— Да, многие предпочтут второе. Это и означает, что русский народ деградирует.

— Тогда это правильная деградация. В нужном направлении — свой дом с бассейном и сауной, в гараже две машины. Путешествия во время отпуска на экзотические острова. Зимой — камин и глинтвейн. Плетеная мебель… Это я мечтаю…

— А одно другого не исключает. Россия времен своего расцвета была одной из богатейших держав мира. Византия была центром мировой роскоши. И Римская империя не бедствовала.

— И где они все теперь? Они лишились своего мессианства, и из империй, где роскошь была доступна только элите, превратились в маленькие развитые страны, где нормально живется среднему классу. Пусть себе китайцы в XXI веке мессианствуют, размахивая нашими идеями и задумываясь о загадочном китайском характере, который умом не понять, юанем общим не измерить. Пусть мессианствуют. А мы… К черту! Будем, немногочисленные, раскачиваться в креслах-качалках и ездить на службу на мини-вэнах с зимней шипованной резиной. Пусть все идет, как идет. Чего вы добиваетесь? Что для вас важнее, православие или народ?

— Православие. Ведь оно как раз и существует для спасения людей. Для того, чтобы эти люди были людьми, а не ходячими кусками телятины.

— Вы хотите сказать, что все неправославные — католики, протестанты, язычники — ходячие куски?..

— Отнюдь. Если он католик, буддист или язычник, у него уже есть некое стремление ввысь. Уже есть вертикаль в жизни. Конечно, могут быть какие-то оплошности в его навигационной карте, в этой религии могут оказаться слишком слабые движки, которые не смогут вывести его на нужную орбиту. Но то, что он взлетел — это уже хорошо.

— Глобальные процессы обмена информацией в мире стирают границы наций и государств. И предельно открытый мир XX1, в котором быть может даже станут невозможными уголовные преступления именно в силу его предельной прозрачности и тотального контроля, этот мир сможет существовать только в том случае, если даст максимальную свободу самовыражения при абсолютном минимуме запретов. Запретов, без которых социум просто рухнет — нельзя без разрешения взрывать дома, убивать людей, красть и так далее. Не мне вам рассказывать про несколько основных запретов… Впрочем, никто не будет эти запреты нарушать, поскольку, с одной стороны, минимальные бытовые потребности обеспечены, а с другой, каждый шаг фиксируется недреманым оком компьютеров. И если надо, тебя всегда найдут по оставшимся следам. Технически именно к этому обществу мы идем. И придем. Но именно это и есть максимальная свобода! Поскольку такой, казалось бы насквозь тоталитарный мир, может существовать и при этом быть достаточно гибким, чтобы еще и развиваться, только в том случае, если помимо нескольких фундаментальных запретов человеку в нем возможно делать ВСЕ остальное — ходить голым по улицам, прилюдно трахаться на площадях, жечь государственные флаги, высказывать любые идеи, том числе фашистские, принимать наркотики, совершать прилюдное самоубийство… Главное — непосредственно не покушаться на чужие интересы. Различить просто: пока я сам колюсь — это мое дело. А если тебя насильно пытаюсь наркотой уколоть — я преступник, непосредственно покушающийся на твою жизнь, здоровье и свободу. В мире будущего каждый отвечает за себя. Это мир свободы и ответственности, а не государственного патернализма, мир большего равнодушия человека к человеку, чем сейчас… Так что не бойтесь, никто вам не будет запрещать исповедовать ваше православие. Обывателю и государству это будет просто неинтересно.

— Обыватель и мне неинтересен. Я считаю, что православие, чем дальше, тем больше становится религией меньшинства, того меньшинства, которое обладает даром протестантства. И чтобы быть православным в XXI веке даже в России, не говоря уже о Западе, надо обладать даром свободомыслия. Число людей, которые способны всерьез относится к своим принципам, которые способны искренне верить, которые способны разрешить своим убеждениям влиять на свою жизнь… их число не зависит от политического климата, эпохи и религиозной обстановки в стране. Это число достаточно стабильно и примерно равно 10–15 % населения страны.

— Вы сами не представляете, что вы сейчас сказали! В обществе, вне зависимости от политических и экономических факторов, вне зависимости от общественного строя всегда рождается 4–5 % гомосексуалистов, менее одного процента дебилов и олигофренов, какой-то постоянный процент людей с больными почками и… 10 процентов православных. Получается, что православность — это биологическая обусловленность. Физиологическое строение организма. Может быть это поддается лечению?

— Зато я понимаю, что сейчас сказали Вы! В том грядущем обществе, которое мы называем «царством антихриста» от христианской веры будут именно «лечить». Православие будет считаться опасной болезнью… А для меня это означает непростой вопрос: традиционно христианство исходило из того, что человек в любой ситуации сохраняет свою внутреннюю свободу, а потому и нравственную ответственность за свой выбор. Но в психотропном обществе человеческая душа может быть изнасилована и даже «вылечена» помимо всякого согласия на то самого человека. Так по каким критериям будет судить Бог христанина, на которого напали на улице, вкололи ему обезволивающие препараты, и потом так перекроили его сознание, что он с восторгом топчет Распятие?

— Гомосексуалистами тоже бывают люди самых разных возрастов, конституций и профессий… Но на самом деле это безвредный для окружающих мозговой сдвиг. А кто, кстати, больше тянется к церкви? По моим наблюдениям больше тяготеют к религии люди пожилые, женщины, малообразованные… А из интеллигенции — технари или гуманитарии?

— В основном гуманитарии, конечно.

— Я так и знал. Худшая часть населения…