УШЕДШЕЕ – НАСТОЯЩЕЕ

ОТЕЦ ИЛАРИОН

15 марта 1964 г. 20 февраля 1965 г

На другой день вечером мы опять собрались за столом Воспоминания вчерашнего дня заинтересовали всех. Ольга Сергеевна спросила: Отец Арсений! Скажите что стало потом с о. Иларионом? К стыду своему, не знаю. Отслужили мы с ним тайно рано-рано утром литургию в церкви, простились, и я ушел домой. В час дня приехали сотрудники НКВД, взяли пять человек ссыльных, в том числе и меня, и увезли в район. Было это в мае 1941 г. [1]. Проститься ни с кем не смог, ну, а там пошли лагеря до начала 1958 г.

Хочу попросить Александра Сергеевича съездить туда и узнать. Вы в отпуске, самый молодой из нас. Давно это было, 24 года тому назад, но узнайте, что удастся, про о. Илариона, приедете расскажете. Поездка не опасна, и природа, там прекрасная, даже отдохнуть сможете.

Александр Сергеевич был один из сидевших за столом, лет 28, энергичный, подвижный и интересный лицом и фигурой. Видела я его в первый раз, однако другие звали его Сашей видимо, хорошо знали.

Двадцатого февраля, но уже 1965 г. я слушала его рассказ о поездке и объединила воспоминания о. Арсения об о. Иларионе (беседу 15 марта 1964 г.) и рассказ Александра Сергеевича. Вот что рассказал Александр Сергеевич:

Я доехал до станции поездом, дальше ехал где автобусом, где на грузовых попутках за бутылку водки (денег не спрашивали, а только бутылку). Приехал в Петровский Ям, стал добираться до Троицкого села, где в ссылке жил о. Арсений, никто такого села не знает; одного шофера спрашиваю, другого, третьего, отвечают: Не знаем. Наконец один из пожилых водителей сказал: Знаю село Троицкое, колхоз там огромный, называется Ильич, название Троицкое давно забыли. На машине надо добираться: километров 90110 будет, меньше чем за две бутылки на попутках не возьмут. Иди к парикмахерской, там завсегда нашего брата много толпится, обрастут дома, а сюда приедут и стригутся.

Купил четыре бутылки водки, положил в сумку и пошел искать машину; и действительно, у парикмахерской нашел шофера из колхоза Ильич, договорились: товар погрузит и поедем. Запросил три бутылки водки, потом подумал и сказал: Ладно, за две отвезу. Забрался в машину, брезент шофер бросил, я уселся, и мы поехали. Время от времени молился о благополучии поездки. Три часа ехали большаком, дорога всего меня измотала, от тряски на ухабах все бока избил. Приехали. Вылез из машины, качаюсь, устал от непривычной езды; время уже к шести подошло, надо пристанище найти. Спросил водителя. Да иди в любой дом, пустят, только с бабой говори, а не с мужиком, баба деньги возьмет, а мужик водку потребует, а бабы у нас терпеть не могут, когда мужик выпивши.

Пошел по селу, дома большие, красивые, высокие. Подошел к приглянувшемуся дому, постучал. Вышла хозяйка женщина лет двадцати, осмотрела меня и спрашивает: Чего надо-то? Говорю: Пристанища дней на пять. Ладно, входи, и цену назначила. Лето в этом году стояло жаркое, хозяйка сказала: В холодной тебя положу на сенном матраце. Вошел, умылся, смотрю в красном углу икона висит, перекрестился и пошел на холодную половину дома. Хозяйку звали Любой. После того как перекрестился, внимательно посмотрела на меня и сказала: Ты небось, Александр, голодный, садись, на стол соберу. Стал отказываться, неудобно. Собрала на стол; я встал, Отче наш прочел и сел на лавку у стола. Крынку топленого молока, ватрушки с грибами, щи капустные на стол Люба поставила и радушно, доброжелательно рассказывала о своей семье и меня расспрашивала.

Откровенно сказал, зачем приехал; спросил, где церковь, кладбище. Люба слышала об о. Иларионе. Кладбище осталось, а церковь давно сгорела; об о. Иларионе от матери и бабушки слышала, рассказывали хороший священник был, все село его любило. Отведу завтра к матери, дочка моя у нее сейчас; поговоришь и узнаешь, что надо. Смотрел я на Любу, и настоящая красота русской женщины поразила меня и заворожила. Люба вдруг вспыхнула, одернула сарафан, надетый поверх кофточки, и сказала: Чего уставился, женщин, что ли, не видал? Иди ложись, отдохни; к ужину разбужу, и ушла.

Пошел, лег на сенник и крепко уснул. Проснулся от того, что кто-то толкал меня, говоря: Дядя, дядя! Вставай ужинать, мама на стол поставила! Около меня стояла девочка чуть больше двух лет, ударяя кулачком в плечо. Недоуменно смотрел я на нее, потом сообразил, где нахожусь, и пошел ужинать. В комнате были только Люба и дочка Нина, а где же муж? Спросил, ожидая, что он тоже будет. Люба неопределенно махнула рукой, сказав: Расспрашивать приехал? Садись, ешь!

Утром она отвела меня на кладбище погост. Кладбище, как все деревенские, заросло травой, холмики расплылись, многие кресты истлели, некоторые могилы окружала тесовая ограда и стояли кресты-голубцы, покрытые голубой краской. Ходил я долго, осматривая каждый холмик, кресты с надписями, но так и не нашел могилы о. Илариона. Проходил часа четыре, солнце невыносимо пекло, побрел домой. Дом был пуст; взял книжку, стоявшую на полке, сел на крыльцо и стал читать, увлекся; услышал Любин голос: Дай в дом войти, ишь ты, всю дверь загородил! Взглянув на Любу, снова поразился ее русской красоте. Словно прочитав мои мысли, проходя, тщательно отстранилась и вошла в дом. Обедали вдвоем, молча, я стеснялся есть. Любовь заметила: Ты не в Москве в гостях, а в деревне, чего стеснение наводишь? Ешь! Люба! А где твой муж? вновь спросил я. Опять спрашиваешь? Ну, отвечу. За большими рублями погнался, уехал в Якутию, в город Мирный алмазы добывать, другую завел, написал не вернется. Вот так и живу одна с Ниной, в колхозе работаю, мама за дочкой смотрит. Но не горюю, не одна я такая в колхозе. Глупая была, совсем девчонка, среднюю школу здесь кончила, а он тут как тут! Выскочила замуж, а он взял и уехал, да любви и не было. И зачем тебе рассказываю, сама не знаю. Ты в дом вошел, перекрестился, значит, в Бога веришь, а я некрещеная. Верю в Бога и каждый день молюсь, мать и бабушка верующие, еще священника о. Илариона помнят, многому у него научились. Завтра к моим отведу, может, что и вспомнят?

Унесла тарелки в угол около печки, вымыла и ушла на работу. На другой день отвела к матери и бабушке. Матери было лет сорок, бабушке за шестьдесят. Обрадовались, услыхав, что приехал узнать об о. Иларионе. Разговорились, и бабушка даже вспомнила о. Арсения, жившего двадцать пять лет тому назад через три дома от них.