— В жизни русского зарубежья, к счастью, испаряется дух диссидентства. После гражданской войны русские люди, оказавшись по ту сторону железного занавеса, смотрели на Россию с болью — все рушится, все плохо, новости только трагичные. Послевоенная эмиграция состояла из россиян, которым тоже не было пути назад. Они знали, что встреча с Родиной для них будет встречей со смертью.

А в 90-е годы люди уезжали по экономическим, семейным причинам, но главное — без страха и без ненависти. И потому меняется настрой в эмигрантских приходах. Теперь люди хотят ощущать свое единство с русской церковью. Радостно ведь, находясь в Новой Зеландии, Африке или на Кипре вознести молитву о Патриархе Московском и Всея Руси, и ощутить, что Русь Святая простирается до дальних пределов мира.

Чем отличаются приходы зарубежья от приходов в России, так это малолюдством. Здесь есть свои плюсы и минусы. Приятно, когда все друг друга знают, когда отношения теплые, сердечные. Хорошо, что после службы предлагается совместное чаепитие, общение. Это заимствование у инославных, но ведь доброе и человечное есть и у неправославных христиан.

Нет, нет, не спешите обвинять меня в экуменизме. Я всего лишь повторяю то, о чем мечтал еще св. Феофан Затворник: «Отчет я читал. Там нет ничего неправославного. Хвалит штундистов не как правоверующих, а что как кто станет штундистом, так начинает добре жить. Цель у него — завесть православную штунду[131]. Ведь штунда, собственно, есть собрание для бесед благочестивых не в богослужебные часы. Тут поют духовные стихи, читают Евангелие, книги, беседы ведут. Я рекомендовал ему этот отчет представить Владыке с той целью, чтобы возбудить его заводить везде православную штунду, внецерковные собрания и беседы»[132].

Этого нам в России и по сю пору не хватает. Помните, как точно сказал Святой Ириней Лионский о грехе первых людей: «Не став еще людьми, они хотели стать богами». Прежде чем обожиться, надо очеловечиться. То есть надо научиться радоваться друг о друге, а потом нести радость о Господе. Элементарные вещи: улыбка, внимательное доброе слово, приветливый взгляд — как все это важно в жизни прихода. На малом приходе священник помнит всех и знает обстоятельства жизни каждого…

Но иногда хочется побыть наедине с Богом, хочется придти туда, где тебя не знают, затеряться в многолюдстве. Вот это чувство одиночества пред Богом в толпе необретаемо в малолюдных зарубежных приходах.

— А что значит — «предать анафеме»?

— Это значит публично засвидетельствовать несовместимость той или иной идеи с христианской верой или же отлученность данного человека или группы людей от церковного общения. И это ни в коем случае не проклятие!

В католической традиции — это проклятие, да, но в православии я знаю только один случай, когда анафема провозглашалась как проклятие. Это был 1821 год. Греки подняли восстание против турок, и султан вознамерился издать закон, согласно которому все православное население в Турецкой империи объявлялось вне закона и подлежало вырезанию. Надо отдать должное главе мусульманского духовенства: он отказался подписать это распоряжение, за что был сразу убран и на его место султаном был поставлен другой человек. Но в результате этой заминки об этом замысле стало известно в правительствующих кругах, а поскольку в правительство Турецкой империи, в ранге трехбунчужного паши, по статусу входил константинопольский патриарх, то об этом узнал и он. И вот перед ним встал страшный выбор — либо гибель всех его соотечественников, либо какой-то неожиданный поступок. И тогда он публично издал послание, от своего имени и от имени Синода — с анафемой всех восставших греков. И вот в этом случае анафема означала отнюдь не просто отказ в церковном общении — потому что туркам, которые сами были вне Церкви, было бы непонятно, в чем тут наказание. Там были страшные слова именно проклятия — «пусть ваши жены станут вдовами, пусть ваши дети будут сиротами, пусть земля станет как бесплодный камень под вашими ногами, а небо — медным тазом, которое будет сжигать вас огнем, ну и так далее». Вот это и был единственный подобный случай в православной традиции.

— Сбылось проклятие?

— Нет, это не сбылось. Турки проиграли, грекам удалось создать свое эллинское королевство, тогда еще довольно крохотное. Патриарха этого, Григория Пятого, турки все равно повесили через пару недель. Но, как ни странно, греки почитают его как святого и героя, ему ставят памятники. Он принес в жертву свою совесть, душу и, несомненно, репутацию — только ради того, чтобы спасти свой народ. Но при этом после того случая отказываются признавать церковную власть Константинопольского Патриарха — оттого жизнью греческой Церкви управляет Афинский Синод.

И вновь говорю: это был единственный случай. Когда отлучали Льва Толстого, то ни о каком проклятии не было и речи, даже службы специальной не было.

— Скажите, Вы ведь, наверняка, как служитель церкви, против употребления, так называемых, матерных слов.

— Человек должен идти к свободе. Свобода есть некое самовластье, на греческом это — «экс-усия», что означает существование из себя самого. Человек обязан защищать свою свободу в том числе и от самого себя. Очень наивно считать, что свобода это только свобода политическая. Свобода — это свобода и от своих реакций, точнее — защита от их навязчивости, предсказуемости, неуклонности. Знаете, в диккенсовских «Посмертных записках пиквикского клуба» есть мистер Пиквик — человек, я бы сказал, такой православной комплекции (отец Андрей подразумевает свою и его полноту). Так вот, он куда-то торопился и остановил кэб на улице. Когда он в него уселся, то заметил, что кэбмен тоже человек не слабого телосложения, а лошадь — такая дохлая, тощая кляча. И мистер Пиквик спрашивает кэбмена: «Простите, милейший, а эта кляча нас довезет или нет?» На что кэбмен отвечает: «Не извольте беспокоиться, сэр. Главное — заставить сделать ее первый шаг, после этого кэб набирает скорость и кляча убегает от него, чтобы он ее не задавил»[133]. Вот это и есть принцип наших отношений с нашей собственной эмоциональной жизнью, когда внешние обстоятельства, или наши стереотипные реакции подгоняют нас и сами за нас решают, что мы скажем и что мы сделаем. И нужно научиться держать дистанцию по отношению к своим привычкам и стереотипам. Так что о речевой культуре я скажу просто: «за базар ответишь». Человек — это существо, которое должно научиться контролировать все аспекты своей жизни. Если ты хочешь быть по-настоящему свободным, бери под свой контроль все, с чем ты связан, в том числе — свои эмоции и свою речь.