One of my old friends, I remember, tried to follow this line: he became a monk, now he does not protect anything from the world... He settled in a very cold room. He needed a light, he lit the electricity; He needed water, so he let the water flow, and so on. Then he realized: if I say that I do not take anything from the state and from high society, then I must live without electricity, without water, without heat, without heat, without paints for writing, without paper and carpets, etc.

Of course, the example is very simple, but in fact it is so.

On the other hand, I am convinced that the Church should not interfere in politics and should not be, as it were, a political party of a certain species, because this at once reduces it to the same level as the state, as if the whole point is that it has one ideology and another state. But the Church, on the basis of its faith in God and in the Gospel, has certain moral foundations. And it is these universal moral foundations that the Church has the right to proclaim, saying not: "God will punish you if...", but: "If you want to be a real person, then you cannot act as you do...".

In a society, in a country where there are several political parties, again, the Church should not be part of one of them. But the Church must, on the basis of the Gospel, have an equal judgment about any actions of the state, the parliament or any power structure, and declare that this cannot be done (no matter who acts: right, left, middle). The church must have the courage and courage to say to any party, to any group of people: "This is unacceptable!" And not because the Church belongs to another group, but because the Church is like a sign.

[1988-89], 1993

On the unity of Christians

Metropolitan Anthony of Sourozh

ON THE UNITY OF CHRISTIANS

"...и о соединении всех Господу помолимся"

     На каждой службе мы молимся "о соединении всех" в Церкви Бога Живого. О каком это единстве мы молимся, и почему нужно именно молиться о нем? Мы молимся, потому что единство, которое разрушил человек, восстановить может только Бог: критерии его слишком высоки, мерки его не человеческие, а Божии. Такое единство – тайна по природе, чудо по существу. Христианское единство нельзя определить в категориях содружества, сообщества. Это не "совместность", это "единство": Да будут они едины, как и Мы – едино, – обращался Господь в Своей последней молитве к Отцу (см. Ин 17:22). Это славный и трепетный призыв и образец, потому что в нем заложено державное повеление для всего рода человеческого: достигнуть подобия Святой Троице, быть Ее образом и Ее откровением; а это и обещание, но также и ответственность. И мы легко забываем и то, и другое. Опыт этого славного и страшно-трепетного единства и есть само бытие, существо Церкви, ее природа: Церковь есть само это единство; Церковь есть едина и нераздельна, хотя христианский мир разбит на части нашими грехами. Просите мира Иерусалиму, граду слитому в одно... (см. Пс 121).

     Слишком часто Церковь мыслится как самое наисвященное общество людей, объединенных и связанных между собой общей верой и общей надеждой на одного и того же Бога, их любовью к одному и тому же Господу; многим представляется, что единство Самого Бога, к Которому разделенные и сопротивостоящие христиане прибегают, – хотя и исключительный, но достаточный якорь их единства. Такой критерий слишком мелок; и также слишком мелок лежащий в его основе опыт о природе и о жизни Церкви. Церковь не есть просто человеческое объединение. Это не объединение, но организм, и его члены – не "составные части" коллективного целого, но подлинные, живые члены сложного, но единого тела (1 Кор 12:27): не существует такого явления как христианский индивид. И тело это, одновременно и равно, человеческое и Божественное. Человеческое – потому что мы – его члены; и не только мы, а также и все почившие верующие, потому что "Бог не есть Бог мертвых, но живых" (Мф 22:32), и все для Него живы. Но Церковь также и Божественна: Сам Господь, истинный Человек и истинный Бог, есть ее Глава, Первенец среди усопших, один из ее членов; в день Пятидесятницы Дух Святой вселился в нее и пребывает в каждом из ее убежденных членов; и наша жизнь сокрыта со Христом в Боге Отце; мы – сыновья и дочери по приобщению.

     Церковь есть место и средство, способ соединения Бога с Его тварями. Это – новое творение; Царство, уже пришедшее в силе; единство, вос-созданное с Богом и в Боге – в любви и свободе. Слова, которые кажутся такими жесткими: "нет спасения вне Церкви", глубоко справедливы, потому что Церковь и есть спасение: место встречи Бога с человеком, но также, по существу, самая тайна их соединения. В Церкви Бог оделяет Свою тварь Своей Божественной жизнью, отдает Себя свободно, в любви; человек становится причастником Божественной природы (2 Пет 1:4) и в любви, свободно принимает Бога, становится Богом по приобщению, когда его человеческая природа пронизывается благодатью, Божественной и нетварной, как железо может быть пронизано огнем. Бог, принятый любовью, больше не чужд Своей твари, как и человек больше не чужак в Царстве Божием. И это новое взаимоотношение вырастает в подлинную молитву единства, которая есть поклоняющаяся любовь и преданное служение.

     Церковь не ищет единства и полноты; она есть полнота и единство уже данные и принятые. И это единство есть образ Святой Троицы, подобие Божественной жизни, славный и страшный и животворящий опыт, переживание для самой Церкви, – и тоже откровение всему творению: Да будут все едино ... да уверует мир, что Ты послал Меня (Ин 17:21), и имели бы жизнь вечную, потому что сия есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа (Ин 17:3).