве Юрий и Лена стали частыми гостями в нашем доме, а мое собрание старопечатных книг искренне заинтересовало их и привело в восторг. Месяца через два после встречи у о. Арсения Юрий смущенно передал мне свои записки, которые я, с разрешения его и Лены, даю вам читать. Прочтите! Этого хотел и о. Арсений.

...Кончил я десятилетку, поступил в институт, стал студентом. Спорт, книги, театр, туризм были моими увлечениями. Проводил время весело, бездумно, беспечно, но учился хорошо и после окончания института был оставлен аспирантом. Через три года защитился, стал кандидатом наук и, преисполненный собственного достоинства, ушел на исследовательскую работу, как теперь говорят, в почтовый ящик. Работа интересовала и увлекала. Раньше каникулы, потом отпуска и выходные дни проводил в туристических походах и поездках. Собрал большую библиотеку и все стремился и стремился куда-то. Чего-то мне всегда не хватало. В своих исканиях искал нового, прекрасного.

Бывало, идешь походом в горах, перед тобой расстилается безграничный мир гор, воздуха, облаков, альпийских лугов, осенних лесов, покрытых багряным листом, и хаотического нагромождения скал. Прозрачная дымка покрывает далекие горы, на всем лежит печать таинственности, величавости и красоты, до боли в душе подавляющей тебя необъятностью и совершенством. Хотелось поклониться природе, поблагодарить ее за красоту, подаренную человеку. Наши дремучие северные леса заставляли меня погружаться в русскую сказку и чувствовать себя беспомощным пигмеем, затерянным среди великанов.

На привалах пели песни, в пятидесятых: Кузнечик коленками назад, Флибустьеры, Шагай вперед, хозяин ты земли и многое другое. Время проходило весело, интересно, но приезжал домой и начинал ощущать внутреннюю пустоту, неудовлетворенность, тоску.

Любил несколько раз и каждый раз думал, что искренне, но проходило время, и наступало охлаждение, безразличие.

Горе принес многим, да и сам бывало страдал от отчаяния, но думал только о себе, а о чужих переживаниях не задумывался. Иногда любовь приходила, словно внезапный приступ тяжелой болезни трясет, глохнешь и ничего не видишь, а то вползала любовь серенькая, нудная и тянулась, лишь занять время.

And so my life went, outwardly successful, interesting, but inwardly empty, and I was aware of this at times.

A girl worked in our design department, a design engineer, about twenty-five years old. Capable, strong-willed, persistent. Her colleagues called her Elena Sergeevna. They said that when I came to work in the department, they began to call her: Lenka, Lena, but very seriously she said: Why is it so difficult, just call it Elena Sergeevna, and she weaned her. I often met with her at work, but I did not pay attention to her as a woman. Lena did not seem uninteresting to me, but seriousness and composure put her in the position of a kind of blue stocking in my eyes. I worked with her for about a year and did not notice everything.

We were going on an excursion to Rostov Severny, I had been there several times, but I went because my usual companions were celebrating someone's birthday, and I did not want to be there.

At seven o'clock in the morning, we gathered in a tour bus, it was filled mainly with elderly people, there were only four young people, including Lena. Came. We went, as always, to churches and museums. The guide tells, but Elena Sergeevna walks in the distance alone and carefully examines icons, frescoes, temples. I didn't listen to the guide either. He approached Lena and said: Listen. Very interesting. I'm not interested, I perceive ancient Russian art in my own way.

We went to the museum. He tells almost the same as the guide, but in the intonation and shades you can hear something different. Icons, the lives of saints, episodes from Russian history sounded in her story with some other life: softer, warmer, sincere, and in the foreground the attitude of a believer to faith, God, was revealed, and all this was refracted through the soul of the believer. When we went to the churches, Elena Sergeevna perked up, and the Rostov frescoes in her story opened up for me in a new way.

She raised the frescoes, icons, architecture of churches to the level of spirituality, majesty, connecting everything with the faith and life of our people, their past.

I was interested in Elena Sergeevna. At work, he began to approach her and talk. We went to Suzdal, Uglich, and these trips gave me a lot of new things. I asked how she managed to learn so much about ancient Russian art. I answered: I was interested, I read it. More to come. He began to court without much interest. I thought I would get it soon.